История нашего знакомства с Хацегом и его обитателями почти так же удивительна, как и сама эта земля. В 1895 году, когда ирландский романист Брэм Стокер писал «Дракулу», реальный трансильванский дворянин Франц Нопча фон Фельшё-Сильваш, барон Сачал, сидел в своем замке, одержимый не кровью, а костями. Кости подарила его сестра Илона, которая нашла их, прогуливаясь по речному берегу в семейном поместье Нопча. Очевидно было, что они очень-очень старые. Сегодня семейный замок Нопча в Сачале лежит в руинах, но в 1895 году это был элегантный двухэтажный особняк, обставленный мебелью из ореха, располагавший большой библиотекой и огромным холлом, интерьер которого все еще можно разглядеть через разбитые окна. Хотя по высоким европейским стандартам поместье было скромным, оно давало достаточный доход, чтобы молодой Нопча удовлетворял свою страсть к старым костям.

Нопча станет одним из самых выдающихся палеонтологов в истории, но сегодня он практически забыт. Его интеллектуальный путь начался, когда он покинул свой замок, забрав с собой подаренные кости, и занялся учебой в Венском университете. Работая в основном в одиночку, он вскоре установил, что найденные его сестрой фрагменты принадлежали черепу небольшого примитивного утконосого динозавра 6. Очарованный аристократ приступил к работе всей своей жизни – воскрешению Хацега.

Будучи одиноким и эксцентричным эрудитом, Нопча яснее других видел многие вещи, однако писал, что страдает от «расшатанных нервов». В 1992 году доктор Юджин Гаффни, непревзойденный эксперт по ископаемым черепахам, писал о Нопче, что «в периоды просветления он направлял свой разум на изучение динозавров и других ископаемых рептилий», но эти мгновения блеска разделяли периоды тьмы и эксцентричности 7. Возможно, сегодня палеонтологу поставили бы диагноз «биполярное расстройство». Какой бы ни была его болезнь, она лишала его всякого чувства этикета. Фактически он слишком часто демонстрировал «колоссальный талант к грубости»8.

Яркий пример привела основательница палеоневрологии доктор Тилли Эдингер, которая занималась Нопчей в 1950-е годы. На первом курсе университета ученый опубликовал описание черепа динозавра, что было значительным достижением. Когда он встретил самого выдающегося палеонтолога того времени Луи Долло, тоже аристократа, юный дворянин похвалился: «Не чудо ли, что я, столь молодой, написал такой превосходный мемуар?»9 Позднее Долло выскажет двусмысленный комплимент, назвав Нопчу «кометой, несущейся по нашему палеонтологическому небу, распространяя всего лишь рассеянный свет»10.

Похоже, в Венском университете Нопча по большей части оставался без присмотра. Его изолированность от других людей доходила до того, что он изобрел клей для ремонта окаменелостей. Однако был один коллега, профессор Отенио Абель, который разделял его интерес к палеобиологии. Абель был фашистом, создавшим тайную группу из 18 профессоров, работавших над разрушением исследовательских карьер «коммунистов, социал-демократов и евреев». Он едва не погиб, когда его пытался застрелить один из сотрудников, профессор Шнайдер. Когда нацисты пришли к власти, Абель эмигрировал в Германию. Посетив Вену после аншлюса в 1939 году, он увидел нацистский флаг над университетом и заявил, что это счастливейший день в его жизни. Нопча общался с Абелем по-своему. Однажды прихворав, он позвал Абеля к себе на квартиру, требуя, чтобы один из ведущих палеонтологов Европы (который тем не менее был из простонародья) принес пару перчаток и плащ для любовника Нопчи 11.

Пока Нопча изучал своих динозавров, у него появилась вторая страсть. Во время поездок по трансильванской провинции он повстречал и полюбил графа Драшковича. На два года старше Нопчи, Драшкович был искателем приключений в Албании – месте, которое спустя век после посещения Байрона оставалось экзотичным и мрачным, кланово-племенным. Заинтригованный рассказами любовника, Нопча совершил туда несколько поездок с частным финансированием, жил там среди местных, изучал их языки и традиции и даже участвовал в их спорах. Одна фотография показывает его в пышном наряде с оружием и отличительными племенными регалиями албанского воина. Даже будучи безумным романтиком, Нопча оставался также любознательным и дотошным документалистом, которого вскоре стали считать лучшим в Европе специалистом по албанской истории, языку и культуре.

Путешествуя по Албании, в 1906 году Нопча встретил жившего в горном массиве Проклетие пастуха Баязида Эльмаза Доду. Нопча нанял его в качестве секретаря и признавался в дневнике, что Дода был «единственным человеком после Драшковича, который по-настоящему любил меня»12. Его отношения с Додой длились почти 30 лет, а в 1923 году Нопча увековечил имя своего любовника, назвав в его честь ископаемую черепаху Kallokibotion bajazidi – то есть «красивая и круглая черепаха Баязида».

Кости этой черепахи были найдены вместе с останками динозавров в семейном поместье. Имея полметра в длину, каллокиботион был полуводной рептилией среднего размера, очень похожей на пресноводных черепах, живущих в Европе и сегодня. Однако анатомия костей этой черепахи доказывала, что животное сильно отличалось от всех существующих видов, относясь к древней и уже вымершей группе примитивных черепах, последними представителями которой были удивительные мейоланииды [18] .

Мейоланииды дожили в Австралии до появления первых аборигенов около 45 000 лет назад [19] . Это были колоссальные сухопутные существа размером с небольшой автомобиль, хвосты которых превратились в костяные дубинки, а на головах имелись искривленные рога, как у быков. Похоже, что первые австралийцы избавились от едва ли не последних потомков «красивой и круглой» черепахи Баязида. Однако некоторые из них перебрались через море к теплым, влажным, тектонически активным островам Вануату. Уединившиеся в своем царстве мейоланииды выживали, пока и эти земли не были обнаружены, на этот раз предками ни-вануату – народа, который сегодня населяет эти острова. О прибытии людей примерно 3000 лет назад возвещает плотный слой разломанных костей черепах, несущих следы употребления в пищу. Так была обрезана единственная оставшаяся нить связи с островами Модак – практически последний отзвук с того исчезнувшего архипелага.