Впрочем, вскоре все оказалось нормализовано. Бюрократизм Николаевской эпохи хоть и был медлителен, но прочен. И любой приказ выполнял строго до последней Яти.

Еще в конце этого же обеда прибыл императорский фельдъегерь с самоличным императорским рескриптом. Витгенштейн сам распорол столовым ножом пакет, прочитал и удивленно хмыкнул. Потом отдал бумаги, но не цесаревичу Александру, а Макурину. Хотя он посмотрел мельком и сразу отдал цесаревичу. Это было то послание, о котором они обговаривали еще до отъезда из Санкт-Петербурга.

Предполагалось было, что официальные бумаги об уровне их полномочий привезет курьер. Ибо как-то неприлично наследнику престола и святому от Неба, министра и действительного тайного советника на Земле самим везти документы. Правда, договаривались было, что письмо будет от военного министра и как бы неофициально, а получилось от императора и очень даже официально. Но что делать, они же не знают обстановку в Зимнем дворце после их отъезда. Может быть, так было надо. Тем более само письмо было в формальной форме, но с неофициальном стиле. Николай, как бы вначале просто сообщал о том, что в армию приезжает его старший сын и небесный покровитель России святой Андрей:

— Милостивый государь Петр Христианович! — писал он, — для административного напора посылаю вам своего сына, цесаревича и наследника Александра, а также святого Андрея и действительного тайного советника Макурина.

«Эхма, — мысленно посетовал Макурин, — надо хоть прозвище какое придумать. А то ведь и сам не знаешь, о ком идет речь — об апостоле Андрее или о тебе грешном».

Во второй части письма, однако, император Николай довольно плавно перешел к официозу и уже просто приказывал:

— Исходя из существующего положения, святой покровитель Андрей среди них является старшим. Предлагаю вашему высокопревосходительству непременно помнить, что святой Андрей наш покровитель не только в этом свете, но и в том. Все предложения и приказы его преподобия обязательны, как мои личные.

«М-да, а про цесаревича Александра такое не написал. Странно, или имеется в виду, что титулы цесаревича и наследника уже само по себе говорят?

О, а вот о моей кампании:

— С сего года для улучшения снабжения и одновременно для сокращения расходов будет проведен эксперимент. Армия более не будет снабжаться сама путем покупки продовольствия на казенные средства. Специальная частно-государственная кампания будет доводить продуктов до полков, а платить будет министерство.

И уже в конце письма прямо приказывалось:

— Как только позволят погодные условия и состояние армии, ваше высокопревосходительство должны отдать приказ на наступление.

— Вот это славное письмо! — с удовлетворением отметил фельдмаршал Витгенштейн, — четко и понятно. С удовольствием буду выполнять приказы его императорского величества!

Можно подумать, что у тебя есть другие возможности, — саркастически хмыкнул Макурин. Потом передумал, посчитав, что Главнокомандующий имеет много прав и способностей для торможения движенияармии.

Между тем, Витгенштейн действительно ВЫПОЛНЯЛ, а не искал причины для дальнейшей остановки на зимних квартирах. Войска еще стояли на места, ведь молдавская грязь была страшна. Но, между прочим, интенданты получали продовольствие и снаряжения, командиры проводили первые пробные походы, небольшие пока. Солдаты стряхивали зимнюю вялость и, на сытном довольствии прямо-таки на глазах оживали. А кавалерия уже и начала воевать, обороняя основные силы армии и пробуя уколоть врага сама. Турки понесли заметные потери, и сильно утихли. Правда, и наши потери были и в убитых, и в раненых.

Погибших тожественно похоронили (их было трое), а раненых уложили в боевой госпиталь. Александр, честно говоря, больше для траты собственного времени, чем для лечения раненых, ибо цесаревич был не врач, а сановник, решил приехать к ним. Андрей Георгиевич, конечно же, поехал следом.

Точнее даже, он ехал в ближайшие дни обязательно, поскольку понимал, что его благословения, хотя и не лекарства, но обязательно помогут пострадавшем. Ведь больным его усилия очень даже помогали, так почему бы раненые не станут выздоравливать? Александру он говорить об этом не стал, и для всех окружающих это был приезд цесаревича и наследника Александра со свитой.

Сам цесаревич, тем не менее, так не думал, или, по крайней мере, подозревал, что реальность окажется другой. Но молчал, и Макурин ему в этом был благодарен.

Это была все же вторая четверть XIX века. Воевали люди давно и часто, а вот военная медицина развивалось еще слабо. В госпиталях размешались офицеры — дворяне, а простонародные солдаты были в полковых лазаретах. Разница заключалась в питание и быта, а лечение в обоих случаях было примитивно — остановка кровотечения, грубое хирургическое вмешательство, борьба с инфекциями.