– Но они пытались убить тебя!
– крикнул в ответ кто-то, затерявшийся в необъятных глубинах собора, и Стейнейр кивнул.

– Они сделали это, - признал он, - и они уже заплатили за это цену.
– Сожаление, печаль в его голосе были совершенно искренними, понял Мерлин.
– Люди, которые предприняли эту попытку, уже мертвы, сын мой. Так кому же, по-вашему, мы должны отомстить за их преступление?

– Сторонникам Храма!
– горячо ответил кто-то еще, но Стейнейр снова покачал головой.

– Нет, - твердо сказал он.
– Мы знаем только, что эту попытку предприняли трое мужчин. Мы пока ничего не знаем о том, кем они были, почему они предприняли такую попытку, или о том, действовали ли они самостоятельно. Мы ничего не знаем о них, дети мои, даже - что бы некоторые из вас ни думали, - что они имели какую-либо связь с приверженцами Храма здесь, в Теллесберге. В отсутствие этого знания не может быть никакого оправдания для нанесения удара по кому бы то ни было, и даже если бы это было возможно, месть не является надлежащей прерогативой любого дитя Божьего, ни при каких обстоятельствах. Правосудие может быть, но правосудие - это прерогатива короны. Мы оставим правосудие нашему королю, уверенные в его способности знать и делать то, что правильно. Мы не будем мстить. Мы не превратим себя в то, чем никогда не хотели бы быть.

Послышался ропот, в некоторых голосах все еще слышался намек на бунт, но никто не осмеливался не согласиться со своим архиепископом.

– Дети мои, - сказал Стейнейр более мягко, - я знаю, что вы сердитесь. Я понимаю почему. Но сейчас время для печали, а не для гнева. Что бы вы ни думали о людях, которые сегодня предприняли эту попытку, они все равно были вашими собратьями - детьми Божьими. Не сомневаюсь, что они поступили так из-за своей собственной веры в Бога. Я не говорю, что верю, что это действительно было то, чего Бог желал от них, но это было то, чего, как им сказали, хочет Бог. Должны ли мы осуждать их за то, что они действовали так, как того требовала их вера, когда наша собственная вера потребовала, чтобы мы отвернулись от совета викариев и Храма? Мы можем счесть необходимым выступить против людей, которые верят так, как они верили. В войне, которую храмовая четверка объявила против нас, возможно, нам даже придется убивать людей, которые верят так, как они верили. Но, несмотря на эту мрачную необходимость, никогда не позволяйте себе забывать, что те, кто противостоит вам, такие же люди, такие же дети Божьи, как и вы сами. То, что они делают, может быть злом в наших глазах и неправильным в глазах Бога, но если вы позволите себе наполниться ненавистью, если вы превратите их во что-то нечеловеческое, чтобы облегчить их убийство, тогда вы откроете себя тому самому злу, которое вы в них осудили...

Бормочущие голоса стихли, пока он говорил, и он печально смотрел на них.

– Мы живем в то время, когда благочестивые мужчины и женщины должны делать выбор, дети мои. Я умоляю вас, поскольку вы любите меня - как вы любите себя, любите своих жен, мужей и детей, как вы любите Самого Бога - сделайте правильный выбор. Выбирайте делать то, что должно быть сделано, но делайте это, не отравляя себя, свои души или свою способность любить друг друга.

Тишина теперь была почти абсолютной, и Стейнейр посмотрел туда, где остановившаяся процессия все еще толпилась вокруг тел. Полдюжины соратников Мерлина присоединились к процессии. Теперь, когда они наклонились, чтобы поднять и убрать тела, Стейнейр подозвал послушников и младших священников.

– Идемте, - сказал он им, стоя перед прихожанами, забрызганный засыхающей кровью людей, которые пытались убить его.
– Пойдемте, братья, нам нужно отслужить мессу.

* * *

– Мейкел, - очень, очень серьезно сказал король Кэйлеб, - ты понимаешь, чем они воспользовались, когда планировали это, не так ли?

– Конечно, знаю, ваше величество, - безмятежно ответил архиепископ. Они сидели на балконе личных апартаментов Кэйлеба во дворце, глядя на город в золотом свете раннего вечера, а Мерлин стоял за королевским креслом.
– Но, предвосхищая ваши доводы, скажу, что я слишком стар и укоренился в своих привычках, чтобы пытаться изменить их сейчас.

– Мейкел, они пытались убить тебя, - сказал Кэйлеб, произнося слова так, как будто очень старался не казаться раздраженным... и потерпел неудачу.

– Я знаю, - сказал Стейнейр тем же безмятежным тоном.

– Хорошо, как ты думаешь, что именно произойдет с Церковью Чариса - и этим королевством - если в следующий раз, когда они попытаются, у них получится?
– потребовал Кэйлеб.

– Если это произойдет, вам просто придется выбрать моего преемника, ваше величество. Полный список номинантов вы найдете у меня на столе. Отец Брайан знает, где его найти.

– Мейкел!

– Спокойно, ваше величество, - сказал Стейнейр с легкой улыбкой.
– Я действительно понимаю, о чем вы говорите. И не пытаюсь преуменьшить влияние, которое моя смерть окажет на наши усилия бросить вызов великому викарию и храмовой четверке. И, если уж на то пошло, я не в курсе того, каким образом моя смерть от рук реальных или предполагаемых сторонников Храма воспламенит общественное мнение. Тем не менее, я стал священником, прежде чем стать политиком. Еще до того, как я стал архиепископом. Я служу Богу; я не прошу Его служить мне, и я отказываюсь жить в страхе перед моими врагами. Более того, отказываюсь позволять своим врагам - или моим друзьям - думать, что я живу в страхе перед ними. Сейчас время для смелости, Кэйлеб, а не для робости. Вы достаточно хорошо поняли это в своем собственном случае. Теперь вы должны понять, что это относится и к моему делу.

– Все это очень хорошо, ваше преосвященство, - почтительно вставил Мерлин.
– Если уж на то пошло, я не могу с вами не согласиться. Но есть одно различие между вами и королем.

– И в чем именно заключается это "различие", сейджин Мерлин?
– спросил Стейнейр.

– Его величество постоянно и открыто окружен телохранителями, - ответил Мерлин.
– Возможно, для него настало время пойти на риск, даже смелый, но добраться до него с помощью попытки убийства было бы чрезвычайно сложно. Я оставляю на ваше усмотрение... оценить, насколько трудно было бы повторить это с вами. Снова.