Шрифт:
— Идем, — решительно махнула я парню.
Он остался стоять. С тем же трагическим выражением на лице, что появилось у него после карты.
— И-ди-за-мной! — громко и отчетливо, как любят изъясняться наши люди с иностранцами, сказала я и замаршировала на месте, поясняя, что нужно делать.
Теперь на лице гребешочника проступило удивление. Но постояв в нерешительности, он все-таки зашагал. Правда, тоже на месте. Пришлось взять его за руку и потянуть:
— Идем-идем. Приглашаю тебя в гости.
Незнакомец двинулся с места, но теперь остановилась я, вспомнив, что живу отнюдь не в лесу. Хорош гость, нечего сказать: из всей одежды — одни очки, а на спине — вообще какое-то недоразумение. Я-то уже попривыкла к его наготе и гребню, но встреченные возле дома люди вряд ли останутся равнодушными, увидев такое чудо. Тут уж без полиции точно не обойдется. А если встретятся дети, вообще нехорошо получится.
— Стой, — сказала я и сняла ветровку. Завязала ему на талии рукава — получилось приемлемо.
Теперь нужно было придумать, чем накрыть гребень. На мне оставались джинсы и полосатый лонгслив. Он вряд ли налез бы на моего находимца, но если набросить на спину, завязав рукава спереди — будет самое то. Но тогда сама я буду совсем не то, потому что лифчик носила редко, и теперь был как раз не такой случай. Встреченные мужчины, возможно, обрадуются, но женщины вряд ли. Опять же дети… Да и сам гребешочник. Он-то, конечно, уже продемонстрировал мне свои прелести и продолжал это без тени смущения делать, но я показывать ему стриптиз была не готова.
По той же причине отпадали и джинсы. Нет, трусики под ними все же имелись, но в качестве одежды для прогулок определенно не подходили. Что еще? Кроссовки? Повязать ему шнурками на шею, пусть болтаются сзади. Но они полностью гребень не закроют, еще и привлекут дополнительное внимание. Да и я босиком по лесу далеко не уйду — до первого сучка.
Ничего не оставалось, как рисковать, в надежде, что издалека гребень не разглядят или примут за шарфик — мода в наше время бывает до умиления причудливой, — а если кто-нибудь окажется близко, прижмусь к спине моего гребешочника — люблю, мол, так, что аж падаю. Хоть мне это и не по душе, но потерплю, что же делать. Лишь бы находимец не испугался.
Я решила его на всякий случай проверить.
— Сейчас я кое-что сделаю, — сказала ему я. — Только ничего такого не подумай, это просто эксперимент.
— Туртомоко, — проговорил парень очень грустным голосом.
— Вероятно, — согласилась я. — Но ты потерпи. Во всех смыслах.
Я обошла его и осторожно прижалась. Пушистый гребень уютно лег в ложбинку меж грудей, я мимолетно пожалела, что на мне лонгслив, но тут же придушила эту мысль в зародыше. Находимец заметно напрягся, но больше ничего не предпринял — вероятно, ждал продолжения. Но нет, эксперимент был уже завершен.
— Идем, — в который уже раз сказала я, взяла гребешочника за руку и повела назад по тропинке.
Сделав несколько шагов, я вспомнила еще кое-что важное. Веду человека к себе домой, а сама даже не знаю, как его зовут. Всего остального про него я тоже не знала, но знакомство начинают как раз с имени. Кстати, и самой надо представиться.
Я сказала: «Стоп!», отпустила руку парня, встала к нему лицом и ткнула себя в грудь:
— Мирослава.
Парень молчал. Из-за темных стекол очков выражения глаз не было видно, и я не понимала, он усваивает информацию или просто тупит.
— Я — Мирослава, — повторила я жест. — А ты?
— Лава… Аты… — выдавил находимец.
— Попугай с куриной памятью, — вздохнув, пробормотала я и помотав головой, сказала отчетливо и громко: — Нет! Не Лава, не Аты. Меня зовут Ми-рос-ла-ва, — произнося свое имя я пару раз хлопнула по груди.
— Лава, — впервые растянул в улыбке губы гребешочник. И добавил: — Мирос. — А потом вполне уверенно повторил: — Лава Мирос.
— Тьфу на тебя, — сказала я. — Издеваешься? Наоборот. И вообще лучше просто Мира. Хотя ладно, — махнула рукой, — Лава тоже годится. Красиво даже. Неотвратимо, всепоглощающе и жгуче. Как бы теперь твое имя узнать?
И я снова ткнула себя в грудь, сказав при этом: «Лава», а потом ткнула его и вопросительно подняла брови. Находимец погладил то место, которого касался мой палец и сказал:
— Пиктигоуша Энатакор.
— Уже что-то, — обрадовалась я. — И фамилия у тебя звучная. А имя слишком длинное, я его тоже сокращу, ладно? Пиктя — некрасиво. Гоуша… О! Будешь Гошей! — И закрепляя сказанное, снова хлопнула по себе: — Я — Лава, — а затем шлепнула ладонью по его обнаженной груди: — Ты — Гоша.
— Гоша, — согласился находимец и снова погладил место, до которого я дотрагивалась. Ему что, больно? Настолько нежная кожа? Но тут я увидела, что Гоша опять улыбается. Видимо, мои прикосновения ему понравились. А ну-ка, господин Энатакор, прекратите свои гнусные намеки! Последнее, впрочем, я вслух не сказала, молча взяла гребешочника за руку и продолжила путь.