– Дядя, наверное, поможет.

Внезапно послышались уже знакомые шаги и походка, сопровождаемая отдышкой. Повод для нового прихода полицейского стал совершенно неожиданным и, по личному мнению Макса, никак не логичным.

– Гордеев, – крикнул он своим басом.

Его впервые так изумила собственная фамилия.

«Что я опять натворил? Неужели сейчас меня снова обвинят? Теперь уже за разговор с этим полицейским?» – думал про себя Макс, пока вставал со скамьи, но не смог и сдвинуться с места.

– Чего стоишь как истукан? На выход.

Гордеев помялся на месте от нерешительности. Полицейский продолжал угрюмо смотреть на него. Значит это не шутка, его действительно выпускают отсюда! Он хотел было пойти, но призадумался и посмотрел мельком на Дениса и Алису.

– Как ваши фамилии?

Они назвались и уже через секунду провожали его, кивнув на прощанье. Он, наконец, вышел на свободу, последний раз взглянув на своих новых знакомых.

II.

– Поздравляю! – говорил его друг Эдик, который встретил Гордеева у ворот.

Тёплый июльский воздух освежал после духоты закрытого и тесного помещения. Повеяло резким терпким ароматом растущей у ворот липы. Расспрашивать своего соседа Гордеев не торопился, ведь знал: Эдик не нуждается в расспросах. Он обязательно всё выпалит в первые пять минут разговора абсолютно бессознательно. Это же Эдик!

Высокий, немного долговязый парень с юридического факультета. Он выбирал себе специальность наугад, как и многие его однокурсники. Ему пришлось заниматься этим в спешке, слишком уж сильно начинал интересоваться им тогда военкомат. Но Эдика это, кажется, не волнует, даже наоборот, неимоверно радует. По типу своему он – конформист, по первому впечатлению – славный парень, а по собственному его мнению – сложный человек.

Они вышли на улицу, на которой кое-где уже зажигались фонари. После удручающего безмолвия камеры слишком громкими показались звуки пыхтящих машин. Город продолжал свою суетливую жизнь, как будто и не произошло никаких изменений. Небо заволокло тучами, что прерывались проблесками заходящего солнца. Оказывается, находились они в северной части города – далековато от их дома и той самой площади. Они пересекли перекрёсток и направились через сквер в сторону метро.

Расспрашивать друга Гордеев всё ещё не спешил. Эдик уже сам поглядывал на него, как бы пытаясь вытянуть на разговор, а уверенность в том, что он сам сейчас всё выдаст, была непоколебимой.

– Не хочешь спросить, с чем я поздравляю? – спросил Эдик спустя несколько секунд после того, как они ступили на брусчатые дорожки.

– С чем?

– Поздравляю себя с тем, что оказался прав. Признай, твоя затея пойти на площадь, чтобы что-то отстоять, – засмеялся он, при разговоре активно жестикулируя, – Была глупа. Ну, помнишь, сам мне рассказывал про это, да про права какие-то. Помнишь же? А теперь что? Сходил? Отстоял? – снова засмеялся он. – Всего тебя ведь ободрали. Полез ты туда, куда не надо.

– А куда не надо?

– В свои права, – объяснял Эдик как маленькому. – Все это знают. Нам на факультете в первую очередь установку делают: лишний раз не соваться в законы, подумать сто раз, прежде чем что-то сделать.

– Истинная юриспруденция! – воскликнул Гордеев.

– А то! Много знают, поэтому и говорят так, – продолжал Эдик, – А ты не знаешь, поэтому с правонарушением за решётку и попадаешь. Сидел, понимаете ли, в каком-то чертом забытом месте, еле до тебя добрался. А главное, прихожу, чтобы сигареты хоть передать и спрашиваю: «Гордеев у вас?» А они меня переспрашивают, не понимают, говорят. Я и повторяю: «Высокий такой, черноволосый дерзкий парень, наглый очень, вопросы постоянно задает, вот он у вас?» И они мне наконец-то отвечают, что у них. Запара там большая, всех не успевают выпустить, объясняют. Я сигареты хотел передать, а они просят подождать и тебя приводят. Ну, так даже лучше. У меня новость хорошая есть. Вот сейчас зайдём куда-нибудь, да отметим такое дело.

Первые капли дождя освежали бордюры и скамейки, всё чаще и чаще выстукивая свой марш. Лёгкий ветер постепенно нарастал свою мощь, раскачивая каждое деревцо сквера и разгоняя всех птиц. Тучи медленно продолжали выполнять свою работу – закрывать каждый луч заходящего солнца. Встревоженные этой переменой настроения погоды люди вставали со скамеек, ускоряли свой шаг и любым образом стремились скрыться от дождя под навесом. Добежав до конца сквера, Гордеев вместе с другом перешли дорогу до цветной вывески, обещавшей досыта, а главное удивительно дёшево их накормить. Они уместились за столиком у окна, и принялись за еду.

По воспоминаниям Гордеева в последний раз он ел ранним утром, за которым последовали лишь площадь да решётка. Проклятая решётка, возникшая из ниоткуда, она – есть причина и следствие его бурного рывка из маленькой тихой квартирки на огромную шумную площадь. Ветвь главного дерева прогнила насквозь, а это является плохим знаком – сетуют садоводы. Позор свободы настиг его именно тогда, когда он защищал вечно правую Либертас. Долгожданное облегчение не настигло Макса после утомительного ожидания неизвестности. Он на свободе, но суд будет только завтра, а впереди утомительные часы поиска работы и труда для оплаты очевидного штрафа. Дождь барабанил за окном на уже опустошённой улице.