Вот я и стал, как все. Рядовым, будничным школьником. Троечником. Как ни странно, я чувствовал огромное облегчение. Да, я не капитан футбольной команды. И завтра Три Губы попомнит Шишу свое унижение. И я не знаменитый ученый, Эйнштейн может спокойно висеть на гвоздике над доской. Ну и что? Если захотеть как следует, если сделать это целью жизни…

9.

Вышло как-то само собой, что из школы мы пошли вместе с Жанной, вдвоем. И я ей все рассказал. Подробно. Со всеми деталями. Я изображал в лицах маму, и Три Губы, и регулировщика с его мотоциклом. Единственное, о чем я умолчал, — это почему я уничтожил переключатель, пусть сама догадывается.

Может быть, она и догадалась. Во всяком случае, она не спросила меня: почему? Она сказала:

— Что же это — чудо? Или взлет технической мысли?

— Кто его знает, — ответил я. — Хреновина собачья.

— Саша, — сказала она, — а давай зайдем в магазин. В этот, как его, «Эфир»?

— «Волны эфира», — поправил я. — Ты тоже хочешь купит ДПБ?

— Нет, сказала она. — Это штука страшная. И унизительная. Вернее, унижающая. Впрочем, не тех, кто вокруг. А тебя. Только тебя. Потому что все не виноваты, они не в курсе. А ты — знаешь. Ты специально, с расчетом, жмешь на кнопки.

— Так зачем же туда идти? — возразил я.

— Как зачем? Как это зачем? — возмутилась она. — Да ты представляешь, если накупят таких штук! Ты вот понял — и раздавил ее, а кто-то и не раздавит! Мы спросим, кто выпускает эти переключатели, и поедем на завод. Или напишем. Всем классом. Мы в Верховный Совет напишем. Пусть там разберутся, пусть прекратят делать эти штуки. Нельзя же, как ты не понимаешь?

— Понимаю. Пойдем, — сказал я.

10.

В полутемном зале магазина покупателей вообще не было, ни одного. Так же светились тринадцать телевизоров, из них девять цветных. Кучерявый паренек в сером халате с яркой брошкой «В. Э.» нес из подсобки стопку красивых коробок.

— ДПБ есть? — спросил я его.

— Что? — с неудовольствием переспросил он.

— А Жанну можно?

Парень удивленно взглянул на меня:

— Какую Жанну?

— А вот. Она за этим прилавком. Торгует. Беленькая такая. Блондинка.

— Петь! — крикнул парень.

Из подсобки вышел другой парень, тоже молодой, но уже с заметной лысинкой.

— Вот, — сказал кучерявый. — Вот он за тем прилавком. Никакой Жанны тут не работает.

— А Иннокентий Иванович?

— Иннокентий Иванович? — Кучерявый задумался. — Не знаю. Петь?

Петя пожал плечами.

— Директор. Тарас Бульба, — объяснил я.

— Заучился ты, видать, кореш, — сочувственно сказал кучерявый. — Тарас Бульба. Пульхерия Ивановна. Девочка, иди, прогуляй его по улице, пусть мозги продует.

— Ну хоть скажите, дистанционный переключатель у вас есть? — крикнул я.

— Будет, будет, успокойся, — сказал Петя. — Заходи лет через пятнадцать, будет…

Мы вышли на улицу.

— Но ведь все это было! — сказал я. — И ДПБ, и Тарас. Ты мне веришь, Жанна?

— Верю, — сказала она. — Идем, ладно.

НИДЕРЛАНДСКОЕ ИНТЕРВЬЮ

ВОПРОС: Ваше самое сильное впечатление от Голландии?

ОТВЕТ: Вот представьте: мы сидим за столиком на берегу залива в рыбацком поселке, пьем голландское пиво…

В: Хорошее пиво-то?

О: Плохого голландского пива не бывает. Вы не перебивайте, пожалуйста. Итак, сидим, а рядом примостилась голландская кошка, трудится над голландской свежей рыбкой. Неведомо откуда появляется жизнерадостный голландский кабыздох, белый и пушистый. Он дружелюбно кружит вокруг кошки, желая разделить с ней трапезу. Та, эгоистка, выставив локти, методично поворачивается к попрошайке спиной. Озадаченный холодным приемом, песик минуту думает, потом решительно поднимает ногу и окропляет скупердяйку. После чего весело убегает.

Я подумал: наши, советские, собаки так не поступают.

В: А вы не подумали, что государство, посылая вас в командировку, зря только тратило дефицитную валюту? Ничего себе впечатление…

О: А вы ждете обычного скулежа о том, что у них в магазинах, ах, вы представить не в силах, есть всё-всё, что вам хочется и чего не хочется? Сколько же можно травить нашего потребителя? А я вот считаю, что при всем ихнем изобилии голландцы, выигрывая материально, проигрывают морально.

В: Как это?