Саша торопливо шагала вдоль канала Грибоедова. Желтые, оранжевые и розовые дома словно стискивали ее с двух сторон. Наверное, так же себя чувствовал закованный в гранит канал. На ходу Саша жевала наспех сделанный сэндвич. Опять не успела позавтракать. Опять проспала. Опять проплакала всю ночь. Она глянула на часы и прибавила шаг. Опоздает, точно опоздает.

А все Матвей. Свечку подарил вчера, такую, в стаканчике. Пахнет нежно – пачули и… еще что-то там. Зачем только она к нему спустилась? Не надо было, нехорошо это. Повезло, что Юрка в ночную – можно плакать и не спать. Прятаться не надо, объяснять ничего не надо, выдумывать.

Саша спешила на работу, в школу № 255 Адмиралтейского района. «С углубленным изучением предметов художественно-эстетического цикла», как не забывал упомянуть директор при каждом удобном случае. Первым уроком сегодня пятиклашки, а преподает она историю и культуру Санкт-Петербурга. Такой вот предмет. Это тебе не «историчка» и уж тем более, боже упаси, не «математичка». Правда, ученики за глаза называли ее Императрицей. Это Матвей однажды рассказал, но Александра Федоровна не обиделась.

Матвей – ее выпускник. Он в одиннадцатый перешел, когда Саша сразу после института к ним попала. Четыре года пролетели, а они так и общаются. Переписываются, видятся иногда, гуляют. Его семья переехала из Казани, а Саша родилась в Питере, да еще и преподает такой предмет. Она все-все про город знает, могла бы экскурсии водить. Матвей любит ее слушать, а Саша отвлекается изо всех сил на исторические здания, пытаясь унять отбивающее дробь сердце, и молится, чтобы Матвей не вздумал взять ее за руку или еще что-то в этом роде. Он никогда себе ничего такого и не позволял. Может, это она только, вот дурочка! Саша и не знала, что любовь может давать такое вдохновение, такое ощущение полета. Да что она знала о любви раньше?

Ноги на автопилоте свернули на Фонарный переулок. На пешеходном через Декабристов горел зеленый – какая удача! Всего два перекрестка, и она на месте. Над дорожным полотном занес ногу мужчина. Занес – и не двигался. Стоя вполоборота к Саше, он хитро смотрел на нее и сально улыбался.

«Ну все, сейчас пристанет. Скажет что-нибудь или схватит», – подумала Саша, моментально делая вид, что ничего и никого вокруг не замечает и очень торопится.

Мужик не двигался, зеленый горел, Саша шла. Ну и тип. Полосатая майка-алкоголичка, обтягивающая круглое пузо, нестриженые светлые кудри и выражение лица городского сумасшедшего. Хотя нет, больше похож на маменькиного сынка, которому на девушек смотреть запрещают, а он, поди ж ты, насмелился и пялится. Ну что за противная улыбка, надо же! Сейчас что-нибудь скажет, вот сейчас, вот…

Саша поравнялась со странным пешеходом. Плечи передернулись, кожа покрылась мурашками. Она ждала подвоха: слова, движения, прикосновения. Ничего. Быстро перебежав по зебре, не оглядываясь, но чувствуя спиной взгляд (маньяк!), Саша еще прибавила шагу. Снова посмотрела на часы – без пяти. Да она ведь комкает в руке пакетик от сэндвича! На ходу глянув по сторонам, Саша свернула к ближайшему дому и бросила мусор в урну. Вместе с этим движением расстегнулся ремень красивых наручных часов от Michael Kors, которые подарил муж. Часы соскользнули с запястья и полетели вслед за пакетиком, звякнув о пустую пивную банку.

«Какая плохая примета, ну какая же плохая примета! А вообще часы дарить нельзя, это к… да к чему же? В общем, к чему-то. Вот Юра подарил, а они убежали. Причем в мусорку. Время уходит. Точно, уходит. Трачу время на него. Вот и часы того же мнения».

Цена, конечно, у часов не запредельная, но для бюджета Саши и Юры все равно приличная. Так что надо доставать. Юра вообще-то последнее готов на нее потратить. Не муж, а сокровище. Отпускает, куда бы ни захотела, даже одну за границу на отдых, когда сам не может составить компанию. Он хороший, заботливый.

«Бери, не думай. Смотри, какой парень. Как бы не прощелкать такой шанс», – говорила мать. И Саша взяла. Не думая. Никто до этого ее так не любил, как Юра. И вообще никак не любил. Ну что теперь-то ей нужно?

Как с Матвеем поговорить? А вдруг она для него просто друг и старший товарищ? Вот именно, старший. Он же мальчишка. Что он может ей, Саше, дать? У него ветер в голове. Саша даже к гадалке ходила – переложить ответственность за свой выбор. Гадалка так и сказала: мол, Матвей для семейной жизни не годится, а самый лучший человек уже рядом. Ага, пусть скажет это крыльям за ее спиной, которые рядом с Юрой складываются и втягиваются обратно.

Откопав в мусоре злосчастные часы и щедро сбрызнув антисептиком их, а заодно и руки, Саша продолжила путь, больше не торопясь. Так и так опоздала. Какая теперь разница – на пять минут или на пятнадцать.

Странно, но переулок она не просто не узнавала, а видела впервые. И перекресток с Пирогова куда-то делся. Наверное, сама не заметила, как проскочила его, занятая обеззараживанием часиков. Впереди между зданиями поблескивала под утренним солнцем Мойка.

Саша развернулась и пошла назад, но школы не было. Дошла до улицы Декабристов – перекресток не тот. Снова развернулась, прошла обратно к реке. И наконец подняла голову на табличку с адресом. Переулок Матвеева, дом два. Что? Как это?

– Матвеева? Серьезно? – вскричала Саша, распугивая голубей и чаек.

Это же совсем в другой стороне. Она никак не могла попасть сюда, ведь шла не сворачивая. Саша глянула на сине-зеленый циферблат злополучных Michael Kors, узором напоминавший павлиньи перья. Восемь ноль-ноль. Как? Как за пять минут она перескочила через несколько переулков влево? Почему ни разу, пока бежала, не обратила внимания на адресные таблички?

Мужик на перекрестке виноват. Саша не представляла, каким образом, но это точно он виноват. Стоп. А чего он вообще стоял, занеся ногу над зеброй? Почему не шел? А… где другие были? Машины, пешеходы – где? Это же утро, без пяти восемь. Все на работу опаздывают. Машины сигналили бы, как сумасшедшие, вздумай кто тупить на краю проезжей части ни туда ни сюда. Перекресток был совершенно пустой – Саша только сейчас поняла это. Жутко, безобразно пустой.