Он чувствовал себя неплохо. Ему даже казалось, что врачи ошиблись: он здоров, и его не ожидают мучительные месяцы постепенного умирания. Впрочем, вряд ли это ему теперь грозит. Следящие за ним парни после задержания Бирюка наверняка позаботятся о нем. И этим, сами того не зная, окажут ему неоценимую услугу.

Бирюк вошел к нему в номер в сопровождении рослого длиннорукого парня с настороженным злым взглядом. Бирюк открыл свой кейс с полиэтиленовыми пакетами, а он — свой. Но обменяться они не успели. Дверь с шумом распахнулась. Парни в пятнистых комбинезонах стремительно сбили с ног Бирюка и его телохранителя. С длинноруким верзилой им пришлось повозиться: непонятно, зачем тот брыкался, но, стиснутый с двух сторон, наконец затих. Бирюк, лежа на животе, с трудом приподнял голову. В его тяжелом, полном ненависти взгляде он прочитал смертный приговор. Чудак, он не знает, что к смерти приговаривать дважды невозможно.

Его отвезли вместе с задержанными в Управление внутренних дел. Там допрашивали, проводили очные ставки. Сотрудники уголовного розыска спешили. Звягинцев из МУРа настойчиво выспрашивал о каких-то людях — Тузе, Анатолии, Копченом. Но он о таких даже не слышал. Его интересовал лишь Бирюк и больше никто. Наконец его оставили в покое. Дело сделано. Начальник уголовного розыска смотрит на него уже без прежнего недоверия, но с явным сочувствием. Ему просто невдомек, что ценного свидетеля все равно уже нет в живых. И его скорая гибель будет означать лишь спасительное избавление от мучительных страданий.

Из соображений безопасности ему позволили ночевать в помещении отдела внутренних дел. Ворочаясь на жестком казенном диване, сквозь дрему он слышал отголоски натужного веселья людей, вынужденных нести дежурство в воскресенье. Это ужасно: проводить выходные дни среди этих стен, в ожидании сигнала об очередном происшествии, тогда как нормальные люди отдыхают в кругу семьи.

Но и таким, как он, тоже хорошего ждать нечего. И это уравнивало его с теми за стеной, в дежурной части. У него комок подкатил к горлу от жалости к самому себе и к этим бедолагам — милиционерам, да и ко всем людям, обойденным радостью в этот выходной день.

Утром его разбудил нарочито веселый голос начальника уголовного розыска. Очень скоро помещение заполнилось людьми. Пришел ведущий дело следователь. Выполнив последние формальности, он наконец покинул здание управления. Хмурый, невыспавшийся дежурный, выйдя вслед, показал ему ближайшую остановку автобуса, на котором можно было доехать до городского кладбища.

Ему везло: автобус подкатил словно по заказу и ехал медленно, можно сказать — полз по извилистым улочкам. Ну что же, он не спешил. И те двое в автомашине, неотступно следующей за автобусом, тоже не торопились. Глядя в заднее стекло, он четко различал за лобовым стеклом автомобиля знакомые ему сросшиеся брови водителя. Сидящего на заднем сиденье, он был уверен, что тоже знал, — крепыш в модном галстуке, хоть разглядеть того было невозможно. Автобус, натужно урча, поднимался круто вверх. Уже наверху, взглянув назад, он заметил ещё одну машину, а у самого подножия холма — третью, которая преследовала уже явно не его, а его будущих палачей. Эту машину он хорошо запомнил, когда его везли в Управление внутренних дел.

На конечную остановку автобус прибыл почти пустой. Он вышел. С трудом преодолевая сопротивление толстого слоя пыли, в которой тонули ноги, направился к входу на кладбище. Он был здесь ровно три года назад, когда хоронили Татьяну. Вот и могила. Он заботливо вытер пыль с фотографии. Татьяна на ней улыбалась, как и на той фотографии, где был запечатлен весь их студенческий выпуск. Как она оказалась в ту ночь в этой компании, где её накачали смертельной дозой наркотиков, он так и не узнал. Но самое главное, за это никто не ответил. Уголовное дело прекратили, сочтя происшедшее за несчастный случай. Так что возмездие ему пришлось взять на себя. Можно, конечно, все было сделать попроще: купить пистолет и прострелить башку Бирюку, главарю торговцев наркотиками в этом городе. Но когда знаешь о своем скором уходе в небытие, невольно думаешь о расплате за земные грехи, и брать на душу убийство этого подонка ему было ни к чему. Татьяна с фотографии, он верил, одобряла это решение.

Шорох за спиной заставил его обернуться: они стояли совсем рядом. Он вздрогнул, по телу пробежал озноб. Окружающее стало казаться ему нереальным… Внезапно все пришло в движение, но с разной скоростью: зрачок пистолета в руке густобрового бандита стремительно поднимался на уровень его лица, а бегущие в начале аллеи фигурки начальника уголовного розыска и двух оперов из МУРа, наоборот, напоминали кадры замедленной съемки…

Он зажмурился и истово стал молить:

— Ну быстрее же, быстрее, успейте, ребята! — Втот момент он и сам не знал, к кому относится эта его горячая просьба: к бандиту, сжимающему пистолет, или к сотрудникам милиции, спешащим ему на выручку.

Ребята успели… Точный выстрел прервал биение сердца. Но он покончил и с болью: с душевной — от тоски по любимой, и с той, что ещё только надвигалась на него.

Начальник местного уголовного розыска, задохнувшись от бега, произнес отрывисто:

— Бро-сай о-ру-жие!

Оба бандита автоматически, почти не оборачиваясь, произвели по выстрелу в его сторону. Не промахнулись. Тотчас они бросились в разные стороны. Не зная кладбища, один из них уперся в высокую стену и стал разворачиваться в сторону преследователей, чтобы, отстреливаясь, пробиться к выходу. Звягинцев всего лишь на какую-то секунду опередил его. Упав, Зуб ещё пытался приподнять руку с оружием, но жизнь уже покидала его, и неясное очертание фигуры опера, пославшего в него пулю, было последним, что он увидел на земле.

Второй в этот момент по-десантному лихо перелетел через железную ограду и бросился к перелеску. Тюрин вскинул оружие, но Звягинцев остановил его.

— Не надо! Не суетись. Я его знаю — это Губа из группировки Туза. Его надо оставить в живых. Быстрее к машине! Надо вызвать по рации Скорую Клочкову и подкрепление. Губу желательно взять здесь, пока он не добрался до Москвы и не предупредил Туза.

Начальник уголовного розыска Клочков полулежал, поддерживаемый подбежавшими людьми, и стонал. Звягинцев перетянул ему плечо выше раны ремнем, чтобы он меньше потерял крови. Рану в боку решил не трогать: здесь не Москва — скорая помощь должна прибыть быстро.