Весной 1943 года писатель едет в Северную Африку, где находит свою эскадрилью и боевых товарищей. Он хочет лично участвовать в борьбе с фашизмом.

За долгие годы службы в гражданской и военной авиации Сент-Экзюпери получил столько ранений, что к этому времени он уже не мог без посторонней помощи натянуть комбинезон, влезть в кабину самолета, и товарищи с радостью помогают ему. Но, сев за штурвал, старый ветеран — снова в прекрасной «форме», он снова — покоритель просторов, мастер воздушного боя. Сент-Экзюпери участвует в боях за освобождение Сицилии от гитлеровских войск.

А потом — новая полоса вынужденного бездействия: летчика отчисляют в резерв. Ему запрещают боевые вылеты: возраст, состояние здоровья… В течение полугода добивается он разрешения летать. А пока многочисленные рапорты идут по инстанциям, он работает над большой философской книгой «Цитадель», задуманной еще в тридцатые годы.

И в «Цитадели» и в своей публицистике конца войны Сент-Экзюпери с нарастающим беспокойством смотрит на перспективы послевоенной жизни Франции и всего мира. С горечью пишет он о современной западной цивилизации, о «тупиках экономической системы», о «духовном отчаянии». «Мысль о том, что целые поколения французских детей могут быть брошены в чрево германского Молоха, невыносима для меня. Под угрозой сама основа жизни. Но когда она будет спасена, тогда встанет перед нами важнейшая проблема нашего времени — проблема значения человека». Однако решать эту проблему писатель по-прежнему предлагает методами духовного воспитания, самоусовершенствования…

Наконец, в начале 1944 года долгожданный приказ получен. Американский генерал Икер подносит капитану Сент-Экзюпери как личный подарок право на пять боевых вылетов. К пяти разрешенным полетам летчику удается прибавить еще четыре. 31 июля 1944 года, в восемь часов тридцать минут утра, Сент-Экзюпери поднимается в воздух с аэродрома, расположенного на Корсике, и берет курс на Южную Францию. Запас горючего — на шесть часов. Четырнадцать часов тридцать минут. Самолет не вернулся. Товарищи понимают, что надежды на спасение уже нет. Летчик пропал без вести. Очевидно, самолет, сбитый истребителями врага» упал в море. Сент-Экзюпери не дожил трех недель до освобождения Франции.

Книги Антуана де Сент-Экзюпери пользуются огромной популярностью на родине писателя. Тиражи его произведений достигли во Франции двух с половиной миллионов экземпляров — цифра поистине рекордная для стран Западной Европы. Он дорог людям как мужественный человек и талантливый мастер слова, как мыслитель-гуманист, неизменно убежденный в том, что, «шагая от заблуждения к заблуждению, человек находит в конце концов путь, ведущий его к свету».

М. Ваксмахер

НОЧНОЙ ПОЛЕТ

Перевод М. ВАКСМАХЕРА

1

Холмы под крылом самолета уже врезали свои черные тени в золото наступавшего вечера. Равнины начинали гореть ровным, неиссякаемым светом; в этой стране они расточают свое золото с той же щедростью, с какой льют свою снежную белизну еще долгое время после ухода зимы.

И пилот Фабьен, который вел с крайнего юга, из Патагонии, почтовый самолет на Буэнос-Айрес, узнавал о приближении вечера по тем же приметам, по каким узнают об этом воды в гавани: по спокойствию, по легким складкам, что едва вырисовываются на тихих облаках. Фабьен словно выходил на бескрайний, безмятежный рейд.

Порой в этой тишине ему начинало казаться, что он совершает неторопливую прогулку, что он — пастух. Пастухи Патагонии бредут не спеша от стада к стаду; Фабьен шел от города к городу — он пас эти маленькие городишки. Он встречал их каждые два часа; города приходили на водопой к берегам рек или щипали траву, на равнинах.

Иногда, после сотен километров степей, более безлюдных, чем море, он пролетал над уединенной фермой; казалось, она плывет ему навстречу по волнам прерии и несет на себе груз человеческих жизней. И Фабьен, покачивая крыльями, приветствовал этот корабль.

«Показался Сан-Хулиан; через десять минут пойдем на посадку».

Бортрадист передал это сообщение по всей линии.

На протяжении двух с половиной тысяч километров, от Магелланова пролива до Буэнос-Айреса, растянулись цепью посадочные площадки; все они похожи друг на друга, но за этим аэродромом начиналась ночь; так в Африке, за последним покорным селением, проходит граница неведомого.

Радист передал пилоту записку:

«Вокруг бушуют грозы, у меня в наушниках — сплошные разряды. Не заночевать ли в Сан-Хулиане?» Фабьен улыбнулся: небо спокойно, как вода в аквариуме, и все аэропорты впереди, по пути следования, сообщают: «Небо чистое, полное безветрие». Он ответил:

— Полетим дальше.

А радист думал о том, что где-то, как черви внутри плода, притаились грозы; ночь казалась прекрасной, но кое-где начинала подгнивать, и ему было противно погружаться в этот мрак, скрывающий в себе гниль и разложение.