Я попыталась понять, что, черт возьми, происходит. Ощущение, что я подросток, и у меня нет никакого опыта общения со взрослыми и незнакомыми людьми. Не умею вести разговор, не умею держать удар, тушуюсь и замыкаюсь. Вроде бы накануне я пришла к выводу, что удивление от встречи стало причиной такого моего поведения, из-за этого я и не смогла вовремя дать отпор. Но почему сейчас такое же состояние? Как стряхнуть это оцепенение? Спустя буквально минуту мне пришел в голову ответ на вопрос про волосы: «Хотите обсудить?» или «Хотите себе такие?» Или это было бы хамством?

– Я просто не успела что-то с ними сделать, – попыталась оправдаться, заплетая косу. «Вот к чему я сейчас оправдываюсь?» Он меж тем бросил на меня мимолетный взгляд, от которого захотелось вот прям сейчас открыть дверь и выйти.

В салоне зазвучал джаз. Я решила переключиться и тряхнула головой. Украдкой еще раз оглядела машину. Я до сегодняшнего момента спокойно относящаяся к подобным агрегатам, потому что всегда предпочитаю ходить пешком или ездить на велосипеде, в корне поменяла свое мнение. Движения Мефистофеля были спокойны и слажены, ни одного лишнего движения, словно он и машина одно целое, его руки, лежащие на черном руле, завораживали. Так и наблюдала за ним… как идиотка, пока боковым зрением не увидела, как он повернул голову в мою сторону и не увидел, что я за ним наблюдаю. Я была готова сползти куда-нибудь на коврик… хотя стоп! Он делал тоже, что и я, он тоже за мной наблюдал! Непроизвольно я кинула на него взгляд, чтобы убедиться в этом, он тоже повернулся, и мы встретились глазами. Никакого смущения не испытывал. Я пыталась подобрать правильное слово: спокойствие? Невозмутимость? Наглость! Вот правильное слово. Хотелось бы иметь хоть чуточку его наглости.

Мы довольно быстро очутились за городом, выехали на проселочную дорогу и через полчаса остановились у какого-то озера. Никаких домов не было видно.

– Выйдем разомнемся, – сказал он.

Не понимая, что происходит, я, тем не менее, тоже вышла. Он стоял и смотрел на озеро, засунув руки в карманы брюк (интересно, а брюки без карманов у него есть, и если есть, то куда он в таком случае девает руки?). Он повернулся, не торопясь, пошел в обход машины, и когда он был почти в двух шагах, внимательного посмотрел на меня и сказал:

– У моего брата есть семья: жена и ребенок.

Это для меня было новостью, обручального кольца у Вадима не было, и про семью он ничего не говорил. Ну, есть и ладно. Я за них рада. Мефистофель же не спускал с меня внимательного взгляда, я никак не отреагировала и ждала продолжения, хотя, судя по нему, он тоже чего-то ожидал.

Через пару секунд он продолжил:

– У брата появилась какая-то интрижка… недавно.

Теперь я совсем потерялась. К чему мне информация об интрижке Вадима? Мне предлагают шпионить? За партией в шахматы? Очевидно, мой обескураженный вид, заставил его открыть свои карты:

– Это ты?

– Я? Интрижка!? То есть – любовница, да? – мне стало весело и я, еле сдерживая смех, прыснула. Его глаза стали медленно сужаться, пока не превратились в щелочки. От того, как напряглись скулы, было понятно, насколько плотно он сжал зубы. Ну, не любит человек, когда над ним смеются, но я и не над ним, а над абсурдностью всей этой ситуации. Тем не менее, от его вида мне совсем на чуть-чуть стало не по себе. Мефистофель резко открыл пассажирскую дверь машины, а меня не требовалось уговаривать.

Машина сразу же тронулась с места, а я пожалела, что села, надо было распрощаться и возвращаться домой. Можно было бы вызвать такси, подумаешь, что в чистое поле, как-нибудь нашли бы друг друга, ну, на крайний случай топать пешком, подумаешь полдня бы топала, и с новой работой тоже придется распрощаться, а через две недели мне надо платить за квартиру, а до этого момента как-то протянуть на оставшуюся тысячу рублей. Я приуныла, чувствуя себя в капкане. «Любовница, значит…».

Мне второй раз пришла в голову мысль, как два, казалось бы с виду одинаковых человека, могут производить такое разное впечатление: насколько свободно мы общались с Вадимом, и насколько напряженно было общение с его точной копией. Хотелось от него отгородиться, и его джаз стал раздражать, нестерпимо хотелось вставить наушники и включить свою музыку. Наверное, это было бы расценено как хамство? Я попыталась представить, какая песня меня бы сейчас отвлекла, перебирая в памяти знакомые строчки. Вот, пожалуй, эта была бы наиболее подходящей:

«…Районы, кварталы, жилые массивы,

Я ухожу, ухожу красиво…»

Дом стоял с другой стороны озера на небольшой возвышенности и производил ощущение чего-то легкого и воздушного: он был из светлого кирпича с большим количеством окон. Второй этаж еще не был закончен, над входной дверью планировалось что-то вроде балкона, но пока был только выступ, поддерживаемый колоннами снизу, а сверху затянутый полиэтиленовыми полотнищами.

Мефистофель открыл дверь. Внутри находился строительный материал – какие-то ящики, на которые я разложила проект, постаралась сосредоточиться и быстро сфотографировать наиболее важные моменты, решив, что обо всем подумаю потом, но предыдущая сцена с допросом не выходила у меня из головы. Это пристальное внимание к моей персоне, задание с проектом, поездка – это все ради одного единственного вопроса любовница ли я его брата? Вот до чего доводит безобидная игра в шахматы в обеденный перерыв. А у Вадима, оказывается, есть и жена, и любовница, хм, забавно. А как узнал об этом Мефистофель? Шпионы донесли? И какое он имеет право вмешиваться в чужую жизнь? Тоже мне, полиция нравов. Я занималась своим делом, но постоянно ожидала, что Мефистофель сейчас скажет, что все отменяется, и в моих услугах он больше не нуждается.