Сопротивляйся

Аннотация

Скольким можно пожертвовать ради любимого мужчины? Я пожертвовала карьерой. Чтобы стать для него надежным тылом, заглушила все свои амбиции, сделала его мечты своими мечтами, а он шел вперед, не оглядываясь. Теперь мой бывший муж влиятельный человек, а я учусь жить без него. Все, что нас связывает — это наш сын, а разделяет гораздо больше. Мои обиды и его предательство, которое я не смогла простить. Спустя три года он решил вернуть меня в свою жизнь, и я намерена сопротивляться.

Глава 1 Оля – Мне нравится Вера, у нее красивые волосы, – рассуждает мой пятилетний сын, неуклюже двигаясь в своем дутом зимнем комбинезоне. – Но я женюсь на Еве, мы уже договорились. А валентинку подарю Алине, она новенькая… Звучит очень потребительски, но их отношения с Верой вообще не отличаются верностью. – А как же Вероника? – интересуюсь, ведь новогодний подарок достался именно ей, и это учитывая какой был конкурс. – Она противная. Ясно. Девочки – это все, что занимает его голову в последнее время, хотя в прошлом году он считал их отвратительными созданиями природы. Каблуки моих сапог вязнут в февральском снегу, и я боюсь оставить их там навсегда. Не помню, когда в последний раз надевала шпильки и делала макияж. Кажется, в прошлом году на свадьбу своей двоюродной племянницы, но сегодня сам бог велел, потому что у меня свидание, и не с аниматорами детских дней рождения, а с мужчиной. Его зовут Камиль Тхапсаев. Он хирург-травматолог. Один из лучших в городе. Ему тридцать пять, разведен. Как это ни унизительно, но пару недель назад нас познакомили родители. Идиотизма ситуации добавляет то, что мы ни разу не встречались, только созванивались один раз. Я видела его фото, так что знаю, чего ожидать. От моего он отказался, сказав, что его родители называют меня “красавицей”. Это очень лестно, но все равно рискованно. Мне двадцать девять, и в этой жизни у меня был только один мужчина. Один во всех смыслах. Желудок сжимается, и чтобы не дать этому дискомфорту трансформироваться в тугой узел боли в груди, я с внутренним рычанием изгоняю из головы все, что касается этого мужчины. Глотаю воздух короткими вздохами, потому что даже через три гребаных года к глазам подкатывают слезы. – Нахрен тебя… – шепчу, пряча лицо от промозглого ветра в капюшоне своей шубы. Мы сворачиваем за угол нашей многоэтажки и огибаем ее, чтобы попасть на парковку, где Мишу должна ждать машина. Во дворе и вокруг дома работают грейдеры, поэтому парковку здесь еще с утра запретили. В этом году столько снега, что город просто захлебывается. Глядя себе под ноги, стараюсь не растянуться где-нибудь на тротуаре, моя обувь действительно не на каждый день. – От тебя вкусно пахнет, – замечает Миша. – Это что-то новенькое, – рассуждает он. – Да, это новые духи, – подтверждаю я. – Мне старые больше нравятся. Можно мне не носить колготки? Они мне жмут между ног… – резко меняет он тему. – Хм… – отвечаю на это неожиданное заявление. – Можем попробовать подштанники. – Подштанники мне нравятся, – одобряет он. Если бы все проблемы в жизни решались так просто. Глядя на то, как бодро сын топает рядом, испытываю прилив нежности и просто представить не могу, какой была бы моя жизнь, если бы в ней не было Мишани. Как бы то ни было, мой сын – не случайный залет и не необдуманное решение. Я хотела забеременеть. Мы оба этого хотели. Я и его отец. Я не смогу вычеркнуть его из своей жизни, как бы не старалась. Он никуда не денется, потому что любит нашего сына, но от этого мне только больнее. Сегодня суббота, и день был солнечным, но к пяти вечера небо затянуло серыми облаками, и стало хмуро. Понятия не имею, чем закончится сегодняшний вечер. Я разучилась флиртовать с мужчинами. Единственный мужчина, которому принадлежит все мое внимание последние три года – это мой сын. Я ушла в своего ребенка с головой, наверное, моя мать права – мне давно пора что-то менять, и это должен быть не ремонт в квартире, а что-то посерьезнее. – Папа! – заливается громким криком Миша, срываясь с места. Запнувшись, вскидываю голову и вижу припаркованный впереди внедорожник “мерседес”. Сердце обрывается, но я беру себя в руки так быстро, как только могу. Вдоль машины, прижав к уху телефон, вышагивает мой бывший муж, Руслан Чернышов. Обернувшись, он разворачивается к нам и слегка расставляет ноги, ожидая, когда сын врежется в него на полном ходу. Когда наши глаза встречаются, я натягиваю на лицо маску фальшивого дружелюбия. Ветер бросает ему на лоб прядь темно-русых волос. Широкие плечи обтянуты дорогой черной шерстью пальто. Под ним у него деловой костюм, правда, галстук он успел снять, и пара верхних пуговиц расстегнута. От этой детали сердце снова предательски сжимается, но я научилась давить эти реакции. Сжимая озябшие пальцы в кулаки, двигаюсь следом за Мишей. После последней встречи с бывшим мужем мы с ним разругались так, что сын расплакался. Для его морального здоровья я решила, что лучше всего будет с его отцом вообще не пересекаться. Это было почти полгода назад. Я не истеричка, но он столько раз отменял их встречи, что у меня лопнуло терпение, и я сорвалась. Ведь это я, а не он наблюдает, как в глазах Мишани гаснут огоньки, после того как он прождал его целый день. Мне плевать на то, что у мэра полно дел. Плевать на то, что у него не выходит выстроить для себя нормальный график жизни, чтобы в нем нашлось место для сына. Все это его проблемы, не мои. Ни одна из его проблем уже три года меня не касается. С тех пор как мы развелись. Обычно Мишу забирает водитель. Привозит тоже. Все было идеально. – Привет, – Руслан убирает телефон в карман и кладет ладонь на Мишину шею. Опустив глаза, смотрит на сына с улыбкой. Видеть, как они похожи выше моих сил. – Я хочу достроить свое лего, – тут же начинает извергать информацию наш ребенок. – Дома я тоже строю, но у тебя дома места больше. – Достроишь, – бормочет Чернышов, переводя на меня глаза. В сером свете они ярко-голубые. Его взгляд падает на мои ноги, обутые в сапоги на шпильке, и быстро возвращается к лицу. – Привет, – говорит он мне. – Привет, – отзываюсь, посмотрев на часы. Макияж изменил меня не настолько, чтобы ввести кого-то в ступор, но мой бывший муж чуть сощуривает глаза. – Как дела? – спрашивает ровно. Возможно, он просто пытается понять, какое сегодня у меня настроение, но сегодня я не собираюсь скандалить. Больше никогда. Я себе обещала. – Хорошо, а у тебя? – любезно интересуюсь в ответ. – Тоже, – кивает. – Освободился пораньше. На его подбородке вечерняя щетина, и это наблюдение иголками забирается под кожу. Как и то, что он явно налегал на спорт все эти месяцы. Выглядит бодрым и… чертовски привлекательным. Впрочем, как всегда. Он ловит мой взгляд на своем теле, и я быстро возвращаю их вверх. – У мамы свидание, – объявляет Мишаня. – С другом, – добавляет. Я не сомневалась в том, что эта информация долго в нем не удержится, но не ожидала, что он обнародует ее вот так. – Свидание? – тянет Руслан. Смотрит сначала на сына, потом на меня. С прищуром, от которого где-то в животе шевелятся мурашки. Я рада бросить ему в лицо эту информацию. В конце концов, не только он один в этом городе трахается. Боковым зрением вижу, как на парковку заезжает черный “бмв”, и это за мной. Это Камиль… он прислал номер и марку машины, когда мы договаривались о встрече. – Да, и мне уже пора, – объявляю им. Глядя на Мишу, добавляю. – Вечером позвоню. Развернувшись, шагаю к машине своего “друга”. Глава 2 Оля Салон “бмв” пропитан ароматом мужского парфюма. Запах приятный и без перебора, но это немного обескураживает, потому что он чужой. К этому нужно привыкнуть. Из-за этой реакции я чувствую себя выбравшейся из леса дикаркой, отвыкшей от посторонних мужчин, кроме своего отца и своего брата. Кроме того, мой затылок слегка печет, но я не буду оборачиваться. Ни при каких обстоятельствах. Это мой день. Мой вечер. – Ого… – Камиль смотрит на меня с белозубой улыбкой. – Пожалуйста, скажи, что ты Оля. – Это я, – улыбаюсь ему в ответ. – Уфф… – выдыхает, охватывая горящим взглядом всю меня целиком. – Я счастливчик. У него узкое лицо и темно-карие глаза. В уголках губ и глаз морщинки, я бы сказала, что этот мужчина “в самом соку”, и ничуть не хуже, чем на фото. Тело у него худощавое, но слабаком его не назовешь. Он высокий и в отличной форме. – Ты меня не знаешь, – смеюсь я. – Очень хочу узнать, – чешет свою бровь. – Давай попробуем, – пытаюсь звучать беззаботно. Между нами есть легкая неловкость, но ведь мы не старые друзья. И раз уж на то пошло, мы потенциальные любовники. Но я не могу думать об этом, пока “мерседес” Чернышева не уберется с парковки. – Это твой бывший? – мотает головой в сторону лобового стекла Камиль. Скрепя сердце, перевожу глаза на окно и вижу, как Руслан помогает Мише забраться в детское кресло на заднем сиденьи машины. Захлопнув дверь, он обходит машину и на ходу оборачивается. Быстро отвернувшись, говорю Камилю: – Да. Я рассказала ему о том, что разведена, но личность Чернышова оставила неприкосновенной. Не думаю, что его статусу повредят “сплетни”, но все равно оставляю лишнюю информацию за кадром, как выдрессированная годами нашей совместной жизни собака. Ему не нужно было объяснять мне простых вещей, если дело касалось его карьеры, я дрессировала себя сама. Училась выстраивать дистанции, чтобы не подпускать близко к его частной жизни сомнительных людей. Вокруг него таких было полно. Ему многие завидовали. Парень, вчера окончивший университет, создает проект по благоустройству города и выигрывает тендер. Он стал любимчиком в мэрии. Мгновенно. Талантливый, амбициозный и работоспособный. Я им гордилась. Так сильно. А он был счастлив. Эмоции комом собираются в горле, и чтобы его прогнать, втягиваю в себя чужой запах салона, в котором решаю поскорее освоиться. – Ну что, готова к приятному вечеру? – обаятельно улыбается Камиль. – Я же пришла, – напоминаю ему, пристегивая ремень. – Я занудный? – тихо смеется он. – Ты самокритичный, – улыбаюсь. Я расслабляюсь даже раньше, чем машина добирается до первого светофора. Настроение идет в гору с каждым километром, это отлично. Я не чувствую дикого влечения, но и в задницу его. Я отдала восемь лет жизни мужчине, которого слишком сильно любила. Именно поэтому я никак не могу переварить эту боль. Даже три года спустя. Я только надеюсь, что ему так же больно, как и мне, ведь это не я все разрушила. – Там сзади цветы, – говорит Камиль. – Черт. Я не знал, куда их пристроить. Попробовал на панель, потом переложил назад. Как дурак, ей-богу. Обернувшись, я вижу букет красных роз. Я терпеть не могу розы, но не стала бы его расстраивать ни при каких обстоятельствах. – Потрясающие, спасибо, – как ни странно, мой голос звучит искренне. Камиль улыбается, глядя перед собой. Пока машина двигается по городу, болтаем. – Так ты репетитор? – интересуется он. – Да, английского языка. – Закончила факультет иностранных языков? – Угу. Как прилежная дочь на одни «пятерки». – Умница какая, – хмыкает он. – И сколько языков ты знаешь? – Ну… – тяну заговорщически. – Четыре. – Огласите список, – салютует он. – Английский, немецкий, латынь и матерный. Камиль смеется, а я улыбаюсь, чувствуя себя раскованно как никогда. О том, что мой бывший муж платит мне алименты, на которые можно было бы спокойно жить, не работая, я также не распространяюсь. Иногда мое положение меня злит. Я завишу от него. Мы никогда это не обсуждали, но мы оба об этом знаем. Я смогла хоть как-то начать работать, только когда Мише исполнилось три года. Это было непросто, к тому времени мой диплом покрылся просто катастрофической пылью. В нашей семье будет только одна карьера, это было понятно с самого начала. У нас все было по плану. Свадьба после того, как я получила диплом, через год я забеременела. Наша жизнь стала другой в одну минуту. Беременность, новый дом, рывок в его карьере, его бесконечные командировки… – Я открою, – останавливает меня Камиль, когда хочу самостоятельно выбраться из машины. Опускаю ладонь в его, когда он протягивает мне свою. Его рука такая холеная. Идеально вычищенные ногти и мягкая кожа. Это так непривычно, что я не понимаю, нравится мне или нет. В ресторане все столики заняты. Глаза сидящего напротив мужчины то и дело скатываются в мое декольте, но он слишком хорошо воспитан, чтобы делать мне фривольные замечания. И все равно я чувствую, что он слегка возбужден. А я? Допив бокал шампанского, слежу за его движениями. Он мне приятен. Но я не хочу спешить. Заняться сексом с мужчиной после первого свидания? Это шампанское? Память услужливо намекает на то, что когда-то для меня это не было проблемой. Я лишилась девственности в тот же вечер, когда Чернышов сказал мне свое первое “привет”. Мы даже раздеться до конца не успели. Пальцы в моих сапогах подворачиваются, потому что я помню все до последней мелочи. – Ты в норме? – участливо спрашивает Камиль. – Пфф… – болтаю своим бокалом. – Я уже два месяца не пила алкоголь, – признаюсь ему. В его глазах хитрый блеск. – Женщина плюс шампанское, это разве не шанс для мужчины? – Я не хочу спешить, – говорю слишком поспешно. – Оля… я не такой идиот, – смотрит мне в глаза. Это облегчает жизнь. Доедая ужин, мы просто общаемся. Почти не флиртуем, просто болтаем. С ним легко и интересно. К тому времени, как его машина тормозит во дворе моего дома, я абсолютно уверена в том, что хочу встретиться с ним снова. – Я позвоню тебе на днях, не против? – спрашивает Камиль. – Я только “за”, – может, я слегка пьяна, но уверена, что не передумаю завтра утром. Забрав свой букет, выхожу из машины. В отсутствие сына квартира кажется мне мертвой. Пристроив на тумбочке ладони, смотрю на свое отражение и, вздохнув, собираю распущенные волосы в хвост. Завтра у меня два ученика, так что решаю навести относительный порядок. На старом пятитонном пианино открыта крышка. – Сколько раз говорить… – бормочу, собираясь ее опустить. Помедлив, разминаю пальцы и по памяти наигрываю свой любимый вальс, но меня прерывает пищание телефона. “Наверное, она думает, что я настоящий дурак, раз за весь вечер так и не удосужился осыпать ее комплиментами”, – читаю на дисплее и улыбаюсь. Подумав пару секунд, печатаю в ответ: “Она так не думает, но ты можешь осыпать ее сейчас”. “Ты потрясающая”, – пишет Камиль. – “Я хочу увидеть тебя снова”. Этот информационный поток прерывает другое сообщение. Я реагирую на автомате, проваливаясь в него и читая: “Когда у него будет готов загранпаспорт?” Мне требуется меньше секунды, чтобы розовые облака в голове развеялись. Не помню, когда он писал мне в последний раз. Пару месяцев назад, это точно. После нашего последнего скандала мы общаемся через его мать, через его водителя, через его секретаршу. Сегодня его слишком много. Поджав губы, печатаю: “Через две недели”. Решаю не задавать никаких уточняющих вопросов, но спустя минуту понимаю, что стою посреди комнаты, ожидая продолжения. Но его не следует. Это бесит гораздо больше, чем весь день, стоящий на повторе любимый мультик сына. Он даже ничего не сделал, а я уже завелась. “Это значит, нет (?”, – пишет мне Камиль, о котором я забыла. “Я свободна в следующую пятницу”, – пишу ему. “В то же время. Я буду на месте”, – отвечает он. Вот и отлично. Глава 3 Оля – Оля? – слышу осторожный вопрос за спиной и оборачиваюсь, нос к носу сталкиваясь с эффектной блондинкой в норковой шубе, замшевых сапогах-гармошках на шпильках и зеленой бейсболке с брендовым логотипом на лбу. Очень стильно. В отделе бытовой химии городского гипермаркета она выглядит инородно настолько, что стоящий рядом мужик ставит бутылку стеклоочистителя мимо полки. Даже, несмотря на ее шпильки, мой рост позволяет нашим лицам находиться на одном уровне, и от такого близкого контакта мои глаза расширяются. – Маша? – присматриваюсь к лицу, которое сильно поменяло форму носа. – Новикова? Пухлые губы, узкий прямой нос, скулы тоже заострились… – Обалдеть… – осматривает меня с головы до ног бывшая одногруппница. – Прие-е-ет! С радостным писком она обнимает мои плечи, взволнованно смеясь. Меня встряхивает не меньшая радость, отдаваясь приливом счастья в сердце. Обнимаю ее в ответ, и мы качаемся из стороны в сторону, как неваляшки. Запах ее духов повсюду. Так пахнут только оригинальные духи, которые прибыли из-за границы. – Машка… – смеюсь, отстраняясь. – Я бы тебя не узнала… Она выглядит, как рублевская жена. С полным набором белоснежных виниров и ламинацией волос. Я действительно шокирована. – Это пластика, – отмахивается Маша. – Любимка моя… – восклицает на эмоциях. – Дай, на тебя посмотрю… На первом курсе мы были не разлей вода. Везде таскались вместе. Она свела мою девичью фамилию Любимова к “Любимке”, потому что имела склонность к уменьшительно-ласкательным прозвищам, которые давала всем подряд. Мы были подругами. Я никогда не тосковала по студенчеству. Человек, ради которого я отодвинула всех своих друзей и подруг, всегда шел только вперед, смотрел только в будущее. Я делала так же. Рядом с ним мне всегда хотелось жить здесь и сейчас. Отличный урок, я до сих пор цепляюсь за ЕГО чертову логику. – Оля, ты красотка, – проводит рукой по лежащим на моем плече волосам. – Не изменилась. Вообще… – Маш… – смотрю на нее в ответ. – Красотка – это ты. Она выглядит стопроцентно фотогенично. Она выглядит как голливудская фотомодель. Я знаю, что хорошо выгляжу, но рядом с ней у любой сдуется самооценка. В университете она была девочкой из провинции. Ее родители жили где-то глубоко в области, она выбиралась к ним два раза в год и то, потому что “надо”. Она слишком любила город, жила в общежитии, обожала тусовки и парней. Короче говоря, была моей противоположностью. Я жила с родителями и была разборчива до тошноты, потому что привести в дом парня в нашей семье было возможным только в качестве будущего зятя. Это она познакомила меня с Чернышовым… Она вынесла мне мозг своей влюбленностью в “этого Руслана”. А я, как последняя сука, влюбилась в него еще сильнее. Мне было так стыдно смотреть ей в глаза, после того как мы с ним начали встречаться, но она влюблялась каждую неделю, поэтому мы даже поссориться как следует не смогли. А потом моя жизнь закрутилась вокруг него и его друзей. К третьему курсу мы с Машей почти не общались. В тот год она уехала на практику в Германию и не вернулась. Я слышала, что она там вышла замуж, это было кошмарно на нее похоже. Она была отличной подругой, это я была дерьмовой. – Я уже полчаса за тобой хожу, – тараторит Маша. – Думаю, ты это или не ты… – Я бы тебя не узнала. – Ну, значит, я не зря столько бабок потратила, – весело смеется она. – У тебя акцент… – улыбаюсь, впервые за множество дней чувствуя себя невероятно живой. С ней рядом даже мертвец, твою мать, воскреснет. На мне белый пуховик, и хоть он в тренде на сто процентов, я рядом с ней домохозяйка. – Гражданство Италии наложило отпечаток, – смеется она. – Италии?! – изумляюсь. – А как же Германия? – Это была ошибка, – звонко хохочет. В кармане моей куртки звонит телефон. – Блин… подожди минуту… – прошу я Машку. Она соединяет большой и указательный палец, показывая мне “о’кей”. – Да, Мишань? – говорю, отвернувшись к полке с туалетной бумагой. – У меня выпал зуб, – сообщает он. – Что?! Прекрасно. Я ждала этого всю неделю, а все сливки достались его отцу. – Ну, я же сказал, зуб, – повторяет мне со строгими интонациями. – И как он выпал? Сам? – Нет, папа дернул за него, и он выпал. Что за, мать твою, самодеятельность? Почему Чернышов вечно делает то, о чем его не просили?! – Тебе было больно? – спрашиваю с раздражением, которое не получается задушить. – Нет, мне было смешно. Как мне передать его Зубной Фее? Закрыв глаза, медленно выдыхаю. – Возьми его с собой, мы передадим ей дома. Надеюсь, папа его не выбросил? – Нет, – смеется Миша. – Мы купили для него банку в аптеке. Вдыхаю… – Где вы? – Стреляем. Из пистолетов. – Из каких пистолетов?! – В стрелковом клубе, у папы тут встреча. Ясно. Разумеется. Это огромная база отдыха за городом, на которой я никогда не была. – Где папа? – спрашиваю строго. – Ну… он вот тут. Рядом. Дать ему трубку? – Нет! – восклицаю, прикладывая ко лбу руку. – Я ему… потом сама позвоню. – Я тогда буду мультики дальше смотреть, – сообщает сын. – Ты ел? – Угу. Шашлыки… и картошку фри… Картошку фри. Отлично. Просто отлично. Мне хочется набрать его папу и сообщить о том, что если он тащит ребенка за город, не мешало бы меня об этом предупредить. Просто потому, что я хочу знать, чем они занимаются, когда он забирает у меня сына на двое суток. Я не стану с ним разговаривать. Все было отлично, пока он не объявился вчера вечером. Впервые за полгода. Я напишу ему сообщение. Позже. – Ладно, – отвечаю поспешно. – Сделай мне селфи, – прошу Мишу. – И не потеряй зуб. – Он у папы в бардачке. – Ладно… до завтра… – Пока, мам, – беспечно отвечает сын и кладет трубку. Я никогда не ревновала его к отцу. Когда тот забрал его на выходные в первый раз, я не находила себе места. Это случилось не так давно, год назад, примерно. Я волновалась, как чокнутая мамаша. Боялась, что Миша захочет домой, потому что с момента его рождения мы не расставались ни на один день. Я не могла отпустить его от себя даже к бабушке и дедушке, вот такая я была сумасшедшая. Но я так хотела этого ребенка, его ребенка, что на всех наплевала… – У-у-у-… – хлопает в ладоши Маша, когда кладу трубку. – Сколько у вас детей? Ее вопрос встряхивает меня, как дурочку. Вызывает приступ тоски и горечи, но я так рада ее видеть, что просто бросаю в тележку упаковку туалетной бумаги и объявляю: – Один. У мамы завтра день рождения, давай до тортов прогуляемся? – М-м-м-… – жмурится она. – Пошли, – берет меня под руку. – Как хорошо навестить родные пенаты. Глава 4 10 лет назад… Оля – А если кто-нибудь настучит? – обращаюсь к затылку своей подруги Маши. Быстро двигаясь по узким коридорам студенческой общаги впереди меня, она успокаивает: – Не настучит. За такое можно в глаз получить. Обшарпанные стены выкрашены зеленой краской, которая местами облупилась, под ногами столетний линолеум, который будто на гвозди прибили. В студенческой общаге нашего универа я второй раз в жизни за полтора года обучения. Первый раз я приходила к Машке в гости, а сегодня я пришла, чтобы побывать на супер-пупер попойке с пятикурсниками. В отличие от нее, я живу дома, с родителями, и меня отпустили в общагу, чтобы “готовиться к коллоквиуму”. Я нервничаю, потому что в общагу проникла нелегально и не хочу, чтобы меня вышвырнули отсюда посреди ночи. У нас тут октябрь, а не май, и мне придется до утра шататься по улицам, потому что на такси до дома у меня денег нет. – Ну а если настучат? – не унимаюсь я. – Я не хочу из универа вылететь. – Господи, ну какая же ты задротка, – возмущается Машка, сворачивая на лестничный пролет. – Руслан – председатель студсовета, и в профкоме тоже заседает, так что никто тебя не отчислит. – Твой Руслан? – уточняю я, спускаясь по лестнице вслед за ней. – Да, – хихикает она. Она познакомилась с этим парнем, когда дежурила в своей секции. Она мыла полы в коридоре, а он проходил мимо и галантно предложил помочь, то есть, сделал это за нее. Помыл эти полы. Машка отлично вертит парнями. Внешность позволяет, и язык у нее подвешенный. Этот парень, Руслан, пригласил ее на сегодняшнюю тусовку, а тусовки Машка обожает больше всего остального. Я тоже не ханжа, но помню о том, что нам завтра на занятия. На подруге короткое леопардовое платье-стрейч, а на мне ее юбка-солнце, которая должна быть по колен, но я выше Новиковой на десять сантиметров, поэтому мне она еле прикрывает середину бедра. На ногах у нас обеих домашние тапки, просто суперстайл. – Слышишь? – ускоряется она. Я слышу. Когда спускаемся на один пролет, попадаем в другое измерение. Снизу доносится музыка и хохот. И это в девять вечера. В нос ударяет запах сигаретного дыма, потому что на подоконнике курят две девушки, а еще ниже, на площадке перед дверью в комнату номер 440 тусуется человек пять парней. Они с любопытством на нас поглядывают, а Машка объявляет: – Салют! – Прошу, – открывает один из них для нас дверь. Их слишком много и чтобы глаза не разбегались, как у дурочки, я опускаю их в пол. Это еще хуже, потому что выглядит так, будто я стесняюсь. Но я и, правда, стесняюсь, не зная, как себя вести. Эти парни слишком взрослые даже на первый, очень быстрый взгляд, а с такими я никогда не общалась. Я чувствую на себе взгляды этих парней, когда прохожу мимо, и от этого смущаюсь еще больше. – Привет, – бормочу под нос, переступая порог вслед за Машкой. Глядя через ее плечо, передергиваю своими и натягиваю на похолодевшие пальцы рукава водолазки. Ого… Это очень большая комната. Человек на семь, не меньше. И у нее есть свой балкон, двери открыты настежь, поэтому по полу гуляет сквозняк. Повсюду народ, на балконе тоже. Они валяются на кроватях, гогочут. В углу парень играет на гитаре, и вокруг него подпевающая кучка девиц. Я здесь никого не знаю… Ни единого человека, кроме Маши. – Пошли… – тянет меня за руку. Тащит мимо общего стола, за которым играют в карты, к кровати, поперек которой лежат два парня с пивными стаканами в руках. Один щуплый, но очень симпатичный, а второй – высокий, спортивный брюнет в футболке “Металлика”. – Привет, Рус, – объявляет Машка, притормозив нас обеих напротив этих двоих. Тот, что крупнее, выпрямляется, глядя снизу вверх, и я пялюсь на него осторожно. Симпатичный. Широкие плечи, длинные ноги, одетые в синие джинсы. Короткая стрижка и расслабленный взгляд очень голубых глаз, которые он переводит на Машку. – Привет, – он улыбается, приподняв вверх уголки полных губ. – Это Оля, – подруга машет в мою сторону рукой и принимается накручивать на палец прядь своих светло-русых волос. – Как дела? – Хорошо, – встает он. – Привет, – бросает на меня мимолетный взгляд. – Привет, – отзываюсь, переминаясь с ноги на ногу. Он очень симпатичный. И подкачанный. Здесь в общаге есть спортзал, судя по всему, он оттуда не вылезает. Правда, я вижу, что на плече его футболки разошелся шов, да и вообще, она вся застиранная. Аппликация на широкой груди солидно осыпалась, и я не думаю, что он продолжает ее носить, потому что она какая-то особенная, судя по тому, как стоптаны его кроссовки. До меня вдруг доходит, что все это время они с Машкой разговаривают, просто этот Руслан разговаривает тихо. Чтобы его услышать, нужно все внимание концентрировать на нем. Вместо этого я с отстойным ханжеством рассматриваю его убитые кроссовки, а когда поднимаю глаза, вижу прямой вызывающий взгляд голубых глаз на своем лице. Мне мгновенно становится стыдно. Ну да, не у всех обеспеченные родители, как у меня, но я не высокомерная сука. Кажется, он другого мнения. У меня начинает колотиться сердце. Обняв себя руками под грудью, смотрю в потолок. – Что будете пить? – слышу дружелюбный вопрос, от которого веет все тем же вызовом. Кажется, этот вызов для меня… Подняв глаза, смотрю на парня исподлобья. Насмешливо выгибает брови, глядя на меня в ответ. – Я буду портвейн и колу, – объявляет Маша. – А ты? – спрашивает все с той же усмешкой. – Я… – пытаюсь не тупить. – Вино… – Вино… – повторяет так, будто я только что вбила гвоздь в крышку его мнения обо мне. – Вино, вино… – напевает. Протянув руку, берет с подоконника резиновый прыгающий мяч и, отведя руку, запускает его в другой конец комнаты. – Миллер! – кричит вдогонку. – У нас вино есть? Метнув взгляд вслед за мячом, вижу, как тот врезается в ногу парня, который находится в страстном засосе с какой-то брюнеткой, сидящей у него на коленях. – Какого хрен! – возмущается тот, оторвавшись от ее губ. – Чего?! – Вино у нас есть? – повторяет этот. – Есть, – со смехом отзывается девушка. – В морозилке. Она красивая – это все, что успеваю зафиксировать, потому что они возобновляют свой поцелуй. – Я сама возьму… – бормочу, отыскивая глазами холодильник. – Правее, – слышу брошенное мне указание. Скосив глаза правее, нахожу этот холодильник в углу между обеденным столом и шкафом. Я чувствую на своем лице чужой взгляд и быстро разворачиваюсь на пятках, убираясь подальше от Машкиного “друга”. Но, когда открываю морозилку древнего советского агрегата, вижу, что внутри всего одна бутылка белого, и она не вскрытая. Достав ее оттуда, осматриваю застеленный выцветшей, заляпанной чем попало клеенкой стол, пытаясь найти, где у них тут хранится штопор. Обернувшись, осматриваю набитую людьми комнату, чтобы проконсультироваться на этот счет хоть у кого-то, но первым делом мои глаза падают на этого Руслана. Он будто ждал. Сложив на груди руки и ведя беседу с Машей, наблюдает за мной через всю комнату. Отвернувшись, открываю висящий на стене ящик, но там внутри гора немытой посуды. – Фу… – закрываю его тут же. Открыв соседний, нахожу там склад консервов. Мой затылок печет. Нервничаю, хоть и знаю, что отлично выгляжу, но по ногам в тонких черных капронках все равно гуляет легкая дрожь. – Дай сюда, – слышу у себя над ухом. Развернувшись, прижимаю к груди запотевшую холодную бутылку и смотрю на него. Я не дылда, но во мне метр семьдесят, и этого мало для того, чтобы наши лица были на одном уровне, поэтому мне приходится приподнять подбородок. С серьезной миной Машкин Руслан забирает у меня бутылку и выдвигает ящик тумбочки, на которой стоит электрическая плитка. Отхожу в сторону, задев его плечо своим. Он с тихим “чпок” извлекает из бутылки пробку. Открывает холодильник и достает оттуда запотевший бокал под вино. Все это время я исподтишка за ним наблюдаю. На среднем пальце правой руки у него кольцо “спаси-сохрани”, в ухе маленькое колечко серебряной сережки. – На кого ты учишься? – спрашиваю осторожно. Наливая в стакан вино, бросает на мое лицо взгляд. Мимолетно смотрит на мои губы, потом в глаза. Будто провел предварительную оценку, прежде чем решить, отвечать или нет. Я не святая, я и сама изучаю его лицо, каждую секунду натыкаясь то на глаза, то на рот. Здесь столько посторонних запахов, что я не могу понять, чем от него пахнет. Для этого мне пришлось бы ткнуться носом в его футболку. Начинаю вибрировать, потому что мне вдруг хочется это сделать. Прижаться. Просто без смысла и цели хочу почувствовать его тело, потому что оно мне нравится! У него отпадная фигура. – Строительство и эксплуатация зданий и сооружений, – отвечает, вручая мне бокал. На его подбородке проклевывается темная щетина. Меня опять встряхивает от кульбитов в животе, потому что он очень-кошмарно-ужасно притягательный. И он нравится Машке… – Я думала… – откашливаюсь. – Это общага инязевцев и экономистов. – А ты когда-нибудь в других была? – спрашивает, складывая на груди руки. – В смысле? – смотрю на его бицепсы. – Здесь, то есть, у инженеров и архитекторов? – Угу. – Нет… а что там? – Там некомфортно. – Тут тоже не Майами, – фыркаю, осматривая покрытый разводами потолок. Посмотрев на него вслед за мной, Руслан склоняет набок голову и разжевывает: – Зданию восемнадцать лет. Строилось в период острого дефицита годных стройматериалов, поэтому начала вылезать плесень. Конкретно этой комнате из-за большой площади не хватает еще одного радиатора для обогрева. Этот блок комнат страдает больше всего по всем восьми этажам, но жить здесь можно. Бесплатное жилье никогда не бывает пятизвездочным, андестенд? Сделав большой глоток из своего бокала, спрашиваю: – В чем проблема завести пару обогревателей? – Ни в чем, – усмехается. – Просто я тут проездом. – Ты здесь не живешь? – скребу ногтями свой бокал. – Нет. Чувствую, как на теле проступает испарина. От вина печет в желудке, но еще больше печет под кожей. Я должна задать вопрос. Он ждет его от меня. У меня бухает в груди. Повернув голову, ищу глазами Машу. Она уже за главным столом. Смеется и пьет портвейн с колой. Облизнув губы, смотрю на Руслана. В его глаза, а потом на его губы. Резко поднимаю глаза к потолоку, спрашивая: – А где ты живешь? – Квартиру снимаю. Хочешь в гости? Глава 5 10 лет назад Оля – Позови лучше Машу, – прячу от него свои глаза, опуская их на свои руки и зажатый в них бокал. Я была бы последней сукой, если бы ушла с ним с тусовки, на которую моя подруга притащилась ради него. – На меня что, очередь? – усмехается. Когда поднимаю на него глаза, вижу, что на самом деле он не смеется. Смотрит в мое лицо исподлобья, и его полные губы не улыбаются. – Я в любом случае не из твоей очереди, – смотрю на его прямую сильную шею с выпирающим кадыком. Десять минут назад я даже не знала о его существовании, а сейчас мне хочется его потрогать. Его предплечья покрывают темные гладкие волоски, на запястьях и ладонях проступают вены, а на груди под футболкой угадываются мышцы. – Я в любом случае не дал бы тебе стоять в очередях, – парирует он. – Ты даже имя мое не запомнил, – смотрю на него. – С чего ты взяла? – Интуиция. – У меня нет проблем с усвоением информации. – Тогда, как меня зовут? Подняв одну из сложенных на груди рук, он чешет пальцами свой подбородок и раздумывает пару секунд, после чего спрашивает: – Если скажу, пойдешь со мной? Я почти уверена в том, что он не знает моего имени. Почти уверена, что все это блеф, но почти – это не факт, поэтому не спешу с ответом, заранее мучаясь угрызениями совести перед Машкой. – Ты нравишься моей подруге, – говорю ему. – Ладно, – “переобувается” он. – Давай просто прогуляемся. Общага еще только через два часа закрывается. Облизнув губы, снова ищу глазами Машу, но мое сердце уже сорвалось с цепи. Ее заслоняет какой-то парень, и я перевожу глаза на Руслана, прикидываю, как он будет выкручиваться, если и правда блефует. Но выглядит он так, будто у него все под контролем. Терпеливо ждет, слегка выгнув темные, густые брови, под которыми его голубые глаза смотрят в мои. Просто прогуляться – это не преступление. Это дохлая отмазка для моей совести, но я вынуждена ее заткнуть, потому что чертовски хочу узнать, блефует он или нет. Допив свое вино одним глотком, говорю: – Договорились. Посмотрев на мои губы, он еле заметно улыбается и объявляет: – Ты Оля. Твою мать. Он забирает у меня стакан и ставит его на стол. – Пошли, – подхватив мой локоть, ведет к выходу и по пути снимает с крючка черную дутую куртку, которую зажимает подмышкой. – Где твои вещи? – спрашивает, когда выходим в коридор. Его пальцы все еще сжимают мой локоть. Не сильно, но так, будто он боится, что я собираюсь убежать. Мне восемнадцать, я умею вести себя с парнями, но он пятикурсник, и внутри я вибрирую от волнения, ведь даже невооруженным глазом видно, что мои одногруппники рядом с ним – кучка детсадовцев. Я не собираюсь убегать, но и позволять многого не собираюсь. Я не шлюха. Может один поцелуй и все. Мне нужно вернуться через час или два, иначе Машка откусит мне голову. – В триста первой… – машу рукой на лестничный пролет, напротив которого мы стоим. Все время, пока идем до Машкиной комнаты, я чувствую за своей спиной его присутствие. Шурша курткой, он одевается на ходу и когда выхожу из комнаты, одетая в новенькое пальто с меховым воротником, которое подарили на день рождения родители, вижу, что он ждет меня, пристроив к стене свое широкое плечо. Машкина соседка закрывает за мной дверь, поворачивая замок, а Руслан прогуливается глазами по моим ногам, обутым в кожаные сапоги до колена, вверх по пуговицам пальто и останавливается только тогда, когда его глаза добираются до моего лица. Мне под кожу будто запустили фейерверк. Я вдруг понимаю, что он смотрит на меня вообще небезобидно. Я даже не уверена, что на меня когда-то вот так смотрели парни. Оценивающе. Пусть смотрит. Мне не жалко. У меня “ноги от ушей”, как любит выражаться моя мама. – Готова? – отталкивается от стены. – Да, – пожимаю плечом и надеваю на голову шапку. Руслан надевает свою – черную и обтягивающую, которая сильно ему идет. С каждой минутой он кажется мне все красивее и красивее, я замечаю то, чего не замечала раньше. Что нос у него крупноват, как и губы, но все вместе это выглядит отлично. На улице октябрьский туман и промозгло, но я не успеваю убрать руки в карманы, потому что моя ладонь вдруг оказывается в большой и сильной ладони парня, с которым мы познакомились двадцать минут назад! Поймав мой взгляд своим, как ни в чем не бывало дергает меня за руку, заставляя сбежать вслед за собой с крыльца. Его кожа немного грубая и теплая. Не знаю, почему не сопротивляюсь. В любом случае на мою покладистость он отвечает тем, что сплетает наши пальцы в замок и медленно ведет меня вдоль общежития в сторону проспекта. – Ты не из города? – смотрю на мокрый асфальт, к которому тут и там приклеились желтые кленовые листья. – Из Московской области, – отвечает Руслан. – Ого, – удивленно посмеиваюсь. – И как тебя сюда занесло? По сравнению с ним это я провинциалка, и в моей голове идет резкая перестройка первого впечатления, но даже, на первый взгляд, он не казался мне простаком, даже несмотря на свою потрепанную обувь и одежду. – Здесь обучение дешевле, – отвечает Руслан. – Ясно, – бормочу. – Хочешь чего-нибудь? Мороженое-пироженое? – Нет, я поужинала. – Тебе есть восемнадцать? – спрашивает он. – А что? – смотрю на него, с издевкой выгнув брови. – Если нет, вернешь меня обратно? Он улыбается. Уголки уезжают вверх, отчего подбородок чуть меняет форму, и это… кошмарно ему идет. Ему идет улыбка. – Нет, – посматривает он на меня. – Если нет восемнадцати, я подожду. Это заявление заставляет гореть мои щеки. Чего он собрался ждать совершенно понятно, и этот подкат настолько волнующий, что я рдею, как дурочка. – А если есть? – смотрю на него все с той же издевкой. – Если есть, значит, ждать не придется, – выдает он. Эта очевидная игра слов, и чтобы на нее ответить, мне приходится сначала оценить ее нахальный подтекст. Такой же нахальный, как подтекст его предыдущего заявления. Кусаю губу, очерчивая взглядом четкий профиль Руслана. – Извини, – довольно прищуриваюсь. – У женщин про возраст не спрашивают. На его лице ухмылка, в его глазах пляшут черти, а у меня в венах карнавал, потому что я его уделала. – А тебе сколько? – интересуюсь тут же. – Двадцать один, – смотрит перед собой, медленно раскачивая наши руки. На тротуаре, по которому мы двигаемся, попадаются редкие прохожие, а транспорта в девять вечера стало в разы меньше. – Тебе у нас нравится? – поглядываю на него. – В городе? – Угу. – Больше да, чем нет. Город расстраивается, значит, у меня будет работа. – Планируешь здесь остаться? – Пока не знаю. Мы замолкаем, какое-то время двигаясь молча. Только сейчас обращаю внимание на то, что мы двигаемся в сторону подземного пешеходного перехода, и направление выбираю не я. В любом случае, я не против перейти дорогу. – Ты с иняза? – спрашивает Руслан расслабленно. – С чего ты взял? – чуть возмущаюсь я. У меня что, это на лбу написано? – Интуиция. – Да, – отвечаю, выждав пару секунд. – Золотая молодежь? – бросает на меня насмешливый взгляд. – Мой отец – полковник, – сдаюсь, ведь я действительно “золотая молодежь”. Мать вышла замуж по переписке. Тогда еще за капитана, кажется, и у нее уже была я. Так что мой отец мне не родной, но роднее его – отца быть не может. Присвистнув, Руслан интересуется: – Он за тобой с дробовиком не ходит? – Нет, – смеюсь. – Твое хозяйство в безопасности. – Мое хозяйство? – повторяет с легкой улыбкой. В моей груди что-то екает, когда ловлю его взгляд своим. Остановившись посреди парковой дорожки, Руслан подтягивает меня к себе и, выпустив мою ладонь, сжимает рукой талию. Кладу руки на его плечи, глядя перед собой, то есть, на его губы, которые прямо на уровне моих глаз. Я перестаю дышать, сглатывая слюну. – Что будем делать? – спрашивает низким голосом. – Я хочу тебя поцеловать. Мои колени превратились в желе. Он настоящий танк, этот Руслан. – Попробуй, – бормочу. – На сколько мне тебя поцеловать? На семнадцать или на восемнадцать? По моему животу растекается тепло, отдаваясь между ног жаркой пульсацией. – Может, я сама тебя поцелую? – предлагаю, демонстративно игнорируя его “вопрос”. – Попробуй, – дублирует мой ответ. Подняв голову, смотрю на него. Его рот приоткрыт. Я не такая уж смелая и боюсь опростоволоситься. Сцепив за его шеей руки, встаю на носочки и прижимаюсь своими губами к его. Они теплые и мягкие. У меня слегка кружится голова. Втянув носом воздух, приоткрываю свой рот, и Руслан раскрывает свой тоже. Через секунду наши языки соприкасаются, и от этого контакта на кончиках моих нервов искрит. Склоняю набок голову, и он тут же углубляет наш поцелуй, с напором обрушиваясь на мои губы. В голове пустеет так, что я не замечаю ничего вокруг. Ни шума города, ни ветра, ни движения. Из меня вырывается стон. Тело Руслана становится напряженным, как камень. Пальцами другой руки он обнимает мою щеку и нетерпеливо терзает мой рот мягкими головокружительными выпадами своего языка и своих губ, не позволяя ни на миллиметр отстраниться. Мне не хватает воздуха, когда мы с ним смотрим друг на друга. Стоя посреди дороги и мешая прохожим, мы снова тянемся друг к другу, только на этот раз ладони Руслана ложатся на мои ягодицы через пальто и соединяют наши бедра, отчего меня буквально вытряхивает из кожи. Кажется, он сам определился с тем, как меня целовать, и это не та версия, которая для малолеток! Нет… Меня трясет, и я обвожу языком влажные от его поцелуев губы, когда мы снова смотрим друг на друга. – Мне в апреле будет девятнадцать, – сипит мой голос. – Пффф… – выдыхает Руслан. – Мне уже почти пофиг, сколько тебе… – сипит он в ответ. Глава 6 10 лет назад Оля – Ты живешь один? – мне стыдно оттого, что этот вопрос я задаю уже тогда, когда остановка, на которой мы сошли с автобуса, осталась в пяти минутах ходьбы позади. Сжимая мою ладонь, Руслан тянет меня вслед за собой, будто боится, что я убегу. Мне нужно было бежать еще полчаса назад. По крайней мере, для того, чтобы остаться хорошей подругой Машке! Но на один мой шаг назад, у него два вперед. Он выпускал меня из рук только для того, чтобы я могла зайти в автобус и чтобы из него выйти. Пока мы ждали общественный транспорт, Руслан закрывал меня собой от ветра, обняв со спины и прижимаясь холодным носом к моей щеке, чтобы слышать то, что говорю ему я, и чтобы я слышала, о чем говорит он сам. – Нет, но у меня отдельная комната, – отвечает, проводя нас через квадратную арку и маленький тоннель внутрь большого двора с панельными пятиэтажками. – И моего соседа сегодня нет дома. Двигается торопливо, то и дело, поглядывая на меня, будто проверяет, на месте ли я. Мои губы горят и пульсируют. Никогда парни не целовали меня так. Никогда так не трогали. С обещанием и напором, которому я сдаюсь, а он и не оставлял выбора. Руслан не делает вообще никакой тайны из того, чего хочет. Мы целовались в полупустом автобусе, и он вжимал меня собой в стену так, что дрожь и электрические разряды до сих пор носятся по телу. Его тело дрожало, и на пять секунд мне показалось, что он себя не контролирует. Я и сама трясусь с головы до ног. Меня лихорадит, потому что я тоже хочу. Хочу его. Хочу заняться с ним сексом. Я знаю, что значит «хотеть» парня, но все, что случалось со мной до этого, больше не считается. От волнения я даже не запоминаю дорогу, абсолютно уверенная в том, что самостоятельно ни за что не найду его квартиру. Она на втором этаже, и как только мы оказываемся внутри, его горячий язык раздвигает мои губы. Я пьяная от вкуса этого парня. Руслан толкает меня к стене в полной темноте. Быстро расстегивает мое пальто, и я забрасываю ногу на его бедро. Он тут же сжимает его, просунув под юбку ладонь, и ударяет своими бедрами между моих. – М-м-м… – из глаз вылетают искры. Сдергиваю с его головы шапку и зарываюсь пальцами в жестковатые волосы. Нащупав выключатель, он щелкает по нему и в прихожей загорается свет. Его взгляд такой горячий. На моем лице, на моих губах. Он должен слышать стук моего сердца, потому что оно молотит по ребрам со всей дури. – Мне нужно в туалет… – смачиваю слюной пересохшее горло. – Вторая дверь по коридору, – говорит хрипло, отстраняясь. В ванной повсюду мужские прибамбасы. Бритвенные станки, подаренные на двадцать третье, полотенца и носки, развешанные по старой облупившейся батарее. От ветра и возбуждения мои щеки алые. На белье мокрые пятна. Я не помню себя такой мокрой. Никогда. Мою руки, глядя на припухшие от поцелуев губы. Руслан вышагивает по комнате, в которую открыта дверь. Там старый разложенный диван, рабочий стол с компьютером и покосившийся древний шкаф. Я не питаю иллюзий по поводу съемного жилья, и мне не до обстановки. В районе паха у хозяина так выпирают джинсы, что у меня каменеют соски и между ног тянет. Проведя по волосам рукой, он кладет руки на пояс и смотрит на меня напряженно. – Хочешь фильм посмотреть? – спрашивает. – Угу… – одергивая рукава джемпера, сажусь на диван. Сначала на край, потом подбираю под себя ноги. Запустив какой-то фильм, Руслан задергивает на окне штору и закрывает дверь в комнату. И за это время в его ширинке становится только теснее, хотя он и делает вид, будто ничего особенного не происходит. Я сжимаю бедра, пытаясь на него не пялиться, но я как заряженная боеголовка и слежу за каждым его движением исподлобья. Подойдя к дивану, берет лежащую на краю подушку и перебрасывает ее к изголовью. Укладывается на нее, вытягивая ноги и забрасывая за голову руки. Из колонок бахает музыкальная заставка знаменитой киностудии, и я укладываюсь на диван рядом с Русланом. Прижимаюсь к его боку всем телом, перебросив через плечо волосы, чтобы он их не придавил. Его руки тут же смыкаются вокруг меня. Наконец-то я чувствую его запах. Утыкаюсь носом в его футболку и вдыхаю, зажмурив глаза. Она свежая. Пахнет чистотой. Его тело вокруг меня очень подкачанное. Крепкое и теплое. От тепла мне хочется, твою мать, замурлыкать! Приподняв голову, я смотрю в его лицо. Крылья его носа подрагивают, челюсти чуть напряжены. – Что за фильм? – почему-то шепчу я. – Вообще без понятия, – отвечает он. Большая, горячая ладонь ложится на мое бедро. Кусаю губу, глядя в его глаза и демонстративно не возражая. Не отпуская мой взгляд, он проводит рукой до колена, оставляя на коже под колготками горячий след, а потом возвращается и забрасывает мою ногу себе на талию. На этом наш кинопросмотр заканчивается, потому что его губы накрывают мои, а руки оказываются повсюду. На груди, животе, между ног. Шиплю, когда он накрывает меня собой и вращает бедрами между моих ног, создавая настолько горячую имитацию процесса, что я впиваюсь пальцами в его каменные ягодицы. Мои дрожащие пальцы гладят его спину под футболкой. Бедра дрожат. Ерзая, я пытаюсь тереться о его пах и делаю это совсем не незаметно, потому что Руслан издает приглушенный стон. – Твою мать… – хрипит, тяжело дыша, и утыкается лбом в подушку рядом с моей головой. Его тело вибрирует, вдавливая меня в диван, а рука выбирается из моих колготок и трусов. До невозможности влажные скользкие пальцы накрывают мой живот, пока Руслан продолжает дышать рядом с ухом. – Я буду первым, или нет? – спрашивает глухо. Не знаю, какой вариант его больше устроил бы, но бездумно отвечаю: – Первым… Он продолжает шумно дышать, а когда вскидывает голову, я сглатываю. Сев между моих ног, стаскивает с себя футболку. Дыша через приоткрытые губы, скольжу глазами по безволосому торсу: сильным рукам, широкой груди, плоскому животу с густой дорожкой темных волос. От возбуждения пальцы на ногах поджимаются. Я избавляюсь от своего джемпера, а Руслан дергает за резинку моих колготок, стаскивает их вместе с трусами. Машкина юбка-солнце болтается на моей талии, но я больше не шевелюсь. Не моргая, наблюдаю за тем, как он расстегивает ширинку и приспускает трусы вместе с джинсами. Глядя на его твердый член, я понимаю, что во мне до хрена скромности! Пялиться на эту эрекцию без стеснения у меня просто не получается! Бросив на мое зардевшееся лицо взгляд, Руслан достает из заднего кармана презерватив и вскрывает его зубами, а я наблюдаю безумно интимный процесс того, как он надевает его на себя. – М-м-м… – тихо стону в потолок, когда, нависнув надо мной, он дергает вниз чашечку мягкого лифчика и вокруг моего соска смыкаются горячие, бесстыжие губы. Одновременно с этим требовательные пальцы накрывают меня между ног. – Боже, боже, боже… – мой рот выдает бессвязный бред, ногти царапают каменную спину. Губы Руслана повсюду. На моем лице, шее. Жестковатые пальцы зарываются в мои волосы, зубы прикусывают кожу на шее. Издаю хриплый стон, когда его пальцы оказываются во мне. Задевая клитор, они растягивают меня внутри, и от прилива ощущений на коже проступает испарина. – Поцелуй меня… – прошу, ища его губы. – Руслан… – выдыхаю, соединяя наши лбы. Его губы тут же оказываются на моих. Горячие и жесткие. Они заглушают мой вопль, когда, убрав пальцы, он отводит мое бедро в сторону своим коленом и со стоном входит в меня членом. – Мать твою! – безжалостно царапаю его лопатки. – Сейчас… м-м-м… – стонет он, продолжая втрамбовываться в мое тело. На его висках пот, на лице гримаса. Глаза зажмурены, губы сжаты. – Не могу… хватит… – хнычу под ним, пытаясь вывернуться. – Потер-пи… – Больно! Хватит… – Я. Не. Могу… – толчок. Еще толчок. – Потерпи. Пожалу-й-с-та-а… Его тело скользит по моему. Мы оба вспотели. Я чувствую себя реальной потаскухой. С растрепанными волосами, поплывшей косметикой и влажными звуками между ног, но, когда Руслан со стонами кончает в презерватив, испытываю эйфорию оттого, что вся эта дрожь, чертыханья и стоны – моих рук дело. Глава 7 Наши дни. Оля – Ты здесь надолго? – обращаюсь к Машке, пристегивая ремень в ее машине. Это красный “бмв” в полной комплектации. За рулем чего-то попроще ее представить сложно. Запах ее духов вводит меня в беззаботный транс. – Откуда машина? – улыбаюсь я. – Взяла напрокат, – отмахивается, устраиваясь за рулем. – Такая кутерьма, не пешком же ходить. Приехала обновить документы по гражданству, недели на две. Но столько волокиты, ты не представляешь, – взмахивает она рукой, на которой красуется огромный бриллиант. – Я отлично представляю, – заверяю ее. – Я ведь здесь живу. Я вбиваю свой домашний адрес в навигатор телефона и креплю его на панели, нажав “поехали”. – Господи, да проезжай ты уже, – закатывает она глаза, глядя в боковое зеркало. – Я была уверена, что вы давно отсюда уехали, – сдает назад, выезжая с парковки. – Знаешь, что? Я тебя сегодня не отпущу, – осеняет ее. – Такая встреча! Пусть Чернышов подвинется! Ее слепая уверенность в том, что мы все еще вместе, портит мои нервы. Эта дебильная убежденность преследовала меня повсюду на протяжении последних трех лет. От общих друзей, близких и дальних родственников, соседей и просто знакомых. Удивление, сожаление, а потом любопытство. Всегда любопытство и желание заглянуть «в трусы» нашему браку. Я не обсуждала это ни с кем и никогда. Долгое время у меня был только один советчик в любых вопросах. Один авторитет, чье мнение я ставила во главе угла. Убивать эту привычку было сложнее других. Я как инвалид, у которого выбили из руки костыль. Домашний цветок, который держали под стеклянным колпаком. Но ведь такой я и была. Домашней девочкой, которую сдали с рук отца на руки мужа. Все тяготы жизни тащат его плечи… а мои… мои для того, чтобы он мог ни на что при этом не отвлекаться. Раз уж сегодня такой необычный день, решаю послать все к черту и объявляю: – Мы в разводе. – Что?! – слышу шокированный вопрос. – Ты шутишь?! Пфф… – Не-а, – откинув солнцезащитный козырек, провожу по губам пальцем и распределяю по ним малиновый бальзам. Машка ведет машину молча пару минут, потом выдает: – Мой мир не будет прежним. Мой тоже, но это проходит. – Перестань, – смеюсь, глядя на украшенную неоновой подсветкой городскую телебашню. – Нет, ну правда! – восклицает она. – Вы же были, как половинки. Он так на тебя смотрел… и ты на него. Мне кто-то присылал ваши свадебные фотки. Я жила с надеждой, что любовь существует. Настоящая. А не вот эта вся херня. Херни у меня, как грязи, а любовь где-то ходит, бродит… хоть Париж, хоть Лондон. Оль… как же так? Искренняя печаль в ее голосе вызывает желание пожалеть не себя, а ее. Это веселит. – Любовь проходит, – говорю ей. – Но она существует. В моем случае первое утверждение абсолютное, полное вранье, именно это мешает на каждом шагу. И бесит не меньше. – И давно?.. – Три года, – пожимаю плечом. Маша смотрит на дорогу, кусая пухлые губы. – И… где он сейчас? – спрашивает осторожно. – Вон там, – киваю на огромный билборд, который украшает проносящуюся мимо обочину дороги. – Твою мать! – восклицает Маша, чуть сбавляя скорость и вытягивая шею. – Мэр?! Хотя… чему я удивляюсь… это же Чернышов… Бросив быстрый взгляд на огромный баннер, задеваю глазами очень удачную фотографию, с которой на меня смотрят знакомые голубые глаза. – У тебя мужик есть? – спрашивает она. – Есть, – говорю весело. – Нужно как раз батарейки поменять, а то пашет без выходных. Машка начинает гоготать, я тоже улыбаюсь. До меня с опозданием доходит, что я могла бы похвастаться не вибратором, а Камилем, но он просто выскочил из головы. – Хватит обо мне, – объявляю. – Расскажи о себе. – Три мужа, и с каждого хоть какой-то шерсти клок, – фыркает она. – Европейские мужики – это отдельная песня, это на две бутылки вина история, не меньше. Значит, так – едем кутить! – приходит она к очередному заключению. – В клуб! – В какой клуб, – смеюсь я. – Песком трясти? – Сейчас у племянника спрошу, где тут могут оторваться две незамужние девушки. Несмотря на всю нелепость, эта идея не вызывает у меня отторжения. Она вызывает желание натворить какого-нибудь дерьма. В конце концов, это Машкина историческая обязанность – втягивать меня в разного рода истории, например, в поездку на дачу какого-то парня, с которой мы удирали ночью в непроглядной темнотище. Кажется, за десять лет ничего не изменилось! – Да? – требует, пища и хлопая ладонями по рулю. – Мне завтра вставать в семь… – опускаю в ладони лицо и стону. – У матери день рождения, нужно помочь с готовкой… – У меня только одна мысль, – поражается она. – Вот у тебя все, как обычно! Просто «машина времени» какая-то. Поэтому, знаешь что? Ничего не хочу слышать! Она права. Это «машина времени». В отличие от нее, у меня всегда была куча обязанностей перед семьей. – Ладно! – сдаюсь. Она забрасывает меня домой, где за час я успеваю принять душ, высушить волосы и уложить их с помощью плойки. Учитывая их длину значительно ниже лопаток, за такое короткое время это просто подвиг. Выбрав короткое блестящее платье серебряного цвета, в котором встречала этот Новый год, разбавляю образ красной помадой и длинными серьгами в тон платью. Отправляю в маленькую замшевую сумку телефон и усаживаюсь на диван полностью “одетая”, как собственная парадно-выходная версия. Чувствуя себя по-дурацки, потому что такси будет логично вызвать минут через двадцать, и ни одной гребаной минутой раньше, и это ожидание делает меня жуткой неудачницей… Будто я собираюсь отправиться на свой первый бал, а не на попойку с бывшей однокурсницей. Но вот так, как сейчас, я не проводила время со времен студенчества. От этого я чувствую себя неудачницей втройне. Когда такси везет меня по сброшенному Машкой адресу, я рассматриваю фотографию, на которой Миша демонстрирует мне отсутствие переднего зуба, и мое сердце заходится от нежности. Он умеет делать фото, но отправить его – нет. В этом ему помогает отец. Когда он с ним, я всегда звоню ему перед сном. Скрепя сердце, набираю ему прямо сейчас, но, к моему удивлению, трубку снимает Руслан. – Да? – спрашивает совершенно спокойно. По моим внутренностям проходит холодок. От неожиданности и от того, как его хрипловатый голос щекочет мои нервы. До вчерашнего дня мы полгода не разговаривали. Ни единого раза. – Где Миша? – задаю ему этот вопрос, но мы оба знаем, что я имею в виду совсем другое. То, что он не должен был брать трубку, зная, что это звоню я. – В ванной, – отвечает. – Обычно ты звонишь позже. Решил ответить, чтобы не было, как в прошлый раз. – В прошлый раз было не так, – освежаю его память. Именно после того, что случилось в “прошлый раз” мы и разругались в пух и прах окончательно. – Не так? – уточняет с этим спокойствием, которому научился в своих боях за место под солнцем. – Ты наорала на меня за то, что я вовремя не взял трубку. – Я звонила пятнадцать раз, Чернышов! – снова освежаю ему память. – Я забыл телефон в машине, – отвечает он. – Я пятнадцать раз тебе об этом сказал. – Ты не перезвонил, – злюсь, будто это было вчера. – Да, потому что увидел пятнадцать пропущенных и понял, что ты собираешься выебать мой мозг. Почему… почему я не могу быть просто безучастной?! – Я волновалась, – цежу. – Я думала, что-то случилось. – Что, по-твоему, могло случиться? – Что угодно. Он мой сын! – И мой тоже. Зажмуриваю глаза и сжимаю кулак, заставляя себя не лезть в эту петлю. Я обещала себе, что не буду такой… Вечно орущей и психующей. Противной самой себе. – Ладно… – обрубаю. – Просто скажи ему, что я позвоню утром. Сегодня больше не могу. После короткой паузы говорит: – Он спросит, почему? – Потому что занята. Сочини что-нибудь. Ты ведь умеешь, – бросаю ядовито. – Ты тоже много хуйни творить умеешь. – До свидания, – кладу трубку, не собираясь вступать с ним в этот долбанный спор. Это не заканчивается ничем, твою мать, хорошим. Никогда. Вернув телефон в сумку, пялюсь в одну точку, но через секунду мой телефон звонит опять. Это Маша, и она очень вовремя. Глава 8 10 лет назад Оля За две минуты до звонка я уже собираю со стола свою лекционную тетрадь и сканворд, в котором зависала последние полчаса. Просто это помогает сосредоточиться, но не сегодня. В моей сумке все сложено в идеальном порядке, но сегодня я пихаю туда свои вещи без системы и порядка. У меня саднит между ног, хотя уже часов двенадцать прошло с тех пор, как я лишилась девственности. Боже, у меня до сих пор мажет кровью, и тело какое-то разбитое. Ватное! Не удивительно, ведь я спала шесть часов, а может и того меньше. На щеках раздражение от мужской щетины. На шее засос… Я проспала первую лекцию, но успела на вторую, а вот моя подруга ни на ту ни на другую не явилась. Судя по всему, вечеринка удалась. Выскользнув за дверь аудитории одной из первых, замираю на месте, натыкаясь взглядом на широкоплечую одинокую фигуру, подпирающую стену прямо напротив двери. Два ярких голубых глаза смотрят прямо на меня. Их владелец сложил на груди руки и слегка откинул на стену голову. На нем знакомая мне куртка, джинсы и кроссовки, под курткой черная водолазка. У меня явное смещение восприятия, потому что, глядя на него, я с приступами тахикардии думаю о том, какой он красивый. То, что с первого взгляда вчера вечером для меня было совсем неочевидно. Его волосы слегка растрепаны, но лицо гладко выбрито. Я сбежала из его квартиры, как только открыла глаза. Это было почти в девять утра. Он спал трупом, выставив на всеобщее обозрение свою голую задницу, которую я прикрыла одеялом. Меня вытрясло с его дивана, потому что я боялась услышать что-то вроде вежливой просьбы покинуть помещение, приправленное обещанием позвонить когда-нибудь. Я не шлюха. Поэтому ушла сама. Прогулявшись ладонью по ремешку своей сумки, смотрю в его глаза, не собираясь подходить к нему первой, но мандраж оттого, что он узнал, где меня искать приблизительно за три с половиной часа, уже раздирает на части. Как и мелькающие в голове картинки, которые не дали мне написать ни единого слова на этой лекции. Смотрим друг на друга в течение минуты. Если это игра в “кто кого”, то я упрямая. Я не подойду первая. Ни за что. Он продвинутый мальчик из-под Москвы. Это особая категория людей. У них игровые приставки появились на пять лет раньше, чем у меня компьютер. Они считают нас провинциалами и смеются, если девушка боится слова “минет”. Я это знаю, потому что мои двоюродные братья из той же оперы. И Руслан – один из них. Он не пытается выделиться из толпы. Ни шмотками, ни прочей мишурой. Он уже “особенный”, и ему доказывать ничего не надо. Я не собираюсь бегать за ним, пусть не надеется. Сердце бухает в груди. Я даже толком не умылась. Я выгляжу употребленной! Оттолкнувшись от стены, он ждет, пока разделяющий нас поток людей схлынет, а потом медленно трогается в мою сторону. Остановившись в полушаге, смотрит на меня сверху вниз и хрипло говорит: – Ты забыла сказать “пока”. – Пока, – чуть задираю подбородок. – Привет, – отвечает размеренно. Опускает глаза на мои губы, смотрит на мою шею. Я помню его рот на себе так отчетливо, что тянет живот. В дневном свете голубизна его глаз меня гипнотизирует, но я почти отрепетировала свой ответ. – Я не шлюха. Я не дам тебе свой номер. – Он у меня уже есть. – И зачем он тебе? Помолчав, он обводит взглядом коридор, а потом лезет в задний карман джинсов и достает оттуда телефон. Роется в нем, после чего прикладывает к уху. В моей сумке играет музыка. Достав свою “моторолу”, вижу входящий с неизвестного номера, и закусываю губу, прежде чем ответить. – Алло? Гул в динамике идентичен тому, что нас окружает. Смотрю в лицо напротив и хочу улыбаться, но слишком волнуюсь, у меня колени трясутся. – Привет, это Руслан, – говорит Руслан в трубку. Его голос касается меня со всех сторон. Глаза зажали мои в капкан. Я не отвернусь. Ни за что. – Привет, – отвечаю беспечно. – Проснулся, а тебя нет. Расстроился. Как ты, ничего не болит? – Кое-что болит, – чувствую, что краснею. Мы говорим об этом посреди коридора! – Второй раз был лишним, – терзает мои глаза своими. Я все-таки осматриваюсь по сторонам. Но в этом потоке всем на нас плевать. Облизнув побывавшие “под ним” губы, говорю: – Я выжила. – Пошли в театр. У меня билеты на сегодня. На открытие сезона. Я не берусь спрашивать, где он их достал. У меня опять тахикардия. Он театрал? Я тоже… – Пошли, – шелестит мой голос. – Тогда в пять тридцать жду тебя на входе. До вечера? – До вечера. Он кладет трубку и возвращает телефон обратно в карман. Ничего не говоря, разворачивается и уходит по коридору, не оглядываясь. Слушая мертвую тишину в динамике телефона, смотрю ему вслед. На его поджарую задницу, одетую в потертые джинсы. На то, как он двигается, сунув руки в карманы куртки и опустив голову. В душе шевелится и волнуется. Адский шепот, как от морских волн, на которые кто-то выплеснул солярку и поджег. Глядя на дисплей телефона, быстро печатаю сообщение неизвестному входящему: “Я не люблю розы”. Глава 9 Наши дни Оля – Посмотри, – Маша тычет подбородком мне за спину. – Они еще не в курсе, что после двадцати пяти кожа перестает вырабатывать коллаген. Обернувшись, вижу кучку девушек, подпирающих барную стойку. На вид им от восемнадцати до двадцати, и все, как на подбор, хорошенькие. Как раз тот самый случай, когда в душе должна скрестись черная зависть. У меня вырывается смех. Машка тоже смеется, забираясь на барный стул и кладя на стойку сумочку. Свою я зажимаю подмышкой, усаживаясь рядом. За нашей спиной танцпол, и от музыки закладывает уши. – Можно нам что-нибудь покрепче! – кричит Машка бармену, подавшись вперед. На подруге короткие, блестящие, зеленые шорты и обтягивающая кофта с одним рукавом. Даже если навести на нее прожектор, мало кто поймет, что ее кожа не вырабатывает коллаген уже почти пять лет. Возникший рядом с ней молодой парень осматривает ее с головы до ног, а потом переводит сверкающие интересом глаза на меня. Боже, сколько ему? Отворачиваюсь, чувствуя, что он продолжает пялиться. Понимаю, что мне нужно выпить. Обстановка тут совершенно неформальная, и хотя у моего платья вырез почти на полспины, я чувствую себя так, будто собралась на свадьбу или в ресторан, но чего-то более неформального “на выход” в моем гардеробе нет. В двадцать три я стала женой городского чиновника. Это очень дисциплинирует. Отпечаток нашего разговора пульсацией отдается в виске. Чтобы избавиться от нее, беру в руку слоеный шот, на поверхности которого голубое пламя. – Что это такое? – спрашиваю хрипло. – Да все равно! – отрезает Маша. – Нам еще два таких, – показывает бармену два пальца с острыми красными ногтями. Отлично. – За встречу, – объявляю, и мы опрокидываем сразу по два шота. В моем случае эффект почти мгновенный. После третьего шота танцпол за спиной кажется в сто раз гостеприимнее, и мозги перестают реагировать на музыку вокруг, как на бессвязный грохот. Мы делаем селфи. С шотами, без шотов, со вспышками и без. Она делает прямую трансляцию для своих соцсетей, и я не возражаю. Моя публичность стремится к нулю. Вряд ли кто-то узнает меня, запивающую шоты коктейлями, а если и узнает, пошло оно все к черту. Машка рассказывает о том, как чуть не попала под депортацию из Германии в тот год, когда у нее закончилась студенческая виза, и ей пришлось срочно искать себе мужа, потому что назад она решила не возвращаться. Потом был второй муж, и оба, по ее словам, были “ничего”. Несмотря на легкость тона, все это не история Золушки. Несмотря на всю ее беспечность, все эти рассказы звучат слишком поверхностно, будто в детали вдаваться она не хочет. – Ты с ними не общаешься? – спрашиваю, собирая со спины волосы и перебрасывая их на плечо, потому что мне становится жарко. – Бог с тобой! – смеется Маша. – А третий? – спрашиваю ее. – Третий?.. – осушив еще один шот, она смотрит на стойку перед собой, а потом отодвигает в сторону волосы и показывает длинный шрам, который пересекает ее голову вдоль линии волос за ухом. – Ого… – бормочу. Посмотрев на меня, она улыбается и говорит: – Я кошка… у меня восемь жизней. Ее подбородок вздрагивает, и я кладу руку на ее плечи. – Маш… – шепчу растроганно. – Что случилось? Тряхнув головой, она опрокидывает еще один шот, и я делаю то же самое, хоть мне и предыдущих было выше крыши. – Я хотела подработать в клубе, танцовщицей. Денег было в обрез, нашла объявление в интернете. Продавались новенькие стрипы. Ну, знаешь… такие туфли… – Я не такая древность. Машка хихикает. – Поехала по адресу, чтобы их забрать. Продавец – красавчик. Бицепсы, кубики… хоккеист, на пару лет меня моложе. Подающий надежды молодой лев. Оказалось, стрипы от его бывшей девушки остались. В общем, он на меня запал. Я на него тоже. Отсосала ему, как положено… Давлюсь новым коктейлем. Она снова хихикает, и в ее глазах озорство, которое через секунду сменяется потерянностью. – Поженились через неделю. Его взяли в сборную из какого-то затрапезного клуба. Муж – хоккеист сборной, вау… – продолжает она. – Их там пичкали всякими пищевыми добавками, и еще черт знает чем. Тестостерон зашкаливал. Он еще и психованный оказался. Ответственность давила, боялся сломаться. Я не знала, чем ему помочь, у нас менталитеты разные. А потом он меня начал шпынять. То я шлюха, то проститутка, хотя я… пыталась забеременеть, ужины ему готовила. Ну а потом он совсем с катушек слетел. Ревновал ко всем, начал бить… – Ма-ша… – Два раза изнасиловал… – Господи… – к глазам подкатывают слезы. Глажу ее по волосам, не пытаясь останавливать. Я вдруг понимаю, что ей нужно высказаться. – В последний раз избил так, что пришлось вправлять челюсть. И нос тоже. В больнице пролежала два месяца, а когда вышла, подала в суд. Ко мне сразу пришли адвокаты с мировой, предложили компенсацию. Огромную. Очень боялись огласки. – А ты? – Взяла, – смотрит на меня с горькой усмешкой. – Мне всегда нос не нравился. Зато, теперь новый. По моим конечностям проносится холод. Такой, будто все это произошло со мной, но правда в том, что я даже и близко не могу представить, каково это. Даже приблизительно! – Ох… Машка… – накрываю ее ладонь своей. – Ты домой вернулась? – высказываю свою догадку. – Насовсем? – Угу… – кивает. – Хочу открыть школу иностранных языков. Крутую. Давай со мной? – Мы пьяные, Маш… – трясу головой. – Кто так дела решает? – Девочки, – улыбается она, как кошка. – Девочки пришли кутить, – напоминаю и спрыгиваю с барного стула. Взяв ее за руку, веду к танцполу, и где-то на этом пути мои мозги совершенно отключаются. В них пусто, я просто хочу веселиться. Мы вываливаемся из клуба в два ночи, хохоча, и целую вечность пытаемся вызвать такси. По крайней мере, у нас с ней нет разногласий по поводу того, что пора домой. На парковке перед входом винегрет из машин и людей, сырой уличный воздух пропах сигаретами. Я уже не сомневаюсь в том, что подобный вояж мне нескоро захочется повторить. Я скучаю по Мише. Представляю недоуменное выражение на его маленьком лице, если бы увидел меня такой, как сейчас. Совершенно пьяной и выжатой, как лимон, после трехчасовых плясок под какое-то техно. – Подвезти? – слышу вопрос и оборачиваюсь. Стоящий в паре метров от нас парень гостеприимно указывает рукой на припаркованный у бордюра “лексус”. Я не в состоянии оценить физические данные этого парня адекватно, но все, что я могу сказать наверняка – он рослый и привлекательный. – Не нужно, спасибо, – показавшись из-за моего плеча, грубовато отказывает Маша. – Пошли, – тянет меня за руку вверх по улице. Я не сопротивляюсь. Даже под литром шампанского и в качестве эксперимента мое «внутреннее я» не позволило бы сесть в его машину. Я правильная до тошноты, но Маша – другой случай. – Можешь поехать с ним, – заверяю ее. – Я же не против… – Ненавижу таких, – отзывается она. – Каких? – Наглых. И агрессивных… – подрагивает ее голос. – Меня от таких выворачивает. Вся глубина ее заявления напрягает мои нервы. Зная ее историю, я не сомневаюсь в том, что агрессию она видит за километр. Она несется вперед пулей, и мои деревянные от холода пальцы не справляются с пуговицами на шубе, поэтому оставляю ее расстегнутой. – А каких ты хочешь? – спрашиваю осторожно. – Не знаю… – бросает отрывисто. – Никаких. Мне дико ее жаль, но задуматься над ее “проблемой” мешает сумятица в собственной голове. Это похоже на карабканье в гору, потому что каблуки вязнут в снегу. Торможу ее, чтобы хоть немного прийти в себя и понять, куда свернуть с этой улицы, и желательно так, чтобы не попасть в завтрашние сводки криминальной хроники. Я знаю этот район слишком хорошо, чтобы заблудиться. Справа наш университет, слева больница, в которой пять лет назад я родила Мишу, ну, а по центру – подсвеченная со всех сторон высотка, в которой сейчас мой сын спит. Резко отвернувшись, смотрю на Машку. Она нервничает, дуя на свои руки и беззвучно шевеля губами, будто выпала из реальности. Жутко потерянная и какая-то… поломанная… Абсолютная противоположность тому, что я увидела сегодня в супермаркете. – У тебя есть психолог? – спрашиваю, пока она роется в телефоне, пытаясь найти адрес своей квартиры. – Уже нет… – отвечает тихо. – Хочешь, поеду с тобой? – вздыхаю я. – Нет, ты что… – восклицает. – Я же не маленькая. Именно сейчас она кажется мне очень даже маленькой. И напуганной. – Прокачусь с тобой до дома. Это маленький крюк… – настаиваю. Забравшись в такси, она прижимается лбом к стеклу и закрывает глаза, будто уходя в свою раковину. Пытаясь не уснуть, считаю проносящиеся за окном фонари и упрямо перечисляю в голове список дел на ближайшую неделю. Например, свидание с Камилем, который назвал меня потрясающей, и это греет душу. С таким человеком потрясающей быть легко, ведь он не даст поводов швырять гребаные тарелки о стену. На это способен только один человек, и я выдавливаю его лицо из своей головы, зажмурив глаза. Мешанина коктейлей в моей крови делает его черты опасно живыми. Будто трогаю пальцами колючую линию его подбородка, складку между бровей и теплые полные губы, который захватывают кончики моих пальцев и прикусывают… Шипучие мурашки бегут по позвоночнику, оседая внизу живота. – Черт… – дернувшись, открываю глаза, понимая, что почти уснула. Машина тормозит перед воротами, и Маша выпрямляется. Ее квартира находится в новеньком таунхаусе. В престижном районе, реклама которого в последний год лезет из каждого утюга. Съем жилья здесь мало кому по карману, но зная, какой ценой достались ей эти деньги, надеюсь, что это место приносит ей удовлетворение. – Спасибо, – взглянув на меня, она открывает дверь машины. – Увидимся? – спрашивает устало. – Угу, – киваю. Я действительно надралась. Настолько, что почти не помню, как добралась до дома. Голова взрывается адской болью, когда обнаруживаю себя лежащей на диване в платье, которое похоже на жеванную бумагу. Из окна по глазам бьет тусклый утренний свет, а по голове молотит сигнал моего орущего телефона. Поднеся его к лицу, вижу входящий от матери и вскакиваю, понимая, что проспала. Прежде чем ответить, несусь в туалет, понимая, что еще ни разу в жизни не являлась на семейный праздник после ведра коктейлей и ночи, проведенной, черт знает где. Глава 10 Наши дни Руслан Ощущение, что за мной кто-то наблюдает, вытягивает из поверхностного сна, в котором балансирую уже какое-то время. Отодвинув в сторону вертящиеся в уме рабочие моменты, поворачиваю голову на подушке и приоткрываю глаза. – Снег пошел, – сообщает Мишаня, как только это происходит. Жалюзи плотно закрыты, я люблю спать в полной темноте, иначе заснуть будет проблематично, поэтому в комнате полумрак, но я предполагаю, что сейчас около семи утра, потому что знаю распорядок сына достаточно хорошо. Мой пацан щуплый, но выше сверстников, а за лето вытянулся сантиметров на пять. Волосы смешно торчат в разные стороны, глаза с любопытством смотрят на мои трусы. В соседней комнате звуки работающего телевизора. – Давно ты проснулся? – спрашиваю хрипло. – Угу… – отвечает, не моргая. Ответ малоинформативный. Разбег от пяти минут до часа. У меня не так много дней в месяце, чтобы выспаться, поэтому спрашиваю: – Хочешь со мной поваляться? – Я есть хочу. Тебе надо в туалет? – спрашивает не особо заинтересованно, имея в виду мой каменный стояк, который оттопырил трусы. Мне не пришлось долго объяснять ему это утреннее явление, но когда сын увидел его в первый раз, был сильно удивлен. Мне хренову тонну моментов в общении с ним пришлось постигать самостоятельно, но в этом вопросе мы разобрались быстро, потому что он мальчик и для него это близко и понятно. Сложнее было съехать с вопроса, откуда берутся дети. – Ага, точно не хочешь поваляться? – У-у… – мотает головой и уносится из комнаты, шлепая маленькими босыми ногами по полу. Напрягаю пресс и встаю с кровати, направляясь в ванную, которая совмещена с “главной спальней”. Квартира двухуровневая, но на втором этаже я не бываю. Квартире почти два года. В прямом смысле. Дом сдан около двух лет назад, эту жилплощадь я приобрел еще на этапе застройки. На тот момент, как капиталовложение. Жить здесь на постоянке никогда не планировал. У меня был дом в черте города, и я собирался жить в нем, пока не сдохну. Вместе со своей семьей. Глядя в зеркало, провожу ладонью по щетине на подбородке, решая сегодня не бриться, и открываю кран с горячей водой. Отделка санузлов, их в квартире три, стандартная для этого жилого комплекса. Сплошной мрамор и сантехника на заказ, все остальное в состоянии перманентного переезда. Чищу зубы, глядя на то, как вода под наклоном мраморного умывальника стекает в длинный желоб по периметру. Любимая Мишанина забава – наблюдать за этим стоком. В стакане его зеленая щетка в форме дракона, рядом с которой ставлю свою. Жить “на коробках”, в которых куча неразобранного барахла, неудобно, но первая попытка разобрать что-то из этого год назад закончилась тем, что я въебал об стену пару памятных вещей. С тех пор я к ним не подхожу, не зная, что, блять, с ними делать. Просто оттащил наверх, чтобы не попадались на глаза. Закрутив кран, пытаюсь отлить, но завязываю, решая вернуться позже. Сын сидит на полу гостиной-студии перед телеком. Глаза, как под гипнозом, смотрят на экран, худые ноги сложены по-турецки. Пижамные штаны ему коротковаты, надо бы купить новые, но забываю. Ему самому не принципиально, поэтому мы обоюдно забили. – Омлет будешь? – спрашиваю, проходя мимо него к холодильнику. – Угу, – отвечает, не оборачиваясь. – Мама теперь утром мне делает блины. В форме сердечек. Так мне подарить валентинку Алине? Или лучше Еве? Поскольку его мама у нас всегда третий пассажир, информацию о ней я получаю автоматически. Почти единственный способ легально узнать, как она живет и чем занимается. Она вколотила в наш брак столько гвоздей, что я задеваю их темечком до сих пор, так что информация о ней – это средний уровень прожарки моих мозгов, но это лучше, чем вообще нихера не знать. Со вчерашнего дня у меня стойкое ощущение, что из рук вырвали веревку, за которую я держал болтающийся где-то там вверху воздушный шарик, и если я не поймаю эту веревку и не намотаю ее на кулак, то шарик улетит с концами, но если сожму кулак, он пизданет по мне разрядом в двести двадцать вольт. Так, чтобы у меня рука отвалилась. Упираюсь руками в столешницу и впечатываю взгляд в стену. – В чем проблема подарить обеим? – Обеим? – изумляется сын. – Да, и проблемы нет. – Я хочу какой-то одной… – говорит так, будто я тугодум, раз не понимаю его логики. – Зачем загонять себя в такой сложный выбор, Мишань? – все же пытаюсь упростить ему задачу. – Подари всем троим, и будешь в шоколаде. – Одинаковые? – тянет скептически. Блин. Чтобы не возвращаться на исходные, оборачиваюсь на него и говорю: – Лучше одинаковые. – Ладно, – пожимает щуплым плечом. Круто. На столешнице начинает вибрировать один из моих телефонов. Это рабочий. Глядя на дисплей, упираюсь в столешницу рукой и думаю, отвечать или нет. Я пробовал устанавливать правила. Прежде всего для себя. Законом “тишины” обозначать собственные выходные дни, но в итоге приходил к выводу, что мне это не нужно. У меня нет факторов, требующих уходить в офлайн на двое суток, оставаясь недоступным для любого абонента, звонящего на этот номер. Сегодня я верну сына домой, все остальные планы легко поддаются корректировке. – Да? – смотрю в окно, принимая звонок. На улице и правда метет. Подойдя ближе, всматриваюсь в проспект, который отсюда как на ладони, и не вижу на дороге снегоуборочной техники. Зачет. И давно этот снег идет? – Приветствую, – слышу знакомый чиновничий голос. – Не разбудил? – Нет. Доброе утро. – В четвертой поликлинике проверка из министерства. Главный на нервах, может, подъедешь? – А я тут при чем? – спрашиваю раздраженно. – Что, подъехать некому? – Барин тебя видеть желает. Очень просит, кланяется. – Я не могу. Занят. – Ну, может, после обеда? Очень надо. Отблагодарит. Втянув поглубже воздух, смотрю на часы. Половина восьмого. – Отблагодарит? – спрашиваю сухо. – Ручаюсь. – Не раньше четырех, – соглашаюсь. – Спасибо! Отключаюсь. Бросаю на столешницу телефон и достаю из холодильника яйца и молоко. Вчера с Мишей закупились продуктами. Сын лихо выдрессирован на предмет прогулок по продуктовым. Нифига лишнего почти не взяли. Я и сам также выдрессирован за те годы, когда сухари без масла были на завтрак, обед и ужин. Об этом никто кроме нас с Олей не знал. Ни друзья, ни ее родители, ни, тем более, мои. Из Подмосковья заглядывать в мою жизнь им сложно до сих пор, но переезжать они наотрез отказались. Менять хер на палец не хотят. – Ты умылся? – спрашиваю Мишу. – Не-а. – Иди умывайся, и будем собираться. – Что, уже? – дуется он. – Мне тебя к десяти нужно к бабушке отвезти, – напоминаю. С учетом того, что дороги замело, ехать мы будем долго. Завтракаем, и я скрываю улыбку от того, как сын держит вилку. Левой рукой. Как и я. Ботинки у него на липучках, и он обувает их самостоятельно, кряхтя в своем пуховике, пока надеваю свою куртку и проверяю в кармане брелок от машины. Через полчаса в цветочном магазине выбираю букет пошикарнее и кладу на заднее сиденье машины. Миша в детском кресле юзает мой личный телефон, играя в какую-то игрушку. Тормоза срабатывают через раз, машину несет на каждом светофоре, поэтому двигаюсь улиткой, что не напрягает. Я давно научился не спешить, даже если опаздываю. Меня в любом случае дождутся. И это касается не только работы, но и всех других сфер жизни. Всех сфер, кроме одной. Губы кривятся, это улыбка, хотя и дохлая. Добираемся до дома моих “родственников” в девять пятьдесят. Паркуюсь рядом с “ауди” своего шурина, Саши Романова, упираясь капотом в знакомую кованую ограду частного дома. В последние полгода я здесь не был. И сюда, и домой, к матери, Мишу отвозил мой водитель, но сегодня я не собираюсь динамить любимую тещу. Хотя бы потому, что я уже здесь. – Отстегивайся, – говорю сыну, выходя из машины. Достаю его из кресла и ставлю на снег. Захватив букет, идем к входной калитке. Нажимая на звонок, я осознаю все последствия своих действий, но сегодня я заряжен достаточно, чтобы делать и поступать так, как считаю нужным. Нам открывает тесть. Вижу, что похудел. У него проблемы с сахаром. Диета. – У-у-у, – пропускает во двор, с уважением протягивая мне руку. – Вот так люди. Не ждали, – хлопает по плечу. – Доброе утро, – пожимаю твердую ладонь. – Привет, дед, – сын просачивается мимо и топает к дому. – Проходи, – закрывает тот за мной калитку. Во дворе Саня чистит снег. – Привет, – здороваемся. Виделись пару дней назад на пробежке. – Помочь не хочешь? – опирается руками на черенок лопаты. Оценив фронт работы, кисло замечаю: – Не особо. Смеется, качая головой. – Вторая лопата в вагончике за домом. Постучав ногами по коврику, вхожу в дом, в который впервые попал одиннадцать лет назад. Тогда меня встретили без фанфар. Кто такой? Откуда? Какие планы на жизнь? Ответ был один – я хрен с горы, и я хочу себе вашу дочь. Она кружила вокруг меня. Боялась, что почувствую себя некомфортно. – Здрасте, – выскальзывает из кухни какая-то возрастная родственница в больших круглых очках. Женщина прячет от меня глаза. Испаряется. Пахнет домашней едой. Аппетит просыпается, несмотря на завтрак. – Добрый день, – отзываюсь. Впиваюсь глазами в пространство. Прислушиваюсь к голосам, но за детскими криками сложно что-то разобрать. – Ба! Папа приехал! – семафорит Мишаня, в ботинках залетая на кухню. – Руслан! – выплывает из кухни теща с ошарашенным видом. – Мы и не ждали! Я не причесанная еще… – взмахивает рукой, трогая свои волосы. – С днем рождения, – улыбаюсь, протягивая ей букет. – Ох… – почти краснеет. – Вот это красота… Валя! Найди вазу! – забирает у меня цветы. На мою щеку приземляется поцелуй. В ответ легонько сжимаю ее плечи. – Мы тебя не отпустим! – суетится. – Раздевайся, проходи! Коля, возьми у него куртку. Тут такой бедлам, – указывает рукой на забитый одеждой шкаф. – Проходи… не стой… Знала бы, сделала бы для тебя утку! Мы к двум звали гостей, а тут родственники приехали из Бреста. Сестра двоюродная, ты их не знаешь… – сыпет она информацией. – А где мама? – показывается из кухни сын. Осматриваясь исподлобья, жду ответ на этот вопрос. Именинница соображает пару секунд, а потом отмахивается: – Опаздывает. Опустившись на корточки, помогаю Мишане снять комбез. Выскакивает из него, оставаясь в штанах и водолазке, под которой вижу край пижамной майки. – Блин… – бормочу, кое-как заправляя ту в штаны. – Я на улице буду, – говорю ему, вставая. – Сане помогу, – объясняю его бабушке, выходя из дома. Глава 11 Наши дни Руслан За последние полгода во дворе дома есть изменения, и они не оставляют меня равнодушным, потому что вижу отсутствие горы разного хозяйственного барахла, разбором которого тесть занимался с тех пор, как Миша родился. Выходит, я пропустил тот «час икс», когда от всего избавились махом. По мировым меркам событие ничего не стоящее, но по меркам семьи, к которой я, хоть и заочно, но принадлежу, эпохальное. Я пропустил его. И много чего еще. Под ногами скрипят половицы старого вагончика для инвентаря. Останавливаюсь в центре и осматриваюсь, протолкнув ладони в карманы джинсов. В двадцать четыре года моя карьера госслужащего начала набирать обороты как снежный ком, хотя горькая правда заключается в том, что оставаться в этом городе навсегда я никогда не планировал. – Пфф… – осматриваюсь. Город и сейчас не стал мне родным, хотя знаю его как свои пять пальцев. Еще за три месяца до получения своего диплома, я получил предложение о найме от одной крупной столичной строительной фирмы. Им зашли мои проекты, их презентация тоже, и уже тогда я знал, что мне придется делать выбор. Ткнув носком ботинка коробку с инструментами, смотрю в пространство. Моей девушке учиться было еще три года. Она была домашней девочкой. Чистенькой, умной, провинциальной, хотя и не замечала этого. Но я слетел с трассы с первого взгляда. Я хотел ее себе, даже понимая, что это нихера не вовремя. О переводе в столичный ВУЗ речи не шло. Это дорого, и родители никогда не отпустили бы ее в столицу с голодранцем, у которого ни хрена не устроено. Я и сам понимал, что не потяну совместный переезд, а когда потяну, сказать было трудно. Меня слегка бомбило, а она даже в курсе не была, что я стоял перед выбором и выбрал ее. Никто не был в курсе. На полке пара старых рабочих перчаток. Беру их и лопату для снега, выходя из вагончика. Саня почти расчистил парковку перед гаражом. Расстегнув куртку, активно работает лопатой. Присоединяюсь, набросив на голову капюшон. – Как семейная жизнь? – спрашиваю, принимаясь за работу. Он выпрямляется, предоставляя возможность его сменить. – Да, в общем-то, охуенно, – отвечает Романов. Посмеиваюсь, загребая снег. Он женат меньше месяца, не сомневаюсь, что у него все охуенно. Его жене, кажется, двадцать. Или девятнадцать. Его бывшая студентка. Видел ее один раз, вряд ли узнаю во второй. Свадьба была экстренная, я помог свести процесс к регистрации в день подачи заявления. – Хочу машину поменять, – говорит задумчиво. – У тебя там ничего не нужного не завалялось? Я бы выкупил. – Я тебе что, Рокфеллер? – смеюсь, качая головой. Машина у меня одна. Плюс рабочая. За своей тачкой я слежу хуже некуда, весь сервис скинул на Борю, водителя. – Мало ли, – смеется Саня. – У Ольги под забором тачка гниет, может это у вас семейное. – Семейного у нас ничего нет. – Извини, – говорит тут же. – Туплю. – Проехали. – Кхм… угу. Оборачиваемся, когда за забором возникает звук буксующих колес. Хлопает дверь, в замке входной калитки начинает скрежетать ключ. У меня нет шестого чувства, я прагматик, но нихрена не сомневаюсь в том, кого сейчас увижу. Выпрямляюсь и смотрю на дорожку, где спустя секунду показывается Оля. Ощущение штыря в заднице – суперестественное, когда дело касается моей бывшей жены. Домашняя девочка, умненькая и провинциальная, стала женщиной и вогнала мне в задницу такой штырь, который не смог вогнать ни один мужик на всем пути моей карьеры и моей жизни. Я этот штырь заслужил. И она в долгу не осталась. Я не могу не гордиться ею за это, но чтобы проверить ее умение давать сдачи, мне пришлось ее потерять. Я не знаю, как вернуть то, что проебано и похерено. Я даже не знаю, нужно ли нам это. Я стал тупым и деревянным по части отношений. Достаточно сказать, что я трахаюсь машинально, не всегда понимая, нахер вообще это делаю. Последние полгода я провел в цейтноте, не думая ни о чем, кроме должности, которой добивался два года. До вчерашнего дня я полгода не видел свою бывшую жену. Сжимая черенок лопаты, наблюдаю за суетливыми движениями Оли, отмечая, что у нее слегка изменился цвет волос. Они заплетены в свободную косу, которая лежит у нее на плече, и в них появились каштановые оттенки. На ней серая короткая шуба, джинсы и черные ботинки до лодыжек. Она ни на кого непохожа. Ни на Саню, ни на мать. Тесть ей неродной отец, где родной ни она, ни ее мать не знают, но порода явно его. Скольжу глазами по длинным, идеально женственным ногам, обтянутым синими джинсами, присматриваюсь к сосредоточенному хмурому лицу, на котором нет вообще никакого макияжа, но уверен, что Камилю Тхапсаеву глубоко похуй, есть на ней макияж или нет. Если он хотя бы один раз добудет ее оргазм, ему станет втройне похуй. У меня самого в первый раз на это ушло чуть больше двух недель, зато потом все пошло как по маслу. Закрыв изнутри калитку, Оля разворачивается и видит нас. Моя машина припаркована прямо у забора. Она знала, что я в доме. Привычная ситуация, если не считать того, что меня здесь быть не должно. – Салют, – отзывается ее брат. Ее глаза впечатываются в мое лицо, смотрят на лопату в моих руках. – Я думала, ты умер, – бросает Сане, быстро проходя мимо. – Заезжай почаще, чем раз в месяц. Они, вообще-то, по тебе скучают. Втянув в себя морозный воздух, с кислой усмешкой смотрю на деверя. Потирая пальцами подбородок, он с прищуром смотрит ей вслед. Быстрые шаги на крыльце, после чего хлопает входная дверь. Мы остаемся в полной тишине, за исключением лая долбанутой соседской собаки. – Ну, – бормочет Романов. – Теперь хоть не скучно. Блять. Подавив смешок, вгоняю в снег лопату, глядя на окно при входе, за которым загорается свет. Глава 12 Наши дни Оля – Ты поздоровалась с людьми? От запахов еды меня выворачивает. Мать активно шинкует начинку для салата, оставляет нож и перемещается к плите, на которой закипает кастрюля. Снимает крышку и несётся к холодильнику, из которого достает майонез. – Я только что зашла, – говорю, впервые в жизни не спеша ей помогать. Мои мозги соображают так туго, что я не знаю, куда себя применить. Стоя в дверях кухни, пытаюсь собраться с мыслями и отсеять тот факт, что там на улице Чернышов, и он здесь явно надолго. Во-первых, потому что он пришел, и просто так его никто, кроме меня, не отпустит, во-вторых, если бы он этого не хотел, то не пришел бы. – Спасибо, что зашла! – с претензией говорит мама, возвращаясь к салату. – Лучше поздно, чем никогда. Помоги завернуть лаваш, я с шести утра, как заведенная тут ношусь. Могла бы предупредить, что не можешь помочь. Эта отповедь слегка выводит из себя, но мне слишком дерьмово, чтобы обороняться, да и вообще, я слишком хорошая дочь, чтобы с ней спорить или обороняться, но именно сегодня желание сделать это зашкаливающее. – Где Миша? – игнорирую шпильки в свой адрес, прислушиваясь к дому. Тут у нас родственники, и их очень много, а я совершенно не готова изображать радушную хозяйку. Я хочу увидеть своего ребёнка! – Где-то в доме, – отвечает она. – Куда он денется? Руслан привез его полчаса назад. Он мог бы и почаще приезжать, но ты же как наседка над мальчиком вьешься. – Это плохо? – изумляюсь. – Лучше займись своей жизнью, – отчитывает. – Если бы занималась ею, и муж был бы при тебе, а не гостем раз в полгода. В голову ударяет кровь, и я сдерживаю себя изо всех сил. Я знаю, что в этом доме моему бывшему мужу рады больше, чем мне. Это я в семье урод. Чтобы не сделала, я всегда неправа и нихрена в собственной жизни не понимаю. Не понимаю того, что делать, когда в спортивной сумке собственного мужа нахожу ленту гребаных презервативов, которыми мы с института не пользовались! Я сгорала заживо, боясь бросить ему эти презервативы в лицо. Боялась так, что не могла встать с кровати, часами пялясь в одну точку! Именно сегодня эти воспоминания ударяют по мне как кувалда, вышибая слезы из глаз. Развернувшись, быстро иду по коридору, обходя по дуге комнату, набитую родственниками. Зайдя в туалет, закрываюсь изнутри и сажусь на унитаз, опустив лицо в ладони. – Мам! – слышу за дверью. – Мам! Посмотри, как я теперь умею! – Сейчас! – отвечаю хрипло, пытаясь справиться со своими слезами. Мне хочется весь этот день послать к черту. Вместе с родственниками и салатами, но я не могу, ведь тогда все решат, что в меня вселился дьявол. Открыв кран, споласкиваю лицо, глядя на свое отражение в круглом зеркале. Несмотря на то, что я готова лечь и тихо умереть, об этом говорит только пепельный цвет моего лица, в остальном я выгляжу как обычно. Глядя в свои глаза, обещаю, что буду вертеться вокруг своего сына так, как захочу. Он самое дорогое, что есть в моей жизни. Мое главное и единственное достижение, все остальное, по мнению матери, я благополучно спустила, потому что не смогла удержать собственного мужа, но ко всем чертям его послала я, а не наоборот, и хоть об этом никто не знает, мне достаточно того, что об этом знаю я и он. Закрутив кран, прижимаю ледяные пальцы к вискам и выдыхаю, собираясь выйти отсюда и выполнить свои обязанности. Дойдя до комнаты, заглядываю внутрь и здороваюсь. Здесь сестра моей матери с семьей. Мужем, сыном моего возраста и двумя внуками. Миша вращается на месте, как болванчик и орет: – Это Спарта! Поправляю съехавшую ему на глаза бандану из шейного платка матери и прошу показать зубы. Он светит своей новой щербиной, и я улыбаюсь, говоря: – Я буду на кухне. По-прежнему игнорирую комнату, возвращаясь в коридор, где, стряхивая с ботинок снег, раздевается мой брат и его любимый лучший друг. На нем джинсы и тонкий серый свитер, который демонстрирует плоский живот нашего дорогого мэра и крепкие бицепсы с рельефами, от которых у любой дуры закружится голова. От его голубых глаз тоже. Они у него такие, что в них можно не просто утонуть, а захлебнуться, что я и сделала одним осенним дождливым вечером. Игнорирую обоих, проходя мимо. Моя голова так раскалывается, что это не сложно. Двигаясь, как во сне, выкладываю ровные слои начинки для “шубы”, смазывая их майонезом и ненавидя одновременно. Вряд ли я смогу затолкать в себя хоть что-то. Сегодня еда кажется мне не употребимой. К тому времени, как я заканчиваю с колбасными нарезками, за столом активное веселье, и оно вращается вокруг моего брата и моего бывшего мужа. Миша восседает у него под боком, хлопая глазами и вслушиваясь в разговоры взрослых, и вместе они выглядят потрясающе гармонично, потому что похожи как две капли. Я знаю, что Чернышов имеет право здесь быть. Несмотря на то, что в городе он давно ассимилировался, кроме моих родных у него здесь больше никого нет. Он здесь чужак, даже, несмотря на то, что всегда это скрывал. Когда наши глаза встречаются, я отворачиваюсь и расчищаю на столе место для тарелки, мечтая остаться незаметной. – За одним столом с мэром я еще никогда не сидел, – объявляет муж маминой сестры, наполняя свою рюмку водкой. – Будем знакомы, так сказать! – Я за рулем, – отзывается Руслан. – Но знакомству рад. – Теперь будет, о чем внукам рассказать, – мой брат забрасывает за голову руки, вольготно растекаясь по дивану. – Ольга! – восклицает моя двоюродная родственница. – Ты красавица. Галя, какая у тебя дочь – умница. – Спасибо… – бормочу, выдавливая из себя улыбку. Мы встречаемся раз в десятилетие, и я допускаю, что у нее есть дела поважнее, чем следить за моей жизнью, но все равно выпускаю из рук тарелку, роняя ее на центр стола, когда она с искренней добротой интересуется: – А вы почему за вторым ребеночком не идете? От неожиданности я ищу глазами лицо Руслана, и эта механическая привычка бесит даже больше, чем заданный только что вопрос. Он смотрит на меня в ответ и почесывает пальцем кончик своего носа. Уперев локти в широко разведенные колени, берет на себя смелость ответить за нас двоих: – У нас экология хреновая. Вот и не идем. – Ну, это вы зря… Глаза моей матери начинают бегать. Отец откашливается в кулак, а мой брат смотрит в потолок. – Оля… – взмахивает мать рукой. – Сходи в подвал, принеси грибов. Меньше всего мне хочется лишний раз двигаться, но исчезнуть отсюда становится жизненно необходимым. Сдернув с крючка свою куртку, толкаю ладонями дверь и выхожу на улицу, жадно глотая морозный воздух. – Пфф… – брожу между полок с консервациями, решая никуда не спешить. Я слышу шаги наверху еще до того, как дверь в подвал открывается и на верхней ступеньке возникает Чернышов. Чуть расставив ноги, протягивает к стене руку и включает вторую лампочку, добавляя в два раза больше света. В последние полгода не думать о нем было легко. Чтобы не думала моя мать, у меня есть своя жизнь, и стоящий передо мной мужчина стал в ней просто редким гостем. – Чего тебе? – спрашиваю, поворачиваясь к нему спиной. – Хочу помочь, – слышу в ответ. – Если хочешь помочь, просто сядь в свою машину и уезжай. – Я думал, мы это уже проходили. Его ботинки стучат по бетонным ступеням, когда он начинает спускаться. – Мне все равно, что ты думаешь. – Я расстроен. – Иди в задницу. – Я бы с удовольствием трахнул твою задницу. Развернувшись на пятках, гневно смотрю в его заросшее щетиной лицо. Он остановился в метре, заслонив собой проход и вторгнувшись в мое личное пространство запахом своего парфюма, который мне неизвестен, но определенно ему «идёт». Расслабленно обведя глазами погреб, опускает их на меня. – Все как всегда? – спрашивает усмехнувшись. – Стоит только спичкой чиркнуть, да? – Я не в настроении с тобой шутить, – огрызаюсь. – Кто сказал, что я шучу? Сжав пальцы в кулаки, предупреждаю: – Ты дотронешься до моей задницы только через мой труп. – Я почти хочу принять этот вызов, – говорит сквозь зубы. – Я всё-таки ебаный мазохист. – Ты ебаный мудак, – сообщаю ему. Я просила его здесь не появляться! По крайней мере, не одновременно со мной. – Отлично. Ни один вменяемый мужик тебя бы не вывез. – Пошел ты! – рычу ему в лицо. – Блять, – втянув в себя воздух, он запрокидывает голову и закрывает глаза. Сердце мечется по моей груди, и я отскакиваю в сторону, пытаясь успокоить свое сердцебиение. Здесь слишком тесно, чтобы я могла хотя бы на два процента проигнорировать то, что здесь не одна. – Я собираюсь в отпуск через месяц. За границу. Хочу взять Мишаню с собой, – проговаривает жестко. – Я спрошу, что он об этом думает, – смотрю на него холодно. – Он в восторге. То, что сын не сказал мне об этом, немного задевает, но я не собираюсь страдать из-за этого прямо сейчас. Мне не хватает воздуха. И не хватает пространства. – Это все? Обведя колючими глазами мое лицо, Чернышов отвечает: – Почти. Извинись за меня перед родителями. До встречи. На этом он уходит, по дороге оставляя на полке банку с Мишаниным зубом и две упаковки лекарственного драже, которые я верчу в руках, с подозрением понимая, что это средство от похмелья. – Какого хрена? – рычу, но успеваю увидеть только, как за моим бывшим мужем закрывается дверь. Глава 13 Руслан Наши дни Обычно я довольно спокойно отношусь к сложностям. Обычно все решается гораздо проще, чем может показаться на первый взгляд, особенно если у тебя на плечах голова, и она исправно работает, но если дело касается женщин, здесь логический подход применять не стоит. Лучше вообще поменьше думать и анализировать. – М-м-м… – Алиса прикрывает глаза, смакую что-то из своей тарелки. – Соусы у них тут просто отпад. Наблюдаю за ней, сложив ладони домиком и постукивая пальцами по губам. Двадцать шесть лет, заместитель управляющего одного очень уверенного банка. Непросто карьеристка, а карьеристка от бога. Обошлось не без моей помощи, но это было несложно. – Приятного аппетита, – отзываюсь, не настроенный на еду. Глядя на девушку, замечаю то, что замечал в каждой женщине, которую имел в последние три года – они не так смеются, не так двигаются, не так отсасывают. Ни хуя не делают так, как мне хотелось бы, и этот гребаный сглаз тянется за мной, как репей. – Спасибо. Как день прошел? – Трудно сказать, – отвечаю на вопрос. Для среды было слишком спокойно, я привык к другому темпу работы. За ее спиной семейная пара с двумя детьми занимает столик у окна. Женщина задерживает на мне взгляд, смущенно отворачивается. Перевожу глаза на Алису. Она брюнетка с раскосыми карими глазами и немного смуглой кожей. Все это выглядит красиво и экзотично, но это никогда не вставляло меня больше чем на один секс за вечер. Меня вставляет совсем от другого, и это не выдолбить из башки даже перфоратором. Другая кожа, другой цвет волос, другие движения и другие мозги. Да, я ебаный мазохист. – Ну, хотя бы завершиться твой день может очень приятно, – намекает Алиса. – Я сегодня пас. – Ты меня пугаешь, – улыбается изумленно. – Я как бы кроме тебя больше ни с кем не сплю, и у меня уже месяц секса не было. – Ты можешь спать с кем хочешь, – сообщаю ей. – Только предохраняйся. – Ты хоть представляешь, как это звучит? – хмурится она. – Будто тебе все равно. Мне в ней многое нравится, особенно ее несерьезность. По большей части она не забивает свою голову ничем лишним, и в этом нет нихрена плохого, но это как раз та черта ее характера, которая не позволяет мне претендовать на ее время безраздельно. – Я не люблю загонять себя в рамки. Для того чтобы корчиться в рамках, у меня есть работа. – Но ты же был женат, – выгибает она бровь. – Что на тебя нашло? Втянув в себя воздух, смотрю в окно. Вижу кусок проспекта и несущиеся по нему машины под густым снегом. – Все сложно, – отвечаю самой банальной фразой из возможных. На самом деле все было проще некуда, но, сколько ни пытал свой мозг, так и не смог понять, где был тот момент, когда все вдруг изменилось, и почему это произошло. Когда мой дом превратился в минное поле, на котором спокойно отдохнуть можно было только, если сдохнешь, а женщина, которую я любил, перестала меня слышать. Абсолютно, твою мать. Поднеся к губам кулак, я продолжаю смотреть в окно. Я не понимал, что должен делать тогда, и сейчас нихера не понимаю, кроме одной вещи – я бы очень разозлился, если бы мой сын стал называть папой другого мужика. Из соображений галантности дожидаюсь, пока Алиса закончит ужин. Позволяю ей держать себя под руку, пока идем к ее машине. Открыв для нее водительскую дверь, жду. – Мы могли бы просто кино посмотреть, – не торопится она садиться. – Я не смотрю кино, – поднимаю воротник своего пальто. – Я предпочитаю театр. – Ты серьезно? – закатывает глаза. – Что это за причуды? Я почти улыбаюсь. – Каждому свое, – говорю, делая пару шагов назад. – Почему мы ни разу не ходили в театр? – интересуется Алиса. – Потому что у меня нет на него времени, – отвечаю ей. – Точно, – фыркает. – Все время забываю, что твое время – деньги. – Счастливо, – позволяю ей поцеловать свою щеку на прощание. Моя машина припаркована почти рядом, поэтому не успеваю замерзнуть, пока иду до нее, не оглядываясь и запуская мотор. Я слишком редко сажусь за руль самостоятельно, чтобы помнить о том, что прогревать машину лучше заблаговременно, а не за тридцать секунд до того, как собираешься в нее сесть. Рассматривая окна ресторана напротив, наблюдаю за людьми внутри. Я всегда был наблюдательным. Сейчас я вижу, как в желтом свете окон люди перемещаются, но то, что я почти не вижу помещения в глубине здания – признак того, что с освещением у них лажа. На самом деле, я терпеть не могу этот ресторан. Помимо света, в нем еще и вентиляция дерьмовая, а я люблю свежий воздух больше креветок от шефа. На часах почти девять вечера. Может, у меня омлет был хреново прожаренный, потому что башку заполняют образы, от которых скручивает живот. Такая же зима, и я держу на руках своего сына. Ему три дня, и он пугающе маленький. Я счастлив. – Сука… – закрыв глаза, откидываю голову на подголовник. Сжимая челюсти, я пытаюсь убить нахуй это давление в груди, но уже знаю, как лучше всего с ним бороться. Просто двинуть кулаком по стене или отправить туда пульт от телека. Достав из кармана телефон, проваливаюсь в фотографии, на которых моя бывшая жена позирует в компании какой-то блондинки. Локация не указана, но я знаю, что это за место. Это ночной клуб, принадлежащий одному “уважаемому” человеку. У меня есть собственные соцсети, но я редко там появляюсь, ими занимаются пиарщики. Мой пиарщик – один очень старый знакомый, и он прислал мне эти фото почти в тот же момент, в который они были опубликованы. Когда в салоне машины становится теплее, чем на куске льда, стучу телефоном по колену. Разминаю шею, хрустя позвонками, и набираю своей бывшей жене сообщение, которое, уверен, вызовет возмущение, но ведь я нихрена не боюсь сложностей. “В пятницу у меня финал чемпионата по мини-футболу. Администрация против нефтяников. Хочу, чтобы Мишаня посмотрел игру, ты могла бы с ним побыть?”, – пишу и тру подбородок в ожидании ответа. “В пятницу у меня планы. Пусть с ним побудет твой водитель”, – получаю в ответ. – Ни хера, – бормочу, набирая свой аргумент. “Боря в отпуске. Мне больше некого попросить”. Она молчит. Положив руку на руль, толкаю рычаг автоматической коробки и выезжаю с парковки, рассчитывая получить ответ к тому времени, как доберусь до дома. Глава 14 Оля Наши дни – У папы тоже машина. У него “мерседес”, – презентует Мишаня с заднего сиденья. – А твой папа не дурак, – тянет Маша, загоняя свой «бмв» на парковку перед спортивным комплексом. – Папа очень умный, – сообщает сын. Как всегда, все, что касается его отца, он воспринимает очень серьезно и близко к сердцу. С учетом того, что год назад они виделись от силы раз в месяц, такое преображение вызывает во мне очень кислую мину. – А чем ты увлекаешься? – спрашивает Маша. – Я? – уточняет он. – Да, ты, – смотрю на него, повернув назад голову. – Человеком пауком, лего, еще умею стрелять из пистолета… – перечисляет, ковыряя пластиковую фигурку своего «спайдермена». – Круто! – отзывается Машка, бросив на меня смеющийся взгляд. – Еще рисую, пою, танцую. Я талантливый, – продолжает он. – Ого, – цокает подруга. – А подруга у тебя есть? – Только не это, – бормочу себе под нос. Я решила, что взять подругу с собой будет отличной идеей, раз уж мне предстоит два битых часа провести на трибуне в качестве зрителя любительского футбольного матча. Отстегивая ремень, я в сотый раз задаюсь вопросом, почему вообще на все это согласилась в ущерб своим собственным планам?! Я нашла только один ответ, и он не особо меня радует. Мой бывший муж слишком редко просит меня о чем-то. За последние три года он ни разу не просил меня о чем-то. Может потому что знал – делать этого не стоит. Небо над зданием «арены» темно-синее и свинцовое. Выглядит очень многообещающе. Похоже, снега в этом году хватит на то, чтобы разорить коммунальные службы. Мы переходим дорогу в группе со скопившимися у светофора людьми, и все это время Миша напевает свою «тук-тук, я человек – паук». Мне пришлось перенести встречу с Камилем на завтра. Он вошел в мое положение, хотя я не уточняла, по какой причине отодвигаю нашу попытку «узнать друг друга поближе». Возможно, настолько близко, чтобы между нами не осталось одежды. Я не уверена в том, что с этим стоит спешить, но у меня есть очень откровенный комплект белья и меня достало то, что я в жизни не надевала его для кого-то. Глядя на белые стены комплекса, сжимаю ладонь сына в вязаной варежке. Я не хочу думать о том, откуда Чернышов узнал о моих субботних похождениях. Здесь нет ничего мистического, фото из клуба вчера прислал мне даже мой брат, добавив к картинке восемь вопросительных знаков. Желающих посмотреть любительский футбольный матч больше, чем я думала, и у нас даже билеты есть. Вся эта блажь благотворительная. Билеты Чернышов прислал на электронную почту. – Можно мне попкорн? – Мишаня вертит головой и лупает глазами. – Мы же не в кино, – напоминаю ему. – Тогда можно мне его потом? – просит он. Потом он наверняка об этом забудет, поэтому отвечаю: – Потом можно. Приглаживаю его темные волосы, зная, что он не любит нежностей на людях. Но здесь всем по барабану, девяносто процентов присутствующих мужчины, и они пялятся на мою подругу. – Боже, какой цветник, – сухо замечает она, забрасывая ногу на ногу. – Ну, и где наш герой? – всматривается в футбольное поле внизу. Скрепя сердце, опускаю глаза. Я нахожу его не сразу, но, как только глаза спотыкаются о высокую, подтянутую фигуру, Руслан поворачивает голову и смотрит на трибуны. Осматривает их, пока не находит нас. На нем белая командная форма, на бицепсе оранжевая повязка, очевидно, это означает, что он капитан. Сердце немного бесится, потому что, однажды я влюбилась в него без памяти не только из-за его любви к театру. Я влюбилась в его тело тоже. И в его лицо. Я могла бы выколоть себе глаза, но даже слепая буду знать, какой этот мужчина привлекательный. Он видит нас и машет сыну рукой. Тот машет ему в ответ. – У-у-у… – тянет Маша. – Хорош, папаша. Отвернувшись, я опускаю глаза в свой телефон, делая вид, что там гораздо интереснее, чем вокруг. Я листаю план своих занятий на следующую неделю, вспоминая о том, что подруга прислала на почту бизнес-план школы, которую собирается открыть, и посмотреть который у меня не было времени, поэтому проваливаюсь в него сейчас. Все, что могу сказать вот так, навскидку, это не очень дорого. Все что угодно, только бы не думать о том, что сегодня “годовщина” нашей свадьбы. В то время мы были почти нищие. Саму возможность принять помощь от моих родителей Руслан считал неприемлемой, поэтому я принимала ее тайком, а когда он об этом узнал, мы дико поругались… Звучит свисток, и начинается игра. Сын смотрит на площадку, неподвижный и немного завороженный. Мы не бывали на спортивных мероприятиях, и его определенно заинтересовала толпа носящихся по залу мужиков. – У папы мяч… – фиксирует сын, и я верю ему на слово. Через год после того, как Миша родился, у его папы началась новая жизнь. Он познакомился с разными людьми, и эти связи требовали очень много внимания. Например, дни рождения уважаемых людей в сауне с эскортницами, почему бы и нет? Ведь от этого зависела его карьера. Я узнала об этом случайно. Местные журналисты опубликовали “обличающую” статью, и я знала, что на мероприятии, о котором шла речь, был и мой муж тоже. Он поклялся, что никогда не трахал кого-то на стороне. Я верила, даже когда он возвращался под утро и трупом падал в кровать. Верила до того дня, пока не нашла те презервативы. Их было шесть, а через три дня стало на один меньше. Это отравило меня. Сделало другой. Теперь, спустя время, я жалею, что не швырнула их ему в лицо, может, я просто слишком боялась услышать его ответ. До боли в сердце. До отравляющего душу страха. И пыталась отыскать этот ответ сама. В его глазах. В его прикосновениях. В его постоянных отлучках. В том, что он перестал замечать, во что я вообще одета. И перестал звонить просто так, без причины. Просто потому, что соскучился. Семь лет… Мы были вместе семь лет, но я хотела его так же, как в чертов первый раз! – Але! – толкает меня плечом Маша. – Ты где, мать? Посмотри, что творится. – Мама! – визжит Мишаня. – Посмотри! Дернувшись, перевожу глаза на площадку и вижу, что капитан “белых” катается по полу с перекошенным от боли лицом и прижимает к груди согнутую в локте руку. Через секунду его заслоняет возникший рядом медицинский работник, и я понимаю, что на этом игра для нас закончилась. Глава 15 Оля Наши дни Последний год своей жизни я практически посвятила тому, чтобы научиться ее контролировать. От вмешательства родителей, прежде всего. Помимо осуждения моих поступков, мать пыталась решать за меня все, вплоть до цвета штор в квартире, которая досталась мне в наследство от них же. Она пыталась контролировать распорядок моего дня, продукты в моем холодильнике, лекарства, которые даю собственному ребенку. Вторгаясь в шаткие стены дома, который я изо всех сил пыталась сделать своим, но иногда мне казалось, что вернуться к Чернышову было бы гребаным спасением. Разумеется, я никогда не думала об этом всерьез. Просто рядом с ним я была сама себе хозяйка, и сама решала, что сегодня будет есть на ужин мой муж или сколько детей я от него хочу. Изучая развешанные на стенах плакаты с изображением переломов и способов наложения шин, просто пытаюсь понять, когда этот день вышел из-под моего контроля. Я нахожусь в травмпункте, и мне во второй раз за этот день пришлось подвинуть свои планы, но сын так распереживался от вида машины скорой помощи, которая забрала его отца, что мне пришлось предложить Мише отправиться в травмпункт следом за ней. "Его увезли на ско-ско-о-орой", – рыдал он. "Я хочу к па-а-а-пе". Не знаю, что там с нашим мэром стряслось. С виду он очень мучился, но не умирал. Мои глаза сверлят дверь в конце коридора, за которой только что скрылась медсестра. – Ненавижу этот запах… – Маша вышагивает мимо меня туда-обратно, рассматривая потолок и вертя на пальце ключи от своей машины. Я прекрасно понимаю, о каком запахе она говорит. Думаю, ненавидеть его у нее есть причины, в конце концов, больницы везде пахнут одинаково. – Мишаня тоже его ненавидит, да? – ерошу темные волосы на макушке сидящего рядом сына. Уткнувшись в мой телефон, он кормит желтых крокодилов зелеными кубиками, и этот процесс полностью поглотил его внимание. – Что? – подняв голову, вертит ею во все стороны. – Ничего, – отвечаю, вставая со стула и подходя к окну. Обняв себя руками, вглядываюсь в заснеженную темную улицу и фонари. По кромке тротуара выстроились маленькие елки из проволоки. Они подсвечены гирляндами по краям, и это мило. Не знаю, успел ли наш мэр хоть как-то поучаствовать в жизни города за полтора месяца “в должности”. Я не знаю, справляется ли он, не знаю, как конкретно он попал в это кресло. Я даже не знаю, хотел ли он в него, и если хотел, то когда у него появилась такая идея. Я ни черта о нем не знаю. В год нашего развода мы перестали общаться “по душам”. Мы вообще перестали разговаривать, а если и разговаривали, то можно было радоваться тому, что у нас нет соседей. Копаться в этих воспоминаниях не больно. Доставая эти воспоминания из памяти, я смотрю на них так, будто это было не со мной. По большей части так есть, потому что это был один большой день сурка. Да я почти себя не помню. Я в одиночку воспитывала годовалого ребенка и следила за домом, хозяйкой которого внезапно стала. Это не было похоже на сказку. – Мам… – зовет Миша. – Тебе сообщение пришло. Отвернувшись от окна, подхожу и забираю у него телефон. “Если у тебя что-то изменится, просто напиши” , – просит Камиль. Сегодня ночью у него дежурство, и мы планировали встретиться днем, но вместо этого я занимаюсь тем, что подпираю дверь врачебного кабинета в местном травмпункте. “Обязательно” , – пишу ему. На самом деле я не знаю, насколько тяжелое у Чернышова “состояние”, и заберет ли он Мишу с собой, когда выйдет из этой чертовой двери. В любом случае нам придется перенести свидание на другой день. После футбола мы с Машей собирались посидеть в каком-нибудь кафе, поэтому я одета в джинсы и шелковую блузку, которая притягивает холод от оконного сквозняка. Ежусь, передергивая плечами. – Наконец-то, – слышу тихий вздох подруги и оборачиваюсь. Из-за двери появляется тучный высокий врач с белыми от седины волосами, следом за ним идет его пациент.

Конец ознакомительного фрагмента.