Фабричные видели, что с ними шутить не будут, а вместе с тем я этим старался предупредить серьезного столкновения. Наряд войск был полный по всей Москве. Сегодня воскресение, но, слава Богу, день кончается, и дурных вестей не было. Всю эту неделю мне пришлось быть на чеку и постоянно вызывать то одного, то другого, ибо бедный Руднев совсем не был подготовлен играть роль градоначальника (ему Трепов никогда никакого серьезного дела не давал), и он иногда терялся, хотя я должен ему отдать справедливость, вышел из тяжелого положения прекрасно. Только сегодня вечером приезжает сюда ген<ерал> Волков. Я думаю остаться в Николаев<ском> дворце еще некоторое время, а потом вернуться в Александрию. Как я тебе докладывал, здесь весь Моск<овский> драгун<ский> полк, за сим Копорский полк из Смоленска и 4 эскадрона Петерб<ургских> драгун. В одной Москве на фабриках сто две тысячи рабочих, а с пригородными цифра выйдет очень почтенная.

Я позволяю себе обратить твое внимание на печатываемые депеши во всех газетах касательно совещаний комитета Министров по поводу твоего последнего указа. Это уже делается несколько раз с разными лишними подробностями. Желательно ли это? А вот сегодня появилась депеша крайне странная, которую я позволяю себе тебе послать.

Я уверен, что Трепов будет на высоте своего тяжелого призвания. Твоя благодарность ему за Москву — глубоко меня порадовала!

Прости, что так пространно расписался! Храни тебя Бог. Крепко обнимаю вас обоих.

Твой Сергей.

(ГА РФ. Ф. 601. Оп. 1. Д. 1341. Л. 155–158 об.)

Дневник вел. кн. Сергея Александровича

17 января. Николаевский дв<орец>.…Все мне изливают опасения насчет дворян<ских> выборов. Был и Волков — длинный разговор. Рауш завтракал и за сим доклад… Забастовки утихают…

18 января. Николаевский дв<орец>. Завтракал С. Д. Шереметев — сидел у меня и рассказывал о брожении умов между дворян… Почти все забастовки кончились! Господи помилуй!

(ГА РФ. Ф. 648. Оп. 1.Д.40.А. 12–13.)

Дневник гр. С. Д. Шереметева

16 января. Москва. В 11 14 поехал в Николаевский дворец в Кремль. Застал половину обедни — в нижней дворцовой церкви Петра и Павла. В<еликий> К<нязь> и В<еликая> Княгиня — дети П<авла> А<лександровича> и свита. Потом завтрак наверху куда был позван. Сидел по правую руку В<еликой> Княгини — с др. стороны Кн. Шаховской… Обычные разговоры. Потом сидели в гостиной. Степанов болтал без умолку. Потом Серг<ей> Алекс<андрович> меня позвал к себе — и был разговор о положении вообще и о делах дворянских, о Трубецком и пр., о розни и вожделениях, о смуте на улице, к счастью во время остановленной. О предстоящих адресах. В<еликий> К<нязь> рассказал след<ующее>, для <меня> вовсе неизвестное [1927] …

Он рассказал мне, что когда Императору Александру III представлены были избранные два кандидата на д<олжность> М<осковского> Губ<ернского> Пр<едводителя> Дв<орянства> и получившие одинаковое число шаров (кн. Тр<убецкой> получ<ил> двумя больше; мой шар) то он не хотел утвердить последнего и только по усиленному ходатайству В<еликого> К<нязя> С<ергея> А<лександровича> согласился, но при этом сказал ему: «Дай Бог, чтобы тебе никогда не пришлось в этом раскаиваться!» «И вот, грустно прибавил В<еликий> К<нязь> — теперь… пришлось». Эти слова Государя для меня очень знаменательны.

Вообще был необыкновенно любезен и внимателен… Перед тем Елиз<авета> Феод<оровна> пригласила меня на след<ующий> день к себе в 6 часов дня.

(РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1. Д. 5050. Л. 9, 8 об., 9.)

Вел. кн. Сергей Александрович — гр. С. Д. Шереметеву

16 января

Дорогой Граф,

Премного Вам благодарен за присылку проекта адреса — прекрасно составленного. Записка «наших Мирабо» [1928] — возмутительна, как по содержанию, так и по изложению.

Надеюсь до скорого свидания.

Ваш Сергий.

(РГАДА. Ф. 1287. Оп. 1.Д. 5050. Л. 8а-8а об.)

Дневник гр. С. Д. Шереметева

17 января. В 6 часов был у Вел<икой> К<нягини> Елиз<аветы> Фед<оровны>. Дожидался конца доклада Менгдена. Приняла в гостиной — очень любезно и просто. Разговор продолжительный; начали с рабочих, перешли к дворянству — а затем к общему положению. Она очень негодует на Трубецкого и В. Голицына — особенно на первого; говорила разумно и толково — о Государе и Имп<ератрице> А<лександре> Ф<еодоровне> — я говорил о моем приеме [1929] Государем — о ложных слухах и умышленных извращениях [1930] .

Елиз<авета> Фед<оровна> — обаятельна, толкова, проста. — Говорила о том, что Г<осударь> и И<мператрица> А<лександра> Ф<еодоровна> не достаточно общительны — что нужно больше видеть людей и иначе их видеть — и за столом — что уединяться нельзя — о Витте сказала, что не может соглашаться с иными, почитающими его способным к измене — она вторила мне, что этот человек нуждается в сочувствии и привете <?>, и что без доверия он раздражен и имеет основания быть оскорбленным за жену [1931] и за многое — за сухое удаление от М<арии> Ф<еодоровны>, за холодность отношений и пр. Затем в общ<ем> говорила об уменье обращаться с людьми. О пок<ойном> Гос<ударе> Александре III гов<орила>, что такие характеры и люди рождаются нечасто — и что нельзя ожидать от иных того же, но нужно видеть добрую — несомненную сторону. Чем дальше шла беседа, тем легче было вид<еть> перед собою обаятельное существо, теперь себя вполне показавшее в деле благотворительном для войны <?>. Я решился сказать, что отовсюду голос один, что имя ее благословляют и в войсках. Она приняла это просто — а я был взволнован, сказав, что это сущая «правда»!