– Я хотел бы заняться изучением записей, – объявил Клим, обращаясь к Леванову. Тот кивнул и сказал:

– Приступайте! Моррисон покажет, что к чему. Соира, можешь оставаться и тоже продолжать работу. Остальные возвращаются на капсулу.

– Если захотите прерваться на отдых, поспать, приходите на «Орион», – предложила Гадот.

– Мне сон не требуется, – не без гордости заметила Соира. – По крайней мере, в привычном для землян понимании.

– И правда, – согласился с капитаном полковник, – скоро полночь. Время здесь течет почти как на Земле, только чуть быстрее.

– Вы, наверное, хотели сказать, что сутки здесь короче, – поправил его Клим.

– Именно так.

С этими словами он развернулся и зашагал к двери, экипаж двинулся следом. У самого порога Зоя остановилась и обернулась. Клим встретил ее взгляд сквозь визор шлема. Большие черные глаза улыбались, это Клим видел даже на расстоянии. Он кивнул ей, она – в ответ и ушла.

Климу стало хорошо от ее взгляда. Ее глаза, отметил он про себя, обладают поразительной способностью: светиться улыбкой, даже если выражение лица бесстрастно.

Клим улегся в ячейку и подключился к системе, погрузился в работу. Он начал методично просматривать и изучать записи бортовых систем и тех наблюдений, которые ученые делали на борту зонда во время исследования аномалии. Каждый их шаг отмечался в блоках памяти компьютера, каждое действие фиксировалось внутренними видеокамерами. Чем больше он вникал в результаты наблюдений физиков и астрономов, тем больше ему открывалась суть случившегося, его возможные последствия и глубинное значение. В понимании Клима с неожиданной, поражающей воображение ясностью представала угроза, которая нависла над галактикой и всеми ее обитателями; угроза, идущая не от чьего-то злого умысла, а от стихии – мощной, бездумной и совершенно неодолимой.

Когда он отключился от ВИС и поднялся из ячейки, он увидел Соиру и Моррисона. Они стояли рядом и выжидательно смотрели на него.

– Наконец-то, – проворчала психолог. – Скоро утро.

– Вы проработали всю ночь, Юнь, – заметил Моррисон, – и, судя по выражению вашего лица, обнаружили нечто интересное?

Клим только сейчас ощутил усталость. Возбуждение начало спадать, глаза стали слипаться, но он не желал засыпать сейчас. Попросил скафандр вколоть себе психостимуляторов, автоматика немедленно выполнила его просьбу, и он почувствовал себя гораздо лучше.

– Вы правы, – ответил он наконец, – я понял, что произошло у границ аномалии и здесь, в диспетчерской базы. Зовите полковника и экипаж «Ориона»!

Соира этой ночью не сомкнула глаз, но выглядела бодрой и ничуть не усталой. Клим удивился, но марсианка объяснила, что два полушария ее мозга посредством специального устройства полностью разделены и существуют обособленно друг от друга, а это позволяет им отдыхать по очереди. Киберам, как и ортодоксам, сон, бесспорно, требовался, но Соира, подобно многим своим соотечественникам, обладала способностью спать половиной мозга за раз – примерно как дельфины. Такой сон никак не ухудшал ее самочувствия, говорила она, зато позволял, благодаря небольшому и довольно простому имплантату, иметь гораздо более высокую производительность труда: ведь она была функциональна двадцать четыре часа в сутки. В ее словах Климу послышалась отдающая высокомерием насмешка в адрес ортодоксов, которые принципиально отказывались вживлять в свое тело электронные устройства, если те изменяют человеческую сущность. Моральные ограничения землян, однако, не распространялись на нейрочип подключения к виртуалу – согласно постановлению Совета по гуманизму и нравственности, эта деталь никак «человечности» человека не угрожала. Клим решил не обращать внимания на колкости кибера, а вместо этого сдержанно порадовался за Соиру, которая чувствовала себя, в отличие от Кая и Клима, превосходно. Моррисона клонило в сон, но он стойко держался, принимая дозу за дозой психостимуляторы от системы жизнеобеспечения скафандра.

Скоро послышались шаги и голоса: в обсервационный зал вошли Леванов и Гадот.

– Рассказывайте! – потребовал полковник прямо с порога, решив не утруждать себя приветствиями.

Клим кивнул ему и улыбнулся Зое, затем заговорил:

– То, что удалось выяснить на данный момент: проблема в образцах вакуума, которые экспедиция доставила из аномалии. На записях камер наблюдения и в ВИС видно, что ортодоксы и генмоды на «Альтаире» впали в состояние… э-э… вмороженности примерно через час после того, как колбы оказались на борту зонда.

– Уточните, пожалуйста, насчет забора образцов? – попросила Зоя. – Как это происходит?

– Колбы выстреливаются через гиперпространство в точку, где будет происходить взятие, – пояснил Клим, – потом тем же путем возвращаются на зонд в специальный приемник, или шлюз. После этого автоматика выполняет с ними определенные процедуры безопасности, чтобы исключить риски для экипажа и бортовой электроники. И только тогда колбы попадают в руки ученым. В случае c «Альтаиром» вложенных в программу процедур, по всей видимости, оказалось недостаточно. Никто и предположить не мог, что герметичные стенки колб, непроницаемые ни для частиц материи, ни для излучения, не смогут нейтрализовать опасное воздействие, которое вызывает чужеродный вакуум при соприкосновении с нашим миром.

– Что это за воздействие? – спросил Леванов.

– Команда ученых начала исследование аномалии с того, что взяла из нее образцы вакуума, – ответил Клим, – видимо, чтобы точно определить, не изменились ли свойства пространства в той области космоса. Насчет опасного воздействия на наш мир точно сказать невозможно: пока не хватает данных. Но могу поделиться своими догадками. Мм… – Клим призадумался, подбирая слова. – Мы говорим иносказательно о пострадавших людях или о предметах, что они как бы вморожены. Это верно, но вморожены они не в лед, а в реальность.