Шрифт:
Тень на мгновение закрыла луну, затопив помещение непроглядной мглой. Дверь распахнулась. Де Шарон стоял на пороге, кутаясь в просторный плащ.
– Обычно, - вместо приветствия начал он, - в моем присутствии люди сходят с ума. Их страшит сама мысль о том, что нам снова придется встретиться. Но ты не испугался. Не испугался тогда, когда умирал. Я вылечил тебя. Ты не боишься и новой жизни. Ты испытал лишь легкое удивление, увидев самого себя в гробу.
Филипп вздрогнул, но промолчал.
– Ты и сейчас невозмутим. Опомнись. Ты всего лишь человек! И даже уже не король. Или король без королевства!
– Что ты хочешь?
– Мести! Ты уничтожил мое детище. Ты уничтожил тамплиеров.
– Раз ты настолько всемогущ, что законы природы и человечества тебе не писаны, почему не остановил меня? – Филипп прислонился к стене спиной и сложил руки на груди. Он сам не отдавал себе отчет, насколько независимо и гордо смотрится в эти минуты. В рваной одежде, немытый, волосы взлохмачены, щетина постепенно превращается в бороду. Но королевская осанка и королевский взгляд. О, если бы он мог знать, что его глаза – неподвижные темные глаза обыкновенного человека – заставляют молчать даже такое существо, как де Шарон. Де Шарон, в действительности названный совсем другим именем, жившим многие эпохи, создававшем орден, под разными лицами знакомый с каждым из магистров. Филипп ничего не знал о сущности де Шарона, но чувствовал ее каждым членом своего помолодевшего тела.
– Мог ли я, бессмертное существо, о котором ты даже не слышал, предположить, что человек способен стереть в порошок многовековую историю?! – вскричал де Шарон.
– … Бессмертное существо, - Филипп покачал головой. – Чудеса только начинаются. Ты говоришь о мести, но, кажется, продлил мне жизнь. Хотя до этого зачем-то попытался ее забрать.
– Мне не нужна твоя жизнь, человек. Мне нужны твои чувства. Я знаю, что они есть даже у Железного короля.
Филипп изогнул бровь, но промолчал. У Железного короля они были. А осталось ли что-то в нем самом?
– Ты любишь свою страну. Ты столько сделал для нее. Я хочу посмотреть, что с тобой станет, когда все рухнет. Когда твои мечты об абсолютной монархии разлетятся в труху. Когда твои потомки и потомки потомков растеряют остатки созданного тобой величия. Когда Франция потеряет земли, когда под угрозой будет сама ее целостность…
– Ты бредишь.
– … даже если на это понадобятся века, - закончил фразу Гильом и взглянул королю в глаза.
Филипп замер. Кажется, даже забыл, что нужно дышать.
Де Шарон приблизился. Он выпрямился, оказавшись одного роста с королем. Расправил плечи. Сложил руки на груди и улыбнулся.
– Обычно это считается подарком. Шутка ли, в вашем распоряжении сорок, ну пятьдесят лет. А тут – века. Что ты сделал бы с бессмертием, Филипп?
Тот поморщился. По имени его называла только та, воспоминания о которой он не хотел марать действительностью, и поэтому их не призывал.
– Я не верю в бессмертие, де Шарон.
– А это неважно. Разве для месяца есть разница, верят в него или нет, видят его или нет. – Де Шарон остановился на расстоянии вытянутой руки. Королю показалось, что от него веет холодом. – Открыть свое имя… Подарить тебе бессмертие. И заставить наблюдать. Тогда мы будем почти на равных. А это уже благородно…
– Я все еще здесь.
– Да… Да… Значит, Фонтенбло?
Филипп не ответил.
***
30 декабря 1314
Замок Фонтенбло
– Человечество настолько самоуверенно потерялось в религиях и деньгах, что перестало наблюдать. Смотри на меня, человеческий король. Ты знаешь шевалье де Шарона, верного слугу и друга магистра де Моле. Но ты не знаком с Юлианом, который отбирал каждого из магистров ордена Тамплиеров и вел их. Легенды и сказки о вампирах канули в лету – многие из нас научились жить под солнцем, прекрасно мирятся с серебром, чесноком и прочими странными атрибутами, которые придумали люди. Мы используем ваш страх, чтобы оставаться в тени. Мы часть – вашего мира, но полностью принадлежим своему. И по большому счету нам плевать на ваши жалкие попытки все перевернуть. За каждым сильным правителем стоит темное существо. Откуда, ты думаешь, у Ангеррана де Мариньи[3] такой талант финансиста? Он полукровка – темный эльф. Хотя по внешности и не скажешь. А твоя помощница Сет? Милая Онелия – она темная эльфийка. И ее род восходит корнями к потомкам властителей, пред ликом которых Капетинги не смеют называться королевским родом. Но! Не горячись, я вижу по глазам твое желание защитить династию. Король без королевства и без жизни, ты до сих пор печешься о глупейших вопросах якобы чести якобы светлых имен. Ты перешел черту. Убить тебя было бы просто. Хотя, признаюсь, - Юлиан наклонил голову, позволив прядям иссиня-черных длинных волос упасть на лицо. Сверкнул белозубой улыбкой. – Такая мысль у меня была. Была до тех пор, пока я не пришел к тебе. Ты же помнишь ночь своей смерти?
Филипп молчал.
– В тебе не было страха. Убивать неинтересно, если человек не боится. Хотя, признаюсь, я бы попробовал королевской крови снова.
– Снова?
Красно-черные глаза сверкнули.
– Ты же не веришь в то, что королеву отравили или в то, что она умерла родами? Право, не злись. Я заметил, что тебе плевать на ее смерть. Вопреки тому, что ты показывал толпе.
На этот раз король улыбнулся. Он улыбнулся той ужасной, пронзительной улыбкой, которая озаряет лицо, делая его мрачным и злым. Вкупе с неподвижными темными глазами эта улыбка придавала ему совершенно демонический облик.
– Ты не властен над своей судьбой, Филипп. Эта ночь перечеркнет всю твою слишком деятельную натуру. Королевское существование останется позади. У тебя не будет шанса сбежать, показать кому-то, что ты жив, исправить то, что натворит твой сынок. А он натворит. Знаешь, каким был его первый приказ? Новый брак! Помнишь принцессу Анжу-Венгерскую[4]? – Юлиан жестко рассмеялся, заметив, что Филипп чуть заметно побледнел. – Твой любезный братец Валуа[5] удачно подсадил Людовику мысль о благочестивой принцессе. А после распутницы Маргариты, столь жестоко обреченной тобой на заточение в Шато-Гайяре, любая покажется примером благочестия. Валуа укрепляет свое положение. Думаю, звезде Мариньи недолго осталось.