Идеальный, абсолютный, безоговорочный джек-пот. Но с маленькой помаркой — Янлинь в её 21-летнем возрасте является большим исключением. Остальные «чистые» намного младше физически. И останутся такими навсегда. А еще им не нужно есть и пить. Хорошая вишенка на тортике.

Теперь понятна ненависть девчонок в общаге к Янлинь. Какие пацаны, о чем вы? Терпеть рядом такое… это я могу лишь позавидовать белой завистью. Ну не только я, за все мужчин сказать можно, а вот женщины… Мда.

Забившись автобусу на самый зад, чтобы избежать взглядов, я лишь качал головой, думая, насколько неприятно человеку жить с «чистым» на одной планете. Лучи из рук, полеты, телекинез? Ха! Мелочи. Любой мужик с автоматом превращается в супермена, способного 31 раз подряд плюнуть смертельно опасным куском свинца. А вот знать, что будешь всегда… это бомба.

Сначала я дернулся, прерывая размышления, заметив краем глаза фигуру подходящего ко мне человека. Затем поперхнулся, увидев, что во вполне себе советском душном автобусе, где все окна закрыты вечными бабками, стоит мужчина в наглухо закрытом плаще и темных очках. Стоит возле меня. Потом вообще забыл, как дышать, когда этот гад плащ распахнул известным по прошлому миру жестом классических извращенцев.

Правда, дальше всё пошло не так. Вместо голого тела под плащом у мужика была только вращающаяся тьма, куда меня и засосало, попутно вырубая к ядрене фене.

— … да пошло оно всё, я сваливаю!

— Куда, гад? А ну вернись!

— Сам ****ь, если хочешь. Меня достало всякое мерещиться!

— Отчим тебе яйца открутит.

— За тридцатку пусть сам тут стоит… Михан, ну сам башкой своей подумай, этот крендель под наркотой нам чем-то по мозгам лупит! Я уже дергаюсь! А если он очнется?!

— Э… да не очнется он, я видел эти дозы. Под ними таких быков держали. Неделями!

— Х**лями! Я всё сказал, мне мозги дороги! Снаружи буду!

— Погоди, я с тобой. Хоть перекурю…

Уши слышали, то, что между ними слова понимало, но как-то ленилось обрабатывать. Мне было зашибись как хорошо. Никогда такого кайфа не испытывал. Хотелось просто лежать с закрытыми глазами, плыть на волнах этого прекрасного бесконечно нежного ощущения, увозящего тебя от всех тревог, проблем, этой надоедливой и бестолковой мозговой деятельности. Только мешал крайне надоедливый писк здравого смысла, ножом разрезающий нирвану — кайфовать и нежиться в близком присутствии двух хриплых мужских голосов, от которых буквально разило самыми низами общества, было чрезмерным идиотизмом. А значит, что-то было не то.

Что-что… накачали меня. А пара уголовников нахваталась моих иллюзий, зассала и свалила за дверь. Нужно этим воспользоваться!

Веки… кто-нибудь, поднимите мне их! С каким трудом я ими шевелю, вспоминая, как надо. Вокруг тишина, полная, ничего не слышно. Кажется, светло. Еще светлее. Пошли, родимые! Н-н-о!

Это было сложно, но я победил. Может быть, дурь стала проходить, может я от диссонанса между плавным кайфом и голосами своих надзирателей так собрался, но вот, лежу, глазками лупаю. И испытываю жестокое жизненное разочарование.

Меня не сковали и не связали, а зафиксировали в позе иисусика, чем-то примотав наглухо задние титановые стержни КАПНИМа к лежанке. Еле-еле могу голову приподнять, да и то лишь, чтобы убедиться, что точно нахожусь в закрытой небольшой комнате, голой как студентка в постели миллионера, что экзоскелет работает, и что на моей руке внезапно нет браслета универсальных часов Стакомска, снять которые совсем непросто. Плохо. В часах маячок.

Правда была нелегкой, но принять её удалось без особых рефлексий. Я с голой жопой незнамо где, добраться хоть как-то до фиксирующих мой экзоскелет креплений невозможно, маячок сняли, значит, подмоги не будет. Дернувшись тихонько пару раз, я понял, что зафиксирован далеко не в четырех точках, а куда больше. Вывод? В данных обстоятельствах я бессилен, а проявлять дальнейшую активность вредно. Надо отдаться кайфу назад, но не до конца. И смотреть по обстоятельствам.

Расслабившись, я закрыл глаза, начав потихоньку уплывать от вновь набирающих силу ощущений. Когда вот-вот должен был наступить порог полной нирваны, задержался в полудрёме. К собственному вялому удивлению, минут через 10 понял, что возвращаться назад ни один из курильщиков не спешит. Видимо, призрачные лица их вконец задолбали. А ведь Нина Валерьевна была права… тех гавриков, что я накрыл в подземелье, очень серьезно прессануло по сознанию кошмарами, но адекватными они остались. Слегка поломанными, но адекватными. Всё всех и сдали…

Хорошие у меня карьерные перспективы. А главное, делать ничего не надо. Плюс учусь на удобную профессию, программирование. Здесь у нас не там, программисты не кодят с мокрой жопой, чувствующей приближение дедлайна, тут они пока работают не торопясь, вдумчиво…

— Я вас на куски порежу, ушлепки! Совсем страх потеряли, дегенераты?! — еще один хриплый голос. Человека мучает одышка. За его спиной невразумительно блеют охранники, обвиняя бесчувственного меня во всех смертных грехах и ужасах, но начальник, тот самый пресловутый Отчим, их не слушает. Вместо этого, он, совсем не стесняясь в громкости голоса, объявляет, что оба идиота теперь не то, что ничего не получат, но еще и торчат ему лично по паре сотен. Но по старой памяти, так уж и быть, счетчик Отчим включит завтра. Дегенераты воют, но жалобно.