Но Профессор молчал и не двигался.

Мое же сердце куда больше убивалось не по торту, а по скатерти. Сколько я потом ни пыталась ее отстирать, эти жирные пятна от крема и крошек въелись в тончайшее кружево навсегда. Стоило ее потереть, как в нос ударял едковато-приторный запах.

Так вот что случилось на самом деле! — осенило меня. Просто кружево Небесного Мироздания случайно наложилось на кружево скатерти! Только пострадал от этого вовсе не торт…

Упрятав самое большое и жирное пятно под блюдо с ростбифом, я подогрела суп и приготовила спички, чтобы зажечь свечи. Комментатор объявил, что в третьем иннинге «Ласточки» отыгрались. Коренёк сидел с таинственным видом, лелея в кармане подарок — перевязанную желтой ленточкой карточку самого Энацу.

— Ну вот, смотрите! Все готово… Профессор, прошу садиться!

Я взяла его за руку. Профессор наконец поднял голову и увидел рядом с собой Коренька.

— Сколько тебе лет? — спросил он у мальчика и погладил его по голове. — И как, говоришь, тебя звать-то?.. Интересная у тебя голова! Напоминает квадратный корень. А это — великий инструмент! С ним можно добраться до любых чисел. Даже до тех, которые никогда не увидеть глазами.

11

Двадцать четвертого июня 1993 года в одной из газет появилась большая статья об Эндрю Уайлсе[32] — англичанине, читавшем лекции в Принстоне. Человеке, доказавшем Последнюю теорему Ферма. Статью украшали две крупные фотографии. На одной был сам Уайлс, скромно одетый мужчина с редкими растрепанными волосами, а на другой — гравюра с портретом Пьера де Ферма в академической тоге XVII столетия.

Два этих фото, расположенных бок о бок, пускай и в шутливом ключе, отлично иллюстрировали историю о том, какое безумное количество времени было потрачено разными людьми, чтобы доказать эту знаменитую теорему. Решение, предложенное Уайлсом, в статье называлось «триумфом человеческого интеллекта» и «квантовым прорывом в математике». А также отмечалось, что в основе рассуждений Уайлса — идея, которую разработали два японских математика — Ют'aка Тания'ма и Г'oро Сим'yра. И которую чаще всего называют гипотезой Таниямы.

Дочитав статью, я сделала то, что делаю всегда, когда думаю о Профессоре. А именно — достала из портмоне бумажный листок, на котором его же рукой была выведена формула Эйлера:

еi +1 = 0.

Записка эта всегда со мной. Такая же, как много лет назад. Лежит себе спокойно там, где я всегда могу до нее дотянуться, стоит лишь захотеть.

В 1992 году «Тигры» не победили «Ласточек» и не стали чемпионами турнира. Десятого октября они продули «Ласточкам» в последний раз и завершили сезон на втором месте, отставая от чемпионов на две игры.

Коренёк еще долго расстраивался по этому поводу и лишь с годами приучил себя к мысли о том, как же здорово, что «Тигры» так долго вообще выбивались в плей-офф. Поскольку уже после 1993 года они словно впали в затяжную медвежью спячку. Хотя и сегодня, уже в новом тысячелетии, продвинутые коллекционеры еще перебирают их бережно в своих сундучках.

Шестое место. Потом пятое. А потом снова шестое, шестое, шестое. Сменили несколько менеджеров. Синдзе уехал играть в Америку, Минору скончался.

Но если вспомнить, переломный момент в их карьере случился именно тогда, 11 сентября 1992 года. Победи они в той игре, они взяли бы кубок турнира и — кто знает? — возможно, не скатились бы к подножию Олимпа так стремительно и бесславно.

Завершив вечеринку, мы прибрали во флигеле, вернулись домой и тут же включили радио. Шел уже третий иннинг, и счет был 3:3. Коренёк вскоре заснул, а игра все не кончалась, и я дослушала ее до конца.

Какое-то время я думала о Профессоре и вспоминала, как тепло мы сегодня прощались — просто желая друг другу спокойного сна.

А затем достала формулу Эйлера и долго блуждала по ее задумчивым лабиринтам.

Дверь в комнату Коренька я оставила наполовину открытой — мало ли что. Оттуда, где я сидела, просматривалась кровать Коренька. А у самого изголовья — бейсбольная перчатка, которую Профессор подарил ему на день рождения. Настоящая, стопроцентная «ловушка» из натуральной кожи, с сертификатом качества от Молодежной ассоциации бейсбола.

После того как Коренёк задул свои свечки, я зажгла в кухне свет, и Профессор наконец-то заметил, что под столом валяется отцепившаяся записка. Сам момент этого открытия оказался счастливым для них обоих: Профессору записка объяснила, где он спрятал подарок для Коренька, и помогла сообразить, что вообще происходит. Ну а Коренёк, понятное дело, получил свою фантастическую перчатку.

О том, что дарить подарки Профессор не привык, я догадалась сразу. Свой подарок Кореньку он протягивал так неуверенно, будто боялся, что его скромного дара не примут. И когда Коренёк, на седьмом небе от счастья, полез к нему обниматься и целовать ему щеки, Профессор застыл в растерянности, не понимая, как на это реагировать.

Перчатку эту Коренёк не снимал с левой руки весь оставшийся вечер. Не возмутись я вовремя, наверняка стал бы ужинать прямо в ней.

Лишь через несколько дней я узнала, что и выбор, и покупка этой перчатки — исключительно заслуга Мадам. Ведь именно ей Профессор и поручил разыскать — чего бы это ни стоило! — «самую элегантную» из всех бейсбольных перчаток на свете.