Мы лежим в постели.

— Оставайся со мной, — шепчет он мне на ухо, убирая волосы с моей шеи. Я чувствую, как его торс прижимается к моей спине, и мурашки бегут по позвоночнику, как будто меня как минимум ударило током. Мои щеки становятся теплыми, и впервые я радуюсь своему цвету лица, потому что он не видит. Он бы непременно использовал это в своих интересах.

— Мы — хаос, Ксавьер, — шепчу я, откинувшись назад. Запах его одеколона обволакивает мое тело, как комфортное одеяло. Почему он так сильно влияет на меня, но играет на моих чувствах, как на чертовой скрипке? Он токсичен. Мы токсичны.

Сейчас даже больше, чем когда-либо, потому что у нас есть общий секрет.

Мы разделили эту ночь.

Его пальцы пробираются по моей талии, впиваясь в кожу. Он тянет меня в другое измерение, где время замирает, а сердце перестает биться только для того, чтобы я успела почувствовать все это до того, как момент изменится. Потом я чувствую, как воздух вокруг меня испаряется, и я не могу дышать. Потому что он душит меня, и я ненавижу это.

И я люблю его.

И я не могу сказать «нет», потому что сделаю это против своего сердца.

Так может, это я больная? Может, мне нужна терапия. Он знает, что делает, и делает это намеренно. Я знаю, что он делает, и действую вопреки своему здравому смыслу.

— Может быть, нам всегда было комфортнее в хаосе, — говорит он мне. Его губы пробежались по мочке моего уха. — Молчи сейчас. Так все будет проще.

Это облегчит его игры разума.

Его контроль надо мной.

И я больше не хочу бороться с ним.

Он притягивает меня в свои объятия, прижимая к себе. Он снова собирает все мои сломанные части вместе. Пусть даже на один-единственный миг.

Тея

Я официально начала чувствовать себя лишенной сна, и это для меня предельный минимум. Даже будучи студенткой юридического факультета, мое беспокойство никогда не поднималось до такого высокого уровня, как в эту ночь. В течение дня я ловлю себя на том, что оглядываюсь за спину, чтобы посмотреть, не сплетничают ли другие о Сэмюэле и не решил ли полицейский допросить кого-нибудь из нас.

Я плохо сплю, если вообще сплю. Большую часть ночи я просто лежу с закрытыми глазами, надеясь, что хоть одна часть моего тела будет настолько измотана, что сдастся и поможет мне уснуть. Но этого не происходит.

Ксавьер крепко спал всю ночь, а мой разум был сосредоточен на том, чтобы слушать его спокойное дыхание, а не на том, чтобы заснуть. Голова у меня раскалывается, и когда мои руки начинают трястись, я понимаю, что то, что он дал мне вчера, выветривается.

В четыре часа утра я сдаюсь.

Я медленно встаю, чтобы не разбудить Ксавьера, по крайней мере, его не мучает чувство вины, надеваю его серую толстовку и свое нижнее белье, которое нахожу на полу. Молча, я выхожу из спальни и прохожу в маленькую гостиную. Она выглядит как крайне бедная версия студенческого общежития: диван, кресло и маленький журнальный столик посередине. Больше ничего. Здесь даже нет книг, разбросанных повсюду, как это обычно бывает в нашей с Уиллом квартире. Нет ничего даже отдаленно личного, например, семейных фотографий.

Услышав тихое жужжание, я поворачиваю голову. На диване мигает телефон Ксавьера с сообщением. Еще очень рано, поэтому мне становится любопытно, кто может писать ему в такое время. Я подхожу и нажимаю на экран. Там несколько сообщений от Элиаса и одно от кого-то по имени Чарли.

— Почему ты не спишь? — Голос Ксавьера заставляет меня подпрыгнуть. В тишине, окружавшей нас, я должна была услышать его шаги. Но я не услышала.

Он смотрит на меня, потом на свой телефон, который снова мигает.

— У тебя довольно много сообщений, — говорю я ему вместо ответа на его вопрос. Он выхватывает телефон, разблокируя его. — Почему Элиас пишет тебе в четыре утра?

— Он больше, чем раньше, волнуется из-за ситуации с Сэмюэлем, — говорит Ксавьер, и мое сердце учащенно бьется. — Очевидно, полиция начала допрашивать людей, с которыми у него были супервизии в этом году.

Мои глаза расширяются. Я знала, что они все еще были рядом, разговаривали со студентами и профессорами, но я не знала об этом.