Шрифт:
— Я так счастлива! — прошептала она.
Малько лежал не шевелясь. Симона провела кончиками пальцев вдоль его спины и сказала:
— Делай то, что тебе хочется, не думай обо мне.
Он не успел последовать ее совету: дверь резко распахнулась, и в комнату ворвались двое негров с пистолетами в руках. Оба остановились в нескольких шагах от дивана, жадно глядя на обнаженное тело Симоны. Молодая женщина перевернулась на живот, всхлипывая от стыда. Малько вскочил и пошел на тонтон-макутов, пока в его голый живот не уперся кольт тридцать восьмого калибра.
— Вон отсюда! — крикнул Малько с такой свирепостью, что макуты даже немного растерялись. Но ненадолго. Один из них, который был поменьше ростом, плотоядно усмехнулся:
— А что, мы разве мешаем?
Не отрывая кольта от живота Малько, он снова жадно взглянул на Симону. Второй макут обошел Малько и шагнул к дивану.
— Gade y sun bonbonte! [20] — хохотнул он и медленно провел черным пальцем по спине Симоны и между ее ягодиц.
Симона взвыла, перевернулась и с искаженным ненавистью лицом, оцарапала ему ногтями щеку. Макут инстинктивно отступил и угрожающе сказал:
20
Смотри-ка — красивая девушка! (креольск.)
— Мы еще встретимся…
Оба ушли так же внезапно, как и появились.
Малько задыхался от бешенства. Этот эпизод явно был маленьким тактическим ходом в затеянной Амур Мирбале травле.
Симона рыдала, закрыв лицо руками.
Малько молча оделся.
Симона обвела взглядом посетителей ресторана и наклонилась к Малько, всем своим видом выражая сильнейшее презрение.
— Просто не верится, — шепнула она. — Здесь полно негров!
Они сидели на террасе ресторана "У Жерара Бальтазара" — одном из самых фешенебельных заведений Петионвилля. Впрочем, дорога, по которой подъезжали к этому заведению, была такой же разбитой, как и все остальные. В ресторане действительно преобладали чернокожие — было только несколько мулатов. Малько внутренне расхохотался. В устах девушки, которая не отрицала примеси в своих жилах негритянской крови, это была неожиданная ремарка. Где только не коренится расизм? Вот и здесь тоже — в стране, где последнего белого съели двести лет назад…
Малько ужасно хотелось расслабиться, повеселиться и выпить. Симона была прелестна в своем легком облегающем белом платье. В ушах у нее красовались большие серьги. Отправляясь в ресторан, она сделала легкий макияж и, несмотря на жару, надела колготки — высшее проявление элегантности на Гаити.
Они выпили уже по три порции ром-пунша. Глаза у Симоны блестели, а Малько преисполнился некоторым оптимизмом.
— Раньше негры в такие заведения не ходили, — вздохнула Симона, — но при Дювалье они таскаются повсюду. Посмотрите, как они уродливы. Только в "Бельвю" и можно чувствовать себя спокойно — там они появляться еще не решаются…
А ведь у матери этой девушки кожа была черной, как уголь…
От легкого порыва ветра Симона зябко поежилась.
Под тонкой тканью ее платья четко обрисовались соски. Перехватив взгляд Малько, она покраснела:
— Наверное, вы считаете, что у меня неприличный вид. Но мне просто хочется вам понравиться. Если бы вы смогли увезти меня отсюда, я стала бы вашей преданной рабой!
Малько благоразумно ограничился поцелуем ее руки, Он представил себе выражение лица Александры, вернись он с Гаити в сопровождении рабыни с такой фигурой. Вряд ли это укрепило бы их брачные узы…
Официант принес счет. Малько положил на стол десять долларов. С робостью девственницы Симона прикоснулась к его руке.
— Мне ужасно хочется пойти в кино, — призналась она. — Тут недалеко показывают "Историю любви"…
На Дельмас Роуд находилось три или четыре кинотеатра "драйв-ин" — предмет гордости гаитян. Прямо как в Америке.
"Почему и нет? — подумал Малько. — По крайней мере, часа на два можно отключиться".
При выходе из ресторана он нарочно немного замешкался, чтобы люди Амур Мирбале их не потеряли. Интересно, понравится ли тонтон-макутам "История любви"?
В темноте рука Симоны поползла по его животу, как маленький теплый зверек. Он слегка поежился от удовольствия и открыл глаза. Она впервые осмелилась на такую интимную ласку — может быть, потому, что считала его спящим.
Они вернулись к ней домой сразу после просмотра фильма. Малько долго не мог уснуть. Его мозг лихорадочно продолжал искать способ бегства с Гаити. По возможности, вместе с Симоной. Однако решение все не приходило. Единственное, что он мог сделать, — это убить трех следивших за ним тонтон-макутов. Но даже если это ему удастся, то что дальше? Амур Мирбале спустит на него всех своих людей. Порт, аэродром и все ведущие к доминиканской границе дороги наверняка находятся под наблюдением. И рассчитывать на помощь гаитян — особенно ему, иностранцу и белому, — нельзя: они слишком запуганы дювальеристами. Надеяться — и то не слишком сильно — можно только на Берта Марни, которому тоже надо спасать свою шкуру.
Прижавшиеся к его телу теплые губы Симоны рассеяли эти невеселые мысли. Ее нежный рот был более действенным, чем весь производимый на Гаити "буа-кошон". Она заметила, что он проснулся, но молча и неутомимо продолжала свои сладостные ласки; потом легла на него, спрятала лицо на его плече и стала тереться о него животом — все быстрее и быстрее, судорожно дыша ему в ухо. Распаленный Малько положил ей руки на поясницу и сильней прижал к себе. Она вздрогнула, как кошка, которую неожиданно погладили, и ее движения замедлились, а дыхание сделалось ровнее. Потом она снова энергично заерзала на нем, словно торопилась поскорее все завершить. Малько сдерживался, сколько мог, пока не понял, что чуда опять не произойдет. По его вине: он пока так и не сумел избавить Симону от неотступно преследовавших ее призраков.