Сан Саныч застонал и перекатился с бока на спину. Седой мгновенно взглянул на него от окна, но, увидев все то же, уже почти бесформенное, не способное ни на какие активные действия, страдающее от боли, страха и тяжелых предчувствий тело, успокоился. Этот противник никакой угрозы не представлял. Опасность была там — за окном.

— Развяжи меня, — попросил Сан Саныч.

— Перебьешься, — ответил Седой.

— У меня тело затекло.

— А у меня кулаки устали.

— Гад ты, — сказал Сан Саныч.

— Но-но! — предупредил бандит. — Не очень-то. Я грубости не терплю.

— Гад. И козел!

Гад — ладно. Но «козла» палач пропустить мимо ушей не мог.

— Ну, ты сам напросился! — прошипел он и ударил сверху в незащищенный живот.

Ударил туда, куда нужно было!

Полковник охнул, согнулся дугой, завалился на бок.

— В следующий раз думать будешь! В следующий раз язык вырежу, — предупредил посчитавший себя отомщенным палач.

Сан Саныч согнулся, завалился на бок и, дотянувшись рукой, выудил из правого ботинка гвоздь. Для того он и злил бандита, для того и нарывался на удар. Чтобы иметь не привлекающую особого внимания возможность слазить в собственную обувь.

Теперь он был вооружен. Пятнадцатисантиметровым гвоздем против автоматического, 38-го калибра, пистолета!

За окном с новой силой вспыхнул бой. Раскатились, отражаясь эхом от стен и близкого леса, автоматные очереди.

— Черт! Что они там, с ума посходили? — в сердцах выругался Седой, отстраняясь от окна. — Ну ты, дерьмо столетнее, ты начнешь разговаривать или нет?

И снова ударил в лицо и корпус носком ботинка. Ботинки у него были модные, с узкими мысками.

«Лучше бы он придерживался классической моды, — подумал Сан Саныч, услышав, как у него хрустнуло ребро. — А еще лучше носил домашние шлепанцы. А еще лучше тапочки. Одноразовые. Белые».

— Молчишь? Ладно, дьявол с тобой! — сказал Седой. — Не хотел брать грех на душу, да, видно, придется, — и пошел в сторону плачущих в углу пленниц.

Кажется, действительно у него кончилось время. Или терпение. Или и то и другое одновременно.

Седой схватил за руку девочку и, оторвав ее от матери и от пола, поднял на уровень глаз.

— Ну что, будешь говорить?

Девочка закричала. Мать бросилась ей на помощь.

— Пошла вон! — не глядя, отпихнул ее палач.

Женщина отлетела к стене и, ударившись затылком, затихла.

— Ну, что скажешь?

— Шеф велел не трогать девочку и женщину, — еле сдерживаясь, чтобы не заорать, сказал Сан Саныч.

— Дурак. Шеф сказал — кончать их обеих, если ты будешь упорствовать. А ты упорствуешь. Ну что, будем доводить все до логического конца?

Бандит вытащил из заплечной кобуры пистолет и приставил дуло к голове девочки. Девочка, до того визжавшая и дрыгавшая ногами, испуганно затихла.

— Это вышка! — напряженно сказал Сан Саныч.

— Что?

— Я говорю, если ты выстрелишь — тебе дадут вышку.

— Если бы меня расстреливали за каждую такую соплячку, я бы уже раз пять побывал на небесах. А я, как видишь, стою здесь, перед тобой. Я считаю до тридцати. И нажимаю курок. Раз. Два. Три…

Сан Саныч молчал. Сдаться сразу он не мог. Это было бы слишком унизительно и слишком подозрительно.

Но не сдаться он тоже не мог.

Девятнадцать.

Двадцать…

Девочка испуганно выпучивала глаза, пытаясь скосить их на притиснутый к голове пистолет.

— Чтобы ты не испытывал иллюзий, знай — я выстрелю. Точно! — пообещал палач. — А потом выстрелю в женщину. А в тебя стрелять не стану. Тебя я оставлю живым, рядом с их трупами. Тебя растерзают родственники. Итак, последние десять секунд. И последнее твое слово. Двадцать один…

— Отпусти девочку. Я согласен.

— Не слышу. Громче.

— Я согласен! Я все скажу! — что было сил заорал Полковник. — Все-е-е!!!

— Вот теперь слышу, — удовлетворенно хмыкнул бандит. — Давно бы так, — и отшвырнул девочку прочь.

— Говори.

— Вначале развяжи руки.

— Тебе руки без надобности. А язык у тебя свободен. Не тяни время.

— Я не тяну время. Я забочусь о твоей шкуре. Седой удивленно приподнял бровь.

— Думаешь, шеф будет рад тому, что ты узнаешь о его секрете? Или, наоборот, сильно огорчится?

Седой на мгновение задумался. И даже лоб у него вспотел.

— Давай я лучше все напишу. Если ты, конечно, мне руки развяжешь.

Седой еще раз взглянул на дверь, словно прикидывая, сможет ли он по-быстрому отыскать шефа. На связанного пленника и окно — не выбросится ли тот, пока он находится в отлучке? На заложниц — не попытаются ли они сбежать, воспользовавшись одиночеством? И решил не рисковать.

— Черт с тобой — напишешь.

Седой приблизился к Полковнику, засунул пистолет в карман и наклонился.