Много раз Леонида одолевало искушение отделаться от пепельницы раз и навсегда: подарить кому-нибудь, бросить в Неву, зашвырнуть на платформу товарняка, катящего в дальние края… Он так и поступил бы, если бы ясно не осознавал, что это не избавит его от наваждения. Дьявол всё равно будет посылать ему свой сигнал и возникать в мыслях, когда захочет. А затем, рано или поздно, неведомыми путями вернется на привычное место.

Леонид стал нервным, допускал ошибки в работе, проезжал мимо своей станции…

Существовал очень простой способ избавиться от наваждения: снова закурить. Но Леонид знал, что в этом случае перестанет себя уважать. Его воля трещала под напором бесовских сил, но он снова и снова собирал ее в кулак, хотя делать это становилось всё труднее.

Решение пришло неожиданно. Оно было удивительно простым. Леонид даже рассмеялся, когда понял это. А, рассмеявшись, успокоился.

Но сначала нужно было кое-что проверить.

Он достал пепельницу из чемодана и водрузил ее на тумбочку. Дьявол ликовал. Красные лакированные зрачки праздновали победу. Не рановато ли?

Леонид поднял ножовку, которую перед этим разыскал в чулане. При виде инструмента в облике искусителя что-то изменилось. То ли свет теперь падал с другой стороны, то ли тумбочка качнулась, но рубиновые глаза наполнились тревогой.

Леонид крепко прижал пепельницу левой рукой к тумбочке, явственно ощутив холодную дрожь дьявола. Затем с нажимом провел ножовкой по одному из его рожек.

Послышался легкий стон. На медной поверхности четко обозначился пропил.

— Ага, боишься…

Леонид отложил ножовку и обратился к идолу с проникновенной речью:

— Послушай, любезный! Я не желаю тебе зла. К тому же ты — подарок. Вот мои условия. Всякий раз, когда ко мне будут приходить курящие гости, я обязуюсь предоставлять тебе свой уголок за столом. Я также обязуюсь содержать тебя в чистоте. Но за это ты обязуешься оставить меня в покое. Ты должен исчезнуть из моих мыслей и снов и не вторгаться в них впредь самовольно. В противном случае я попросту распилю тебя на мелкие кусочки, которые разбросаю по всему городу. Попробуй после этого собраться воедино! Я не шучу и готов начать хоть сейчас! — он снова взялся за ножовку. — Что скажешь? Заключаем договор?

Черт торопливо закивал.

Ночью Леонид спал спокойно. И в последующие ночи тоже. И он долго еще не курил. Целых три месяца.

Недавно мой добрый приятель Павел Иванович Перепечин, тот самый, рядом с дачным участком которого прошлой осенью обнаружили скрюченный труп с жуткой гримасой на лице, передал мне кипу блокнотных листков, исписанных торопливым мелким почерком. Эти бумаги, по его словам (а у меня нет оснований не верить Павлу Ивановичу), он извлек из бутылки, которую подобрал в своем малиннике. Хотел было выбросить их в костер, да вовремя спохватился, вспомнив о моем пристрастии к подобным находкам.

Должен сказать, что и я не сразу принялся разбирать эти каракули, тем более что бумага местами намокла и текст расплылся.

Но однажды в бессонную зимнюю ночь моя рука потянулась к неведомым запискам. Прочитав первую страничку, я уже не мог остановиться и просидел до рассвета, продираясь сквозь огрехи почерка, как через заросли шиповника. Открывшаяся мне история, история подготовки и осуществления коварного преступления, равно как и невероятный финал дьявольского замысла, потрясли меня, но одновременно укрепили веру в высшую справедливость.

На мой взгляд, эта поучительная история достойна внимания читающей публики.

Я не менял в ней ни слова, лишь восстановил по смыслу испорченные места (а таких набралось совсем немного) да исправил ошибки, вызванные скорописью.

Впрочем, довольно пояснений.

Вот рассказ человека, душу которого, надо полагать,

Господь обрек на вечные муки в аду.

«Времени остается мало, а объяснить нужно все. Буду писать коротко, главное, суть. Итак…

В мой смертный час память возвращает меня к тому дню, когда мы — несколько старинных приятелей — собрались после сауны за накрытым столом. В углу комнаты мирно потрескивал телевизор. Никто его не смотрел, тем более что шла передача на осточертевшую всем криминальную тему. Наверное, один только я услышал прозвучавшую с экрана реплику милицейского полковника, что, дескать, органы встревожены ростом числа немотивированных преступлений. Эта сентенция вызвала у меня улыбку, которую я поспешил адресовать Константину, сидевшему напротив. Тот широко улыбнулся в ответ и приподнял свой бокал с пивом, совершенно однозначно истолковав мой взгляд.