Я стону в голос, проклиная алкоголь и идиота, выработавшего у меня рефлекс собаки Павлова: остановка «набить тату» следующая после «бухать». Кожу неприятно жгло еще в душе, но тогда я не уделила ей должного внимания, а теперь иду к чемодану за припрятанном в медикаментах креме как раз для таких ситуаций. Таська валяется на кровати, смотрит на меня одним глазом и произносит хрипло:

– Татуха огонь.

Я злюсь на себя очень долго. В том числе за наивную глупость начертанных слов. Ну что за дебилизм? Да любое изречение Ницше было бы лучше, каким бы пошлым и пафосным ни казалось! Из-за этого перманентного раздражения, а еще мороки, связанной с новым коллективом и поиском жилья, я не сразу замечаю подозрительно притихшего соулмейта. Он вел далеко не праведную жизнь, из-за него я попробовала крепкий алкоголь, сигареты и травку, не говоря уже о сломанных конечностях, синяках и ссадинах. Мы вместе болели, вместе травились, вместе взрослели... Только из нас двоих жил именно он, а мне доставались лишь отголоски.

Подыскав себе комнату, я съезжаю, еще раз рассыпаясь в благодарностях. Таськина щедрость позволила мне подойти к выбору основательно, и вариант, на котором я остановилась, идеален. Это двухкомнатная квартира в пятнадцати минутах от метро, рядом парк. Моя комната небольшая, одиннадцать квадратов, зато цена приятная, да и кухня с ванной вполне просторные. А еще из моего окна открывается чудесный вид. Через две недели после моего заселения девушка из второй комнаты переезжает к молодому человеку, и следующий месяц, пока она держит за собой комнату на всякий случай, самый идеальный в моей жизни. Увы, однажды она принимает решение полностью перебраться к своему мужчине, и хозяйка начинает поиск нового жильца.

Я успеваю пересечься всего с одной кандидаткой, когда объявление о сдаче снимают с публикации. По дороге домой я думаю, что расфуфыренная блондинка на первый взгляд показалась мне неприятной стервой, но утешаюсь тем, что дружить нам необязательно. Хотя тоска по одинокой вольготной жизни теребит краешек души.

Но всё оказывается хуже. В комнату по соседству въезжает парень.

***

Впервые столкнувшись с ним, я пугаюсь. Больше от неожиданности: ничто не указывает на новосела, пока я разуваюсь и тащу пакет с продуктами на кухню. Я возвращаюсь в прихожую, стягиваю куртку и вдруг слышу, как унитаз сливает воду. Меня буквально парализует. Дверь в ванную открывается, и появляется он. Высокий незнакомый парень с накинутым на голову капюшоном худи. Мы смотрим друг на друга, в голове полной хаос. Бегущей строкой глупая до невозможности мысль о наглости грабителя, зашедшего пописать на дорожку…

– Ты моя соседка? – без интереса спрашивает он. – Хелен предупреждала.

– О чем? – отвечаю по инерции.

– О тебе.

Поворачивается спиной, идет на кухню. Ведет себя по-хозяйски.

– А меня она предупредить забыла, – говорю, осторожно продвигаясь по коридору. Он вроде адекватен, но в два раза больше и черт знает кто. – Так… кто ты?

– Кай. Снял комнату.

Я удивлена и ошарашена. Побеждает второе, и я говорю:

– Но ты… – Что? Парень? Вполне очевидно, спасибо, кэп. – До тебя тут жила девушка.

– Ага. Теперь буду я.

Он невозмутимо собирает себе бутерброд, будто не находит проблемы в разнополых соседях. Не то чтобы мы обговаривали этот вопрос при подписании аренды, просто мне это казалось очевидным. Теперь я понимаю, что не смогу надавить на хозяйку: она праве сдать вторую комнату кому угодно.

– Ладно. Ясно, я… – Что? Лучше бы молчала, чем блеяла робко. – Я Грета.

Он отвлекается от нарезки огурца (грубоватыми ломтями), поднимает бровь.

– Серьезно?

Пытаюсь сообразить, что не так с моим именем. Он продолжает:

– Похоже на Герду, да?

И усмехается. Мгновением спустя меня озаряет: Кай и Герда, Снежная королева, все дела. На самом деле у нас абсолютно разные имена, но он уже отвернулся, а на повестке дня есть более важные вопросы, чем хромающее чувство юмора нового соседа.

– Во сколько ты встаешь? – спрашиваю негромко, вымыв руки и начиная разбирать пакет. В холодильнике две полки и ящик с двумя отсеками, проблем с дележкой продуктов еще не возникало. Я с облегчением убеждаюсь, что он забил продуктами (неплохого качества) только свою половину.

– Мы уже на этой стадии, детка? – усмехается он, поглядывая с высоты своего роста.

– Я занимаю ванну на полчаса, с семи двадцати до без десяти восемь, – отвечаю ровно, не ведясь на подначку. В планах было пожарить курицу, но теперь я хочу побыстрее уйти к себе и беру творог. – Нормально?

Наверное, не стоило спрашивать, – думаю тут же. Я типа старожил. Могла бы просто поставить перед фактом.

– Полчаса? – повторяет он удивленно и меряет оценивающим взглядом. Всю, с головы до пят. Я в джинсах и рубашке, но чувство такое, словно стою перед ним голая.

Он хмыкает и ничего больше не говорит, а я отчего-то чувствую себя униженной. Словно девушка, не уделяющая себе минимум пару часов, не достойна быть объектом мужского интереса. Это субъективное впечатление, но очень уж красноречивой была его реакция. Стиснув зубы, заканчиваю с творогом и прячусь у себя. Впервые я не рада возвращению домой. Само ощущение дома подверглось серьезному испытанию – я больше не чувствую себя защищенной. Накатывает сильная, до слез, обида, но я шмыгаю носом и тру рукавом влажные щеки. Временные трудности, вот что это. Он вроде не горит желанием общаться – прекрасно, минимальное взаимодействие меня устроит. Как девушка я его явно не заинтересовала, и это тоже славно: не хватало еще терпеть приставания. А так всё предельно ясно, как-нибудь уживемся. Взрослые же люди.