Утро выдалось пасмурным, в комнате царил полумрак. Маша снова сидела за столом с кипой документов и тяжко вздыхала, перебирая их и что-то чиркая на бумаге.

— Ты чего там все читаешь? Письмо плохое? — приподнялась я на подушке, глядя на нее.

— Ась? — обернулась женщина, сгребая бумаги в кучу, будто ее застукали за кражей.

— Письмо плохое пришло, спрашиваю? Вздыхаешь очень тяжело.

— А-а-а, нет, это уведомление. Собственность за долги отобрать хотят, — помахала она бумагами в руке.

— А почему ты вогнала себя в долги-то?

За неделю Мария и Пахом, оказавшийся кладезем знаний, много рассказывали о мире, куда я попала. О законах и прочем, но ничего о себе.

Кроме того, что Пахом был старостой деревни, и у него имелось четыре сына в завидных женихах и жена Аля. А Маша — местный лекарь с маленьким потенциалом. Поэтому местный и дешевый.

Деревня наша стояла на пути между двух больших городов, принадлежащих герцогу Феликсу.

Герцог заботился о своих людях.

Молодым семьям либо строили новый дом, либо расширяли тот, где они уже проживали. И все на выделенные им деньги.

Налоги герцог брал мизерные, но в ответ требовал хорошей работы и не менее хорошей отдачи от этой работы.

Что можно сказать, молодец. О людях печется, значит, не все так плохо, как я на придумывала. Хотя почему с долгами не помогает? Придумал бы что-то и для стариков.

— Я и не вгоняла. Меня сынок мой вогнал, — печально вздохнула Маша.

— Посмотри, сколько бумаг на расходы и приходы по этой собственности приходится заполнять. — Она потрясла стопкой желтых листков. — Да и какие тут доходы? Расходы одни.

— А что за собственность-то? — уточнила я.

— Дак постоялый двор у края села. Близ дороги городской.

— А почему ты им занимаешься? Раз он твоего сына, пусть у него голова и болит, — хмурясь, пожала я плечами.

Сын за то время, что я тут, ни разу не приходил. Видимо, отношения у них плохие.

— Что ты, — махнула она рукой. — Помер он уже как год. Когда он выкупил трактир, думал разбогатеть, а получилось, наоборот. Деньги в казну не пересылал, отчетности не вел, зато гулял как богатей. А когда пришли с него спросить за долги, он пытался убежать, его заклинанием и разорвало, — дрожащим голосом ответила старушка и бесшумно разрыдалась, прижимая края платка к глазам.

— Боже мой, прости, прости меня, Маш. Я ж не знала, прости. — Я поднялась с постели и обняла женщину. — Все будет хорошо, слышишь, все наладится. Давай посмотрю твои бумажки, я у себя бухгалтером была, знаю, как вести такие документы. Если, конечно, у вас они не сильно отличаются. — Я погладила ее по плечам.

— Да как тут справиться? — обреченно произнесла она. — Тут сам лихой шею переломит. — Она откинула от себя пару листков и похлопала меня по руке, все еще обнимающей ее.

— Все же я посмотрю, если ты не против? Может, вместе разберемся. У нас говорят: одна голова хорошо, а две лучше.

Бумаги оказались простейшими. Приход, расход, остаток.

Были еще бумаги по налоговым сборам за землю, используемую Машей для трактира.

Хорошо хоть, на листках были проставлены даты, и я быстро все рассчитала, занося данные в книгу злосчастного постоялого двора.

— А что это за оплаченная квитанция? — взяла я последний листок. — На нем написано «овчина невыделанная», это что, ее цена? Не могу разобрать, это покупка или продажа. И откуда овчина на постоялом дворе? — Я с недоумением взглянула на Машу.

— Это не оттуда. Прости, это моя бумага. Я отару остригла, вот продала овчину эльфам, а большую часть этих денег пошлю в казну в счет уплаты долга. Чуть позже еще две отары остричь надо, только я не поспеваю. Стара стала. Раньше хоть сын помогал, а сейчас совсем некому, — снова всхлипнула она.

— Так, погоди, ты постоялым двором сейчас занимаешься и овец еще разводишь? — перевела я тему, дабы прекратить надвигающийся потоп.

— Да чем там заниматься. В упадке он. Две комнаты сдала за тот месяц, да и то за гроши, — снова махнула она рукой. — Обслуги там нету, кухня пуста, закрома тоже. Кормила постояльцев, что себе готовила, то и им. Так мимо все проезжают, — тяжко вздохнула женщина.

А у меня возникло желание взглянуть на этот постоялый двор в упадке. Любопытство кошку сгубило, скажете вы. А вдруг я там что дельное смогу предложить? Надо отрабатывать доброту.

Да и неудивительно, что постояльцев нет.

Если она кормила их тем, что и сама ела, то они скорее мимо проедут и сами приготовят на костре, все вкуснее.

— Может, нам прогуляться до твоего постоялого двора? — спросила я, зная, что сейчас опять услышу эмоциональные восклицания о моем лечении и необходимости покоя.