— Изотов Виктор, — отрекомендовался я, — Даже Анатольевич. О наручниках первый раз слышу.

— Врешь! — агрессивно постановил первый, находящийся в безвыходном положении, и таки полез лапать кобуру, — У нас предписание…

— В нем сказано о средствах удержания или о наручниках? — проявил чудеса сообразительности я, продолжая изображать из себя соляной беззащитный столб.

— О средствах…, — пришёл мне на выручку второй.

— Тогда всё в порядке, — аккуратно и медленно поставив на пол сумку со шмотками, я также плавно, одним пальцем, дабы не нервировать бедолаг, отогнул высокий воротник свитера так, чтобы продемонстрировать блеснувший металл надетой на меня сбруи, — «КАПНИМ» на мне, с НМП-301…ОТ.

— «Капним»? — удивленно подал голос снова второй из служителей закона, — Слышь, молодой, ты же урка. И залет как у урки. И рожа… С чего тебя упаковали?

— Не ко мне вопрос, товарищи милиционеры, — откровенно соврал я, — Но браслетов не было, факт.

— Сейчас будут! — нашел выход из положения первый, вновь ища возле пуза ну… понятно что.

Сопротивляться? Протестовать? Да ни в жизнь. Наручники — это хорошо! Безобидный вид увеличивает шансы на выживание! А заодно полюбуюсь, как вторую мою сумку будут тащить.

— Твою налево! — выдавил как раз схвативший сумку первый тип, ловко застегнувший мне наручники за спиной, — Что у тебя там, зад… Изотов?!

— Гири, — скромно ответил я, — Две штуки, по 32 кило. Форму поддерживаю.

— Ты **я чо? В Стакомск припёр четыре пуда железа?!

— Сирота я, больше ничего ценного нет. Не разбейте их, дяденька.

А мужики опытные, тертые можно сказать. Не стали забавлять меня зрелищем напрягающейся милиции, а банально переобули в наручники спереду, дабы пёр я свои гири сам. Причем пригрозили, что потом гири отнимут и распилят для проверки, не протащил ли я сюда какую-нибудь контрабанду. Козлы. Зато проинструктированные, в глаза не смотрят, косят по сторонам. А я иду, курю, раз руки спереди, то вполне можно, несмотря на гири в сумке.

Жаль только, ничего особого так и не увидел. Вокзал и вокзал, перед ними площадь и площадь, благо что народа мало, ну а что потом? Воронок и воронок. Из него на местные красоты не полюбуешься, знаменитые башни не увидишь. Впрочем, не бьют, не стреляют, курево не отнимают, везут себе и везут. Чего еще желать?

— «НИИ селекции и утилизации крупного рогатого скота города Стакомска»? — прочитал я вслух аббревиатуру на входе в мрачном массивное здание, напоминающее помесь гигантского серого склепа с музеем, — Да вы издеваетесь…

— Что тебе не так, Изотов? — не оборачиваясь, усмехнулся один из конвоиров, — Ты новенький, плюс довольно крупный…

— А что скот, так на лице написано, — хрюкнул я под согласное хрюканье товарищей милиционеров, — Хорошо, что рогов нет…

— Твоя прическа вполне на них тянет, — не стали меня утешать.

Холл был мрачным, пустым и безлюдным, как и коридоры за ним. Большая, давящая и полутемная коробка. Мы шагали, как три разумные блохи в могильнике мамонта.

— Хорошая атмосфера, — не стал держать в себе всё я, — Наверное, тут утренники просто бомбические проводят.

— Сюда, по своей воле, Изотов, никто не суется, — с максимальным ехидством в голосе, определенно помня о гирях, ответил мне один из неназвавшихся милиционеров, — И по приказу тоже не рвутся.

— Ага, — не менее радостно поддержал его собрат, прущий сумку с моим пожитками.

Меня от таких новостей продрал бодрый такой морозняк по всей спине. Нет, знал, конечно, что жопа светит, но как-то много всего на одного невинного сиротинушку за последние пару суток. Отличника, девственного, нецелованного…

Лифт был ого-го. Причем это «ого-го» просто-напросто раззявилось в сплошной стене, светя нам уютными потрохами комнаты 7х7х4 метра, причем последнее в высоту. На такой херотации можно было мамонтов катать, что вполне объяснялось габаритами некоторых неогенов, но меня скрючило лишь тогда, когда двери лифта закрылись. На них, с внутренней стороны, красовался здоровеннейший герб. Серп, молот, посередине рука, сжатая в кулак, удерживающая в нём молнию.

Общий символ советских неогенов. Но какой-же, сволочь, здоровый.