Шрифт:
Год назад Брюм после сложнейших вычислений «открыл» некую «временную единицу исторической эволюции человечества», равную 70 годам. Опираясь на исторические факты, он доказывал, что этот период представляет собой один час на циферблате истории и что, поскольку в природе все явления повторяются заново по истечении суток, то же самое относится и к событиям, отделенным друг от друга почти семнадцатью веками. При этом Брюм сравнивал личности Юлия Цезаря и Петра Первого, Тацита и Пушкина, Федры и баснописца Крылова и находил между ними поразительное сходство…
Однако сейчас автор нумерологических теорий вступать в разговор не пожелал, а шмыгнул за угол и, оглянувшись в последний раз, скрылся из виду.
«Бедняга совсем опустился со своими заморочными подсчетами, — пожалел его про себя Гарс. — Ничего, вот откроем путь за Горизонт — и Брюм, может быть, изменится к лучшему. Доставим его в какой-нибудь математический центр — пусть там ему коллеги вправят мозги на место».
Как ни странно, таксенок Гоблин не подкатился под ноги Гарсу, когда тот распахнул калитку и влетел во двор. Хотя обычно щенок исправно приветствовал его заливистым лаем. Неужели он, по примеру Люмины, тоже обиделся за что-то на своего хозяина? Или вырвался на свободу, пользуясь отсутствием Гарса?
Ладно, никуда не денется. Захочет есть — прибежит как миленький! Налаживание отношений с женой важнее, чем поиск собаки.
Гарс рывком распахнул входную дверь, которая почему-то была не заперта, и с недоумением принюхался. Пахло чем угодно, только не вкусным обедом. Ах, какие мы обиженные и оскорбленный, умиленно подумал он. Решили доказать мужу, что он пропадет с голоду, если и в дальнейшем будет так скверно себя вести?..
— Лю, солнышко, ты где? — громко спросил Гарс, заглядывая в гостиную.
Никого. И ни звука в ответ.
Значит, обида гораздо серьезнее, чем он предполагал. А это значит, что предстоит долго унижаться и топтать себя ногами, прежде чем удастся преодолеть заградительный барьер из холодного молчания, который в таких случаях воздвигала перед собой Люмина.
Ну и ладно. Нам это не впервой…
Как писал в свое время Созонт: «Я люблю тебя, как солдат. Это значит: не веря пулям, прорывать бесконечно рад оборону твою глухую…»
Надо только избрать какую-нибудь тактику пооригинальнее. Применять как можно больше юмора — практика показывает, что с его помощью можно прорвать даже самую глухую женскую оборону.
— Лю, если ты никогда не видела картину «Возвращение блудного мужа», то сейчас у тебя есть прекрасная возможность восполнить этот пробел! — объявил. Гарс, проходя в гостиную. — Кстати, по этому поводу есть один анек…
Он осекся на полуслове, потому что только сейчас ему в глаза бросилась одна несуразность. Из полутемного коридорчика, ведущего на кухню, в гостиную бойко катилась свежая струйка темно-красного цвета, и было непонятно, откуда она могла взяться. Не корову же взялась свежевать и разделывать Люмина, чтобы приготовить пару бифштексов на обед!..
В следующую секунду он облился холодным потом. В голове мгновенно сопоставились разрозненные фрагменты: отсутствие щенка во дворе… гробовая тишина в доме… эта зловещая струйка…
Возникшая в итоге этой умственной работы мысленная картина заставила его волосы подняться дыбом.
Гарс бросился на кухню. При этом он угодил ногой во что-то скользкое и чуть не навернулся, но удержался, ухватившись за косяк.
Она была там. Как и во время их ссоры, на ней был все тот же домашний халат. Только теперь он был разодран спереди и обильно залит кровью.
Она лежала на полу лицом кверху, неловко вытянув вывернутую руку в сторону, а живот ее был распорот во всю ширину, и отвратительные белые внутренности высовывались оттуда. Хорошо, что в Очаге нет ни мух, ни прочей летающей гадости, машинально подумал Гарс, накрывая страшную рану окровавленной полой халата.
Она молчала и не двигалась.
— Лю, — сказал он вполголоса, словно боялся разбудить ее. — Ты слышишь меня, солнышко?
Но она не отзывалась. Тело ее было, однако, еще теплым. Гарс бережно убрал с лица жены вымокшую в крови прядь волос и приложился ухом к груди.
Пульса не было. Он погладил Люмину по щеке, оставляя на побелевшей коже красные полосы, и только теперь до него дошло по-настоящему, что же с ней произошло.
Она была мертва. И не просто мертва. Кто-то распорол ей живот. Кто-то убил ее!..
— Лю, родная моя!!! — заорал он так, что даже тонированное оконное стекло отозвалось еле слышной вибрацией. — Не надо, не умирай!.. Слышишь?!.
Но она по-прежнему не подавала признаков жизни, и тогда Гарс поднялся с колен, очумело озираясь.