«Интересно, долго нас будут мурыжить? – размышлял, пока шли по коридору, Март. – По идее, должны связаться со штабом флота в Пхеньяне, уточнить про рейс транспортника, ну и по нам пробить сведения. Когда оттуда подтвердят – вопросы должны снять. Очень на это надеюсь. Или придется уходить самому».

На этот раз их рассадили в два разных помещения гауптвахты. Приватиров отдельно, Вахрамеева с Кимом – отдельно. Когда дверь захлопнулась, Март первым делом прижал палец к губам, давая понять уже соскучившемуся по разговорам Витьке, чтобы тот молчал. Выйдя в «сферу», обшарил видением стены и заметил сразу два встроенных микрофона. «Ишь какие шустрые ребята, слова в простоте не скажут, и чего они к нам так докопались? Контора глубокого бурения, епрст…»

Наклонившись к уху товарища, он почти беззвучно прошептал:

– Нас подслушивают. Говори всякую ерунду Команда скажет, что мы законно попали на борт.

Ким в ответ кивнул и громко заявил:

– Эх, брат, попали мы с тобой из огня да в полымя! Нет, правда, что за отношение? Люди, можно сказать, чудом спаслись, героически вышли к своим, а тут прямо как не родные. Не кормят опять же. Два сухаря: это что – еда?!

– Да ладно тебе, – излучал спокойствие его друг. – Вот увидишь, разберутся и отпустят.

– Ага, потом догонят и еще раз отпустят, – недоверчиво хмыкнул Витька и еще раз жалобно вздохнул: – Кушать хочется!

Вскоре Марта вызвали на допрос.

– Поручик Шмелев Алексей Николаевич, – представился офицер с лазоревым кантом на петлицах, – Контрразведка Третьего воздушного флота.

– Мартемьян Вахрамеев, – постарался как можно правдоподобнее изобразить почтение перед высоким начальством подросток, – к вашим услугам.

– Ну что вы так испугались, молодой человек, – благодушно усмехнулся «особист», – в бою, как говорят остальные, не стушевались. Так и тут не стоит.

– Я вовсе не боюсь, – нервно сглотнул Март. – Просто впервые в такой ситуации.

– Понимаю, – сочувственно вздохнул офицер, – но давайте просто поговорим, как старые знакомые.

– Я готов.

– Вот и чудно. В таком случае расскажите для начала об обстоятельствах боя и гибели «Аргуни». И как можно подробнее. В нашем деле всякая мелочь может иметь значение.

– Извольте, – охотно согласился Вахрамеев. – Только мы были в грузовом трюме и почти ничего не видели.

– И все же.

– Была гроза, – медленно, как будто вспоминая, начал подросток. – Случайно взглянув в иллюминатор, я увидел японский корвет…

– А как вы поняли, что это именно корвет, да еще и японский? – быстро спросил поручик.

– Так я уже видел их во время нападения на Сокчо.

– Ах да, – закивал головой «особист», – простите великодушно, совсем запамятовал об этом эпизоде в вашей наполненной бурными событиями жизни.

– Скажете тоже, бурной, – постарался покраснеть Март.

– Продолжайте, юноша.

– Как прикажете. Так вот, раздались выстрелы из пушек, и наш транспорт начал снижаться. Очень быстро. Я бы даже сказал: мы падали. Потом приземлились. Жестко. Мы с Кимом смогли спрятаться.

– Где именно?

– В трюме. Там много места среди поддонов с грузом.

– Не помните, сколько именно было поддонов?

– Господь с вами, господин поручик! До того ли нам было?

– Н-да, действительно. Что было дальше?

– Когда все стихло, мы пробрались к карцеру, куда посадили остатки команды, сняли часового, людей выпустили.

– Кто снял?

– Я.

– Каким образом?

– Ножом.

– Даже так? Интересные навыки у выпускников вашего приюта!

– Случайно получилось.

– Да я не в претензии, молодой человек. Кстати, а где в этот момент был ваш друг Ким?

– На стрёме стоял…

– Где стоял? – засмеялся поручик. – Нет, клянусь честью, это очаровательно!

– Ну, я имею в виду, караулил…

– Да понял я, понял. Кстати, вы сразу ушли с корабля или предприняли еще какие-нибудь действия?

– Старший механик, Павел Никодимович, предложил отбить корабль, но это было совершенно невозможно. Тогда решили поджечь авиакеросин. Дугин открыл баки, ручной помпой накачал топлива на палубу и поджег. Рвануло очень мощно. Японские десантники погибли в огне. Сам корабль тоже.

– А груз? – прищурившись, как будто добрался до главного, спросил «особист».

– Не могу знать, ваше благородие, но думаю, от него остались одни горелые обломки… или пепел, смотря что там было в ящиках. Сам я не видел, не до того было.