Она бросилась на противника с боевым воплем, вогнав сверкающее острие в его сердце. Однако нож пронзил воздух. Старик снова очутился на прежнем месте, неподвижный и улыбающийся. Очень странно. Ферро обошла его кругом: обутые в сандалии ноги шаркают в пыли, левая рука описывает круги в воздухе, правая крепко сжимает рукоять ножа. Ей следовало быть осторожной – в это дело явно замешана магия.

– Не стоит так злиться. Я пришел, чтобы помочь.

– Имела я твою помощь! – прошипела она.

– Но ты нуждаешься в ней, и сильно. Они идут за тобой, Ферро. Солдаты рассеяны по всем холмам. Много солдат.

– Я убегу от них.

– Их слишком много. Ты не сможешь убежать.

Она кивнула на мертвые тела:

– Тогда я скормлю их стервятникам.

– Не в этот раз. Они пришли не одни. Им помогают. – На слове «помогают» он совсем приглушил свой низкий голос.

Ферро нахмурилась.

– Жрецы? – спросила она.

– Да, и кое-что еще. – Он широко раскрыл глаза. – Едок, – прошептал он. – Они хотят захватить тебя живьем. Император желает устроить урок для всех остальных. Он задумал выставить тебя на всеобщее обозрение.

Она фыркнула:

– Имела я вашего императора!

– Я слышал, ты уже успела.

Она зарычала и снова подняла нож, но это больше был не нож. В ее руке шипела змея, смертоносная змея с раскрытой пастью, готовая укусить. Ферро швырнула ее на землю и наступила ногой на голову твари – однако нога наткнулась на нож. Клинок резко хрустнул и сломался.

– Они поймают тебя, – сказал старик. – Поймают и перебьют тебе ноги молотами на городской площади, чтобы ты никогда больше не смогла убежать. А потом тебя разденут догола и с выбритой головой проведут по улицам Шаффы, посадив задом наперед на осла. Люди будут выстраиваться вдоль улиц и кричать тебе оскорбления.

Она нахмурилась и посмотрела на него, но Юлвей не остановился.

– Они посадят тебя в клетку перед дворцом. Ты будешь сидеть там и жариться на горячем солнце, пока не умрешь с голоду. А тем временем добрые горожане Гуркхула будут дразнить тебя, плевать и швырять навоз через прутья решетки. Возможно, они напоят тебя мочой, если повезет. А когда ты наконец умрешь, они оставят тебя гнить, и мухи сожрут тебя кусок за куском. Тогда все другие рабы увидят, на что похожа свобода, и поймут, что им лучше жить так, как они живут сейчас.

Ферро это надоело. Пусть приходят солдаты, а вместе с ними едок. Она не умрет в клетке. Она перережет себе глотку, если дойдет до такого. С сердитой гримасой Ферро повернулась спиной к старику, схватила лопату и бешено принялась докапывать последнюю могилу. Вскоре яма была уже достаточно глубокой.

Достаточно глубокой для того отребья, что будет в ней гнить.

Ферро обернулась: Юлвей стоял на коленях возле умирающего солдата и поил его водой из своего меха.

– Проклятье! – вскричала Ферро и зашагала к ним, крепко обхватив пальцами рукоять лопаты.

При ее приближении старик поднялся на ноги.

– Пощады… – прохрипел солдат, вытягивая руку.

– Я тебе дам пощады!

Кромка лопаты глубоко вонзилась в череп раненого. Его тело коротко дернулось и затихло. Ферро с победоносным видом обернулась к старику. Тот ответил ей печальным взглядом. В его глазах было нечто такое… Может быть, жалость?

– Чего ты хочешь, Ферро Малджин?

– Что?

– Зачем ты это сделала? – Юлвей показал вниз на мертвое тело. – Чего ты хочешь?

– Отмщения, – резко выплюнула она.

– Отмщения всем подряд? Всему народу Гуркхула? Каждому мужчине, женщине и ребенку?

– Всем!

Старик оглядел валяющиеся вокруг трупы.

– Тогда ты, должно быть, очень довольна сделанной работой.

Она растянула губы в вымученной улыбке.

– Да.

Однако она не была довольна. Она не могла даже вспомнить, на что похоже это ощущение. Собственная улыбка казалась ей странной, неестественной и кривобокой.

– И отмщение – это все, о чем ты думаешь каждую минуту каждого дня? Это твое единственное желание?

– Да.

– Причинить им боль? Убить их? Покончить с ними?

– Да!

– И ты ничего не хочешь для себя?

Она помедлила и переспросила:

– Что?

– Для себя. Чего хочешь ты?

Она с подозрением уставилась на старика, но ей в голову не пришло никакого ответа. Юлвей печально покачал головой:

– Сдается мне, Ферро Малджин, ты осталась той же рабыней, какой была. И какой, видимо, останешься всегда.

Он сел на камень, скрестив ноги.

Какое-то мгновение она смотрела на него, сбитая с толку. Затем в ней опять вскипел гнев, горячий и утешительный.