Перед рассветом, бледные сумерки в пластилиновой палитре, ваяли следующий день. Я сидела в своей комнате, курила трубку, ненавидела соседей и всех предрассветных людей. Размышляя о мире и вечности, в восторге духа из мудрости - находила покаяние совести, и не давала кандалам усталости, захватить мои помыслы в повседневности.
***
Нет желания, его нет. Одна пустота за много лет.
Чушь и дилетантский бред.
Страх и одиночество.
Золотой рассвет.
Что за дерьмо!
Тошнит от испражнений века
– поэзия современника, позера и поэта:
томление по детству;
первый запах отца;
ее грудь,
первая роса.
Звезды, глаза…
Поэзия?
Где? Мой друг в поэзии – отшельник и беспутный кретин…
Сестра! Сестра!
– вина скорее в кубок мой,
о как изъеден молью стиль и нрав мой! Боль,
декадентство,
отчаянный неудачника глас;
рассвета пьяный гимн,
скорее даже..,
хотя право..,
наследников вольной поэзии -
более чем,
более. Приторно все вокруг:
ублюдки, рои суетливых мух.
Под Питерским ноябрем,
неба оголенного дождем:
в кедах мокрых с липким носком,
отгородился музыкой ваших страданий.
Страданий – да, да, страданий.
Отвернулся от всех.
Мне стыдно смотреть на вас
и даже в кафе,
даже здесь, меня тошнит
современники,
герои ноября
в джинсах
и мягким воняющим не вами,
великодушием ко всем.
Всем кроме вас,
– всем остальным,
не повезло родиться на свет.
«Посмотри на себя»,– говоришь ты.
А я вижу тебя:
отстраненный взгляд,
жирной рот,
коммуникатор,
JPS,
твой личный гороскоп!
Ты должен, не тебе должны,
– чем-то напоминает опять же ваши,
мои,
его стихи. Сижу в двух ударах от тебя,
проклятая тварь.
Небритый подбородок,
на столике с кофе,
Бодлер тоже ничтожная..! В кафе.
Смеешься в безразличное ухо,
смотришь по сторонам,
как на тебя смотрят.
На той стороне волны тоже цензоры.
Конец ознакомительного фрагмента.