— Пора, — сказал дед, — идёт наша главная сила!

Алёша, как на праздник, надел свой лучший пиджак и, взяв на плечи две лопаты, ушёл вместе с дедом в лес.

Подошли они к рябиновому деревцу, смотрит дед — а оно красное, как кровь. Облепили его рябиновые ягоды, крупнее, чем на всех других кустах.

— Эхма, — удивился дед, — до чего красна рябина-ягода!

Алёша хотел сорвать ягодку, да не посмел: вспомнил, что эта рябина над могилой.

Дед ударил заступом, и Алёша стал копать, нажимая изо всех сил на лопату. Земля слежалась, копать было трудно да и опасно: немцы могли увидеть.

По стальным путям мчались через Брянские леса на восток эшелоны. Немецкие танки, пушки, солдаты проносились в грохоте колёс. Поезд за поездом шли впритык друг к другу, через каждые десять минут.

Сквозь заросли кустов дед смотрел на них жадными глазами, как охотник, выбирая добычу получше.

Алёша устал, пот лил с него градом. Яма была ему уже по пояс, но пушки всё не было.

— Дедушка, неужели утащил кто-нибудь?

— Нет, — сказал дед, — у этого клада стража… И вот что-то звякнуло об лопату. Звук её отозвался прямо в сердце Алёши.

— Она, она голос подаёт!

— Копай тише, не повреди.

Дед, ощупав пальцами дуло, стал осторожно отгребать землю руками.

Вскоре старый и малый вытащили пушку, накрытую промасленной шинелью убитого артиллериста, и стали устанавливать её под деревцем.

— Эх, обтереть-то нечем! — тревожился дед. — Замок в глине, шинель в глине.

— А вот, — сказал Алеша, — моей одёжей! — и сорвал с себя пиджачок.

— Давай! Для большого дела чего жалеть!

Алёша не пожалел нового пиджака. И скоро пушка была готова к бою.

Дед не умел обращаться со сложным прицелом и наводил простым способом: открыл затвор и смотрел в дуло. Алёша заглянул за ним следом и увидел в кружке света фермы моста. Старик раздвинул станины, вогнал сошники в землю и заправил снаряд, выбрав гильзу подлиннее. Он не ошибся: это был бронебойный.

И, как зверь на ловца, в эту же минуту показался на подъёме бронепоезд. На всех парах спешил он куда-то на восток, красуясь громадными башнями со множеством пушек.

— Дёргай! — шепнул старик мальчику, державшему спуск.

Алёша дернул и сейчас же упал от грома выстрела. Пушка подскочила, толкнув деда. Алёша кинулся к нему: «Пропал дедушка!» Но дед быстро поднялся. А там, куда они стреляли, что-то оглушительно засвистело. Из бронированного паровоза струёй вырвался белый пар, и поезд остановился прямо на мосту.

— Ай да мы! — крикнул дед. — Котёл пробили! А ну, давай, давай!

Он быстро стал наводить орудие, снова заглядывая в дуло.

Немцы из всех смотровых щелей, во все бинокли высматривали: откуда раздался выстрел? Все пушки бронепоезда изготовились открыть огонь, поводя стволами.

Полсотни орудий — против маленькой пушки.

Но дед не робел. Он нацелился влепить чудовищу ещё один снаряд, облюбовав какой-то особый, красноголовый.

— Дед, гляди-ка! — крикнул, схватив его за руку, Алёша.

* * *

Из-за поворота показался следующий немецкий поезд. Старик взглянул и замер:

— Упредить не поспели… Сигнала нет… Сейчас… Эх, и врежет им!

Машинист увеличивал ход, чтобы с разгона взять крутой подъём после уклона. Колёса паровоза бешено крутились, а за ним тяжело грохотали вагоны и платформы с тяжёлыми танками.

И вся эта махина с полного хода врезалась в хвост бронепоезда. От страшного удара передний поезд изогнулся, взгорбился и стал рассыпаться на куски. А чёрная громада налетевшего паровоза, окутанная паром, медленно заскользила по рельсам, счищая с них стальные коробки бронепоезда, как плугом. Рельсы со шпалами вздымались, закручиваясь штопором. Бронированные платформы вместе с людьми и пушками валились под откос и в речку Купавку. Машинист включил тормоза, но было уже поздно: из-под колёс брызгали огонь и дым, а вагоны лезли один на другой. Тяжёлые танки, сорвавшись с платформы, летели под откос.

Лесное эхо умножало гул и скрежет крушения.

И вдруг ахнул такой взрыв, что волосы дыбом поднялись. Старый и малый поползли на четвереньках прочь, хотели было бежать, да вспомнили про пушку.

Вернулись за ней и, не глядя на то, что творилось там, на рельсах, впряглись в дышло и потащили пушку в лес, через пни и кочки.

И долго ещё слышно было, как позади них грохотало, трещало и ухало…

* * *

Этот рассказ записан со слов суворовца Алексея Казарина на торжественном вечере 23 февраля в Краснознаменном зале знаменитого Суворовского училища на Волге.