Шрифт:
— Да принесет Мокошь счастье в этот дом. — Заговорил сват. — Не покажешь ли тестюшка невесту. Очень нам хочется посмотреть. Не поспешил ли наш герой с выбором. Может кривая какая, да косая. Жених то у нас знатный. Выбор у него богатый. Сердец девичьих по нему много сохнет. Вот ходим выбираем. Лучшую шукаем.
— Что же не посмотреть. Глаза только прищурьте, да друг за дружку подержитесь, когда в горницу выходить будет. Когда солнышко всходит, от красоты такой люд глазки прикрывает, а кто не успел, слепнет да с ног валится. Приходили тут до вас, насилу в чувства водой ключевой отлили. Все охали да ахали, моей доченькой восхищались.
— Нам ли воинам красоты бояться. Показывай. Да пусть гостям, по чарке меда вынесет. Заодно и оценим, умеет ли напитки правильные готовить, да хлеба ломоть на закуску. Али печь не умеет?
— Как не уметь, только вы уж поосторожнее. Прошлые сваты вместе с хлебом пальцы себе пооткусывали, да языки попроглатывали. Не спешите.
Елей поклонился гостям в пояс, и дождавшись ответного поклона, сделал рукой жест, приглашающий проходить в дом.
— Покажись Алинушка. Поприветствуй сватов. Посмотри на жениха, да скажи: «Готова ли ты опереться на плече его? Хлеб с ним делить? Деток народить, да вырастить? Жизнь прожить, совместно горюя и радуясь, до самого ухода до Калинова моста?»
Скрипнула дверь и в горницу вошла Алина с подносом в руках, на котором стояли три глиняных чарки с хмельным медом, да румяный каравай еще теплого хлеба. Девушка, одетая в ярко синий, расшитом красным бисером сарафан до самого пола, из-под которого выступали при движении красные сапожки, и накинутой на плечи белоснежной вязанной, шерстяной шалью, простоволосая (знак девичества), с толстой косой на груди, смущенно улыбнулась. Щеки ее запылали от волнения румянцем, а глаза скромно опустились вниз. Она подошла к сватам и поклонилась молча в пояс.
Митрох, взял чарку, разгладил усы и выпил. Пожевал во рту, словно пробуя на вкус, кивнул одобряя, и трижды поцеловал девушку в щеки. Следующим, то же самое сделали Вул и Бер. И наконец Алина остановилась напротив Федограна.
— Ну как тебе жених доченька. — Торжественно заговорил Елей. — Ответствуй. Подходит ли в мужья. Согласна ли ты опереться на плечо его, за спину от невзгод спрятаться. Годен ли.
— Годен, батюшка. Согласна. — Голос ее дрогнул, и щеки окончательно сделались пунцового цвета.
— Ну и я одобряю твой выбор. — Хмыкнул довольный Елей. — Иди. Дале не твоя забота, мы с мужами свадьбу оговорим да меда хмельного выпьем.
Что происходило за обильно накрытым столом, Федор помнил смутно. Не из-за выпитого спиртного, совсем нет. Он и приложился-то к чарке всего пару раз. Герой наш, как говорится: «летал в облаках». Он уже строил планы совместной жизни, качал в руках своих детей, и даже внуков. Мечтал о том, как они будут счастливо жить, и умрут в один день. Ну что тут скажешь. Каким бы его не считали взрослым, а в душе он все еще был подросток, только уже повидавший смерть и с прядью седых волос в голове.
Свадьбу договорились играть глубокой осенью, по первым заморозкам и первому снегу, когда закончат с уборкой урожая. Что-то там еще много обсуждали: про приданное, про совместное проживание, и даже про то, как первого наследника назовут. Но наш герой все это пропускал мимо ушей, погрузившись в себя.
Затем долго раскланивались с будущем тестем. Выходили на порог избы, где воевода рассказал гудящей толпе о результатах. Шли через расступающихся при приближении сватов людей, что-то восторженно ликующих. Все осталось в памяти туманным сном. Федор был счастлив.
Утром, на следующий день, в конюшне, где все еще проживал наш герой вместе с друзьями и учителем. (В конюшне он решил оставаться до самой свадьбы, решив, что в новый дом въедет только вместе с женой, начав, именно с этого, новую, совместную жизнь). Их посетил воевода.
— Собирайтесь. — Заявил он прямо с порога. — Поедете у Уйшгород, к князю Сославу. Грамоту ему отвезете, и подати заодно. А ты чего сидишь? — Рявкнул он на безучастно дремавшего в соломе Яробуда. — Тебя тоже касается. С ними поедешь. Парни, конечно, геройские, но за ними пригляд еще нужен.
— Ты сдурел никак воевода! На кого я конюшню оставлю? — Дед на столько был ошарашен известием что, мгновенно вскочил на ноги.
— Я новика пришлю, он приглядит. Да и коней тут останется после вашего отъезда немного. Он справиться, да и тебе будет наука, да развлечешься, а то уже мхом скоро прорастешь на месте сидючи. Встряхни стариной, покажи, что еще о-го-го. — Митрох засмеялся.
— Это, что же за наука такая? Чему это ты меня еще учить удумал? — Сощурился Яробуд.
— Как! Воеводе перечить? Не помнишь, кто отказал мне в просьбе в сваты идти? — Воевода с ехидным вызовом, смеясь, посмотрел старику в глаза. — Вот и подумай в дороге.