— Было бы неплохо. — согласился Димка. — Почитаю с удовольствием. Но только… какое отношение ко всему этому имеет проект «космического батута»?

— А ты ещё не догадался? — удивлённо хмыкнул Геннадий Борисович. — Похоже, напрасно мы назвали тебя сообразительным. Ну, давай, Дмитрий… как тебя там по батюшке, напомни?

— Олегович, но…

— Без «но». Ну же, Дмитрий Олегович, напряги своё воображение, не заставляй меня в тебе разочаровываться!

— Разработка «космического батута» как-то связана с изучением гобийской находки Ефремова? Возможно, общие физические принципы?

— Можешь ведь, когда хочешь. — удовлетворённо кивнул инженер. — Впрочем, головоломка была не из самых заковыристых. Когда артефакт был признан творением инопланетной цивилизации, всё, связанное с ним немедленно засекретили. Личным распоряжением Берии — он тогда, если помнишь, руководил всеми работами по атомному проекту СССР — была создана специальная группа по его изучению. Работа шла ни шатко ни валко, поскольку материал «звёздного обруча по-прежнему не поддавался всем известным методам воздействия. Через год пришлось признать, что работы зашли в тупик, и деятельность группы наверняка бы свернули, не случись одно из тех совпадений, что иногда, очень редко, кардинально меняют весь ход мировой истории. К работам по «звёздному обручу» привлекли в качестве консультанта одного из физиков, занимавшихся изучением материалов Манхэттенского проекта — о н-то и высказал первым мысль, что американцы попытались пойти по тому же пути, по которому пошли некогда обитатели чужого мира, оставившие на земле «Звёздный обруч». Об этом соображении было доложено Берии, а он распорядился слить два проекта.

— Тут-то дело и пошло на лад? — сказал Димка. — рассказ Геннадия Борисовича увлёк его по-настоящему, куда там фантастическим романам!

— Если бы! — вздохнул инженер. — Кое-какие подвижки действительно имели место, но, проработав ещё два года, исследователи снова упёрлись в глухую стену. Причём на этот раз дело было не только в таинственном материале «обруча» или чём-то в этом роде: в докладе тогдашнего руководителя группы указывалось, что им не хватает теоретических наработок, которые были у американцев, когда они брались за осуществление проекта «Рейнбоу». Видимо, всё-таки старик Эйнштейн и сам Никола Тесла всё же приложили руки к этой теме, потому что наши физики попросту обломали об неё зубы.

Зато некоторые подвижки имелись в расшифровке символов, которыми была покрыта торцевая поверхность «обруча». Группа выдающихся учёных-лингвистов, работая в обстановке полнейшей секретности, совершила настоящий научный подвиг, на фоне которого расшифровка знаменитого Розеттского камня не более, чем разгадывание ребуса в воскресном номере газеты «Сельская жизнь». Они сумели частично прочесть письмена на инопланетном языке — и выяснили, что находка Ефремова действительно есть часть межзвёздной транспортной системы, установленная немыслимо давно в нашей Солнечной системе. Из этого же расшифрованного фрагмента следовало, что кроме гобийского «обруча» имеются ещё по меньшей мере три: один на Луне, другой — на одном из спутников Марса; по поводу местонахождения третьего учёные спорят до сих пор, сходясь на том, что он, скорее всего, висит где-то в космическом пространстве, вдали от крупных объектов вроде планет или планетоидов.

— А что же, Ефремов тоже участвовал в этих работах? — спросил Димка.

— Да, но в пятьдесят первом году Иван Антонович покинул группу. Его, видишь ли, тяготила собственная роль в исследованиях — он ведь был палеонтолог и не разбирался толком ни в физике, ни в лингвистике. По сути, весь его вклад сводился к тому, что он нашёл артефакт. Правда, в пятидесятом году он добился отправки ещё одной экспедиции в Гоби, с целью тщательно обыскать место находки. Экспедиция провела в песках три месяца, но так ничего и не добилась, а по возвращении Ефремов написал заявление об уходе из проекта.

— И что, его отпустили?

— Ну, разумеется. — кивнул инженер. — Взяли, конечно, уйму всяких подписок, но это уж как водится в нашем благословенном отечестве. Но, надо сказать, Иван Антонович, будучи человеком творческим, а, как палеонтолог, далёким от государственных секретов, не сумел удержаться — недаром ведь в первой версии «Туманности Андромеды» земляне как раз и находят устройство, по своему назначению соответствующее гобийскому артефакту! Берия, ознакомившись с первоначальным вариантом романа, запрещать его не стал, хотя такие предложение и звучали — но потребовал, чтобы писатель изъял из текста всякие намёки на «звёздный обруч» — что и Ефремову и пришлось сделать. В результате, роман вышел в том варианте, который знаком сейчас читателям всего СССР. Что касается проекта, то он агонизировал ещё четыре года, и дело уверенно шло к сворачиванию работ. Но в пятьдесят пятом, незадолго до своей гибели в авиакатастрофе Лаврентий Павлович обращается к Сталину с неожиданным предложением: совместно с американцам создать совместную научно-исследовательскую группу по изучению «звёздного обруча». В случае удачи, убеждал он вождя, обе державы, да и всё человечество могут получить доступ не просто в космос, но и во всю Галактику. И уж, во всяком случае, державам, принявшим участие в столь грандиозном проекте, надолго станет не до войн и прочих противостояний здесь, на Земле.

— И что, Сталин вот так просто взял и согласился? Но почему? Разве СССР и США тогда не враждовали?

Честно говоря, Димка не слишком интересовался недавней историей, знал её в рамках школьной программы. А там говорилось о жёстком противостоянии двух держав в начале пятидесятых, о создании атомной бомбы и войне в Корее. А тут — предложить вождю, известному своей подозрительностью, порой, на грани паранойи, не просто заключить союз со смертельным врагом, а ещё и передать ему сведения, перед которыми бледнеют любые ядерные секреты!

Геннадий Борисович пожал плечами.

— Сейчас это, наверное, выглядит достаточно странно. Но, видишь ли, Иосиф Виссарионович обладал поразительной интуицией, и привык на неё полагаться в самых важных государственных вопросах. Конечно, это не отменяет того, что он детально вникал во все подробности, прежде чем принять решение — но, я думаю, что в данном случае он опирался именно на интуицию. Вряд ли мы когда-нибудь узнаем все подробности, разве что, лет через сто, когда это будет интересовать только историков, но уже через полтора месяца после той памятной беседы была в полнейшей тайне созвана научная конференция из ведущих учёных обеих стран. На которой и были выработаны рекомендации правительствам: как можно скорее бросить все силы на разработку нового проекта, получившего название «Космический батут». Были заключены соглашения о совместной работе по освоению Космоса и поставлена ближайшая цель — экспедиция на Луну для поисков второго «звёздного обруча». Извлечённые из архивов результаты американских исследований по проекту «Рейнбоу», как и ожидалось, дали новый, сильнейший импульс научным исследованиям. Вскоре состоялся большой прорыв, и учёные с уверенностью обещали создать первую рабочую установку уже через десять-пятнадцать лет.