Когда я стала подниматься на гору, позади вдруг раздался удивлённый крик:

— Импи!

Сердце у меня так и упало. Кто же это меня принял за Импи? Уж не тот ли, для кого она пекла пироги?

Я ускорила подъём, стараясь поскорее добраться до вершины. Там я так припущусь с горы, что меня никто уж не догонит!

Очень тревожно мне стало за Шереметьева. Но ведь у него пистолет и пара гранат… И голова на плечах.

Собрав все силы, я наконец выбралась на гору. Снег на плоской вершине был твёрдый, как лёд. Лыжи разъезжались, не оставляя следов. Я несколько раз упала. Испугалась, когда подвернула ногу. А что, если не дойду! Если не успею предупредить, и все получится наяву, как в сказке! Сядут на лёд наши самолёты, а он…

Облака вдруг разорвались, проглянула полоса чистого неба. Я глянула вниз и увидела там, вдалеке, дымки, поднимавшиеся из солдатских землянок. До них было километров семь крутого, неровного спуска среди скал и корявых ёлок.

Страшно было решиться на такой спуск. Страшно, а нужно. Скатывалась я с больших гор, но с таких ещё не каталась. Зажмурила глаза и скользнула вниз.

Лыжи пошли ходко, все больше разгоняясь. Открыла глаза и стала лавировать между скал и деревьев, стараясь править не по прямой, а наискось, чтобы спуск был не так крут. Однажды я оглянулась, и сердце похолодело: за мной мчался неизвестный лыжник. Он был в капюшоне, в белом халате. И шёл прямо, по крутому спуску, ловко обходя все препятствия. Вот он повернул мне наперерез и со страшной быстротой пронёсся прямо у меня перед носом, обдав вихрем снежной пыли.

При этом он заглянул мне в лицо. И я успела заметить злой, ястребиный взгляд, небритый подбородок и карабин под распахнутым халатом.

«Всё кончено! — подумала я. — Он убедился, что я не Импи, и сейчас срежет меня меткой пулей».

На полном ходу резко затормозила и сумела повернуть за большую скалу. Обогнула одну, спряталась за другую. Стала петлять, как лиса, удирающая от волка. Только бы не упасть, только бы не наскочить на камни… Ветер свистел в ушах. Снежная пыль забивала глаза.

Вдруг передо мной возник огромный снежный наддув, громадным пузом нависший над крутым, скалистым берегом озера. Раздумывать некогда — я направила лыжи прямо. Будь что будет — прыгают же люди с трамплинов и не разбиваются…

Лишь только коснулась наддува, как вдоль скалы образовалась трещина, и вся огромная масса снега стала оседать, обрушиваясь вниз. Вслед за мной весь снег пришёл в движение. Я неслась впереди огромной лавины.

«Ну, — подумала я о моём преследователе, — если он попадёт в обвал, конец ему…»

И в этот момент я почувствовала, что лечу в пропасть. Закрыла глаза… и очнулась внизу, в холодном сугробе. Левая лыжа сломалась, правая слетела с ноги вместе с унтом.

Выбравшись из-под снега, я освободила левую ногу от лыжи и в одних носках побежала по укатанному озеру к палаткам и землянкам аэродромной команды.

Солдаты охраны, мотористы, воентехники выбежали на грохот лавины. И, увидев меня, несколько человек бросились навстречу, подхватили на руки и внесли в тёплую санитарную палатку.

— Товарищи! — успела сказать я. — Там, на ручье, мельница… Если её взорвут… лёд аэродрома рухнет… Там Шереметьев в руках диверсантов! Скорей… — и потеряла сознание.

…Быстро собрался наш лыжный отряд и по моим следам явился на старую мельницу. Вешняки плотины были открыты.

Вода уходила из озера. Шереметьев, раненный ножом в спину, лежал, уткнувшись носом в снег. А Импи и след простыл!

Она была хозяйкой притона фашистских диверсантов, стирала и гладила им белые халаты, пекла пироги, кормила рыбой. Пойманные враги показали, что они готовились подловить наши самолёты на опасном льду Юля Ярви. Вот какая беда грозила нам, не разгадай я случайно тайного смысла забавной сказки про водяных!

Конечно, наши сумели остановить воду, сохранить ледовый аэродром, и бомбовый удар по гитлеровским подводным лодкам, спрятавшимся в одном из северных фиордов, был нанесён. Но Шереметьев долго ещё провалялся в госпитале и, когда я навещала его, говорил:

— Сам виноват: не поверил вашим словам — не остерёгся Импи. Теперь буду знать, что на войне всякое бывает — и сказка иной раз выручает.

Железный ангел

Подготовка к первому боевому вылету началась, как и всегда, ночью. По хриплому крику петуха, живущего у мотористов под печкой и прозванного «живой Мозер», бойцы наземной службы дружно выбежали умываться снегом, а второй крик застал их у самолётов.

Под густыми ёлками, обступившими аэродром, затрепетало таинственное, красноватое пламя подогревательных печей.

Подтаскивая небольшие бомбы, сизые от инея, забегали оружейники. Они забирались на крылья и под крылья, то набивая патронные ящики, то проверяя разноцветные ветрянки взрывателей, похожие на ёлочные украшения.

К рассвету лес наполнился сдержанным гулом моторов, и инженер доложил командиру:

— Самолёты готовы!

Вместе с зарёй вышли на аэродром наши лейтенанты. Пышные меховые комбинезоны придавали им вид богатырей.