Он махнул мне здоровой рукой, и я вышагнул в темноту коридора.

Вот бы сообразить теперь ещё, как меня занесло в гостевую? И всего с одной дозы… Что же я тогда вытворял на Ориссе, нажравшись этого «огня» как свинья?

Я помнил разрозненными фрагментами: вот обнимаюсь со всеми, кто не успевает увернуться, а вот уже пляшущий потолок в каюте Дьюпа.

А потом меня рвёт водой, раз пять, наверное, подряд.

Это вспоминается как повторяющийся кошмар, и я не могу сообразить, то ли меня действительно рвало всю ночь, то ли мне всю ночь это снилось.

После Ориссы я болел неделю, как раз до следующих выходных. И всю эту неделю Дьюп нянчился со мной, как с ребёнком.

Я потому и не мог потом серьёзно воспринимать реплики на тему, что он садист и сволочь. Сволочи так себя не ведут. Тем более, всеядные…

— На голограмме был командующий объединённым Югом лендсгенерал Макловски? — уточнил координатор крыла Ришат Искаев.

— Да, — кивнул мастер-сержант Астахов. — Я видел его до этого. Он побрился, и кольцо… Но это точно был он. Да и Мерис мне после сказал, что парень действительно летал в паре с Макловски.

— А кольцо рассмотрел? Что это было, как думаешь?

— Информационный накопитель, наверное. Он на Север тогда полетел, в чём был. Вышвырнули.

— А прозвище это?

— Дьюп?

— О… — Координатор запросил систему и хмыкнул. — Это свинья такая жуткая с Тайэ?

— Да.

— И зачем ему это было нужно?

— Да откуда ж я знаю. Я этим вопросом не занимался. Мне Мерис приказал присмотреться к пилотам в Северном крыле. Группу набрать. Ну и мальчишку этого проверить, Агжея Верена. И обучить, чему умею.

— Ты же у нас выживальщик, да, Юра? — спросил координатор совершенно панибратски.

И имя он выговаривал очень чётко, мало у кого так получалось.

Астахов кивнул.

— Ты молодец, да… — поощряюще улыбнулся координатор. — А Рэма Стоуна, значит, Дерен со станции забрал? — неожиданно вернулся он к первоначальному разговору.

Но Астахов был к этому готов.

— Нет, Лившиц, если правильно помню фамилию. И не на станции. Прямо в тест-центре, как только Рэм свидетельство получил. «Персефоне» там было ближе. Я Дерена видел-то один раз.

— Где и когда?

— Да здесь, на станции. Примерно через месяц или два после того, как мы курсантов продали, явился этот… Дерен… Сказал мне, что я тупой и мальчишку от взрослого не смог отличить.

— Ну и?

— И улетел.

— Куда?

— На Мах-ми, кажется.

Координатор кивнул, видимо, эту часть похождений Дерена он знал. Он прищурился и кивнул особистам, что как мыши сидели всё это время справа и слева от мастер-сержанта Астахова.

— Ладно, Юра. Безгрешных нет, но мы с тобой сегодня и не разговаривали.

Астахов кивнул.

Проводив приютских мальчишек, Рэм ощутил, что выдохся. Слишком напряжно было надеяться, ждать, а потом разговаривать осторожно, чтобы не спугнуть долгожданных гостей.

А добравшись до расположения бригады (путь до развалин был неблизким, и преодолевать его приходилось пешком, чтобы не пугать кого ненароком), Рэм понял, что ещё и устал до дрожи в коленках.

Но отчёт всё равно надо было писать, тут хоть ложись и помирай, но сначала сделай.

Дерен не то, чтобы сердился, если Рэм не делал того что положено — он просто выжимал из него это.

Если не отправить отчёт вовремя, лейтенант найдёт время для связи и вытянет такие подробности, о которых даже думать не хотелось.

Рэм сегодня нарушил все правила. Повёл себя хуже гражданского.

Вот хорошо бы знать, что это было? Зов интуиции? Ага, как же… Явное раздолбайство!

Соберись и сделай как надо. В этом был весь Дерен — аккуратный, размеренный, точный. Не понимающий «косяков человеческой натуры», вроде — забыл, проспал, не успел.

Лейтенант умел управлять своим телом, словно машиной. Рэм знал — он даже хронометром не пользуется, не говоря уже про «напоминалки» в браслете. Дерен просто знал, сколько сейчас времени и что ему надлежит в это время делать.

И у Рэма никакие отговорки не прокатывали. Надо было как-то перебороть физическую и душевную усталость, сосредоточиться и записать отчёт. А как?

Всеми этими медитативными штуками старшего Рэм не владел. Лейтенант учил его только дышать правильно.

Это была ещё не медитация — самые основы. Но Дерен считал, что этого пока достаточно.