– Противоядие?

Рерих достал из кармана гимнастерки склянку со своими кристаллами и поставил передо мною на стол:

– Противоядие. После метамфетамина действие чараса ты даже не почувствуешь.

Я взял склянку с кристаллами и спрятал ее в карман шинели. До коронации оставалось еще целых три недели. В плане Рериха присутствовала логика, но было и очевидное слабое место.

– После того как мы вынесем часть золота из подвалов банка, нам нужно будет заметать следы? Пропажу ведь сразу обнаружат, всех начнут трясти. Охранники вспомнят, что я им подогнал чарас, и Макарка очень быстро сообразит, откуда ветер дует. Кроме того, нам придется где-то спрятать золото или, еще лучше, вывезти его из города и закопать.

– Я уже думаю об этом! Ты выполни свою часть плана, а я позабочусь о нашем алиби и о том, где спрятать золото. – Рерих был спокоен и улыбался своей невозмутимой улыбкой.

Конечно, ему ведь не нужно затевать дружбу с палачами Сипайло из Комендантской команды!

– Слушай, Рерих, давно хотел тебе сказать, да все забываю. У меня в штабе есть сейф. Он не заперт и в нем есть деньги. Насколько я понял, довольно много денег.

– Не продолжай, надеюсь, у тебя хватило ума их не трогать? – Рерих перестал улыбаться.

– Только заглянул внутрь. Как-то уж больно подозрительно мне показалось, что сейф с деньгами открытый стоит.

– Вот и не трогай! Это Макарка подлянки расставляет. У меня Клингенберг чуть не залетел с таким вот сейфом. Здание под госпиталь выделили, и там Клингенберг, как и ты, обнаружил хранилище ценностей в несгораемом шкафу, тоже незапертом. Ну, он человек порядочный, мне сразу доложил. Персонал-то у него разношерстный, могли запросто шкаф этот обнаружить. Мы комнату с ценностями заперли, а в тот же день Макарка с помощниками приехал. Сразу к шкафу, а в руках списочек, где все эти ценности перечислены. Достает, считает, сверяется. Слава богу, все на месте было. Так я тебе скажу, у него этих списочков целая пачка была. Слышал, трех офицеров повесили, имели легкомыслие ценности присвоить из таких вот незапертых сейфов.

– Значит, и ко мне наведается в ближайшее время?

– Уж будь уверен. Обязательно наведается. Макарка любит нос во все дела совать. Ты его, кстати, зови Сипайловым, он себе недавно так фамилию исправил. В дивизии он все равно остается Макаркой Душегубом, но офицеры по старинке Сипайло называют, его это бесит почему-то. Так что, если хочешь дружбу с ним наладить, учти этот момент.

Я учел. Первым делом съездил на Захадыр и купил там папирос и недорогой китайский портсигар. Выпотрошив сигареты, я, как умел, накрошил чарас и, смешав с табаком, заколотил все это в них же. Кристаллы Рериха высыпал на блюдце и размял в порошок, чтобы можно было без предварительных манипуляций быстренько его вынюхать в нужный момент. Надо еще завести себе трубочку из бамбука, как у Рериха, – весьма удобный инструмент.

Вечерело, и меня тянуло в штаб, там, наверное, Дуся уже приготовила поесть, поставила самовар. Однако успею заскочить еще к Макарке с визитом дружбы.

В здании банка горел свет. На первом этаже в просторном холле собралось человек десять из Комендантской команды. Сгрудились перед столом, играя в карты, курили табак и шумно обсуждали новости дня. Меня заметили не сразу, а когда заметили, внимания практически не обратили.

– Сипайлов на месте? – поинтересовался я, глядя на спины играющих.

– Иди, иди. Тама он. – Один из казаков указал в направлении второго этажа.

Поднимаясь по лестнице, я споткнулся в темноте. Никто не догадался повесить здесь лампу, на всем этаже освещение тоже отсутствовало, в самом конце коридора из-под двери была видна узкая полоска света, и я двинулся к ней не спеша, ведя рукой по стене, чтобы не споткнуться снова. Шагал я тихо, но, подходя к нужной двери, ступил на скрипнувшую половицу и вслед за этим услышал неприятный, уже знакомый голос Макарки:

– Заходи давай!

Помещение, в которое я вошел, напоминало архив. Множество шкафов с папками было свезено сюда из других мест. Разновеликие шкафы стояли впритык друг к другу, свободного пространства между ними было так мало, что приходилось протискиваться боком. Путь, лежавший среди шкафов, был устроен как лабиринт. Автор этой загадочной инсталляции весьма постарался, я постоянно натыкался на развилки, где приходилось делать выбор, в какую сторону двигаться дальше. Свет керосиновой лампы, висевшей у входа, не проникал сюда, и я пожалел, что не взял ее с собой. Чтобы не плутать среди шкафов вечно, я применил правило левой руки, совершая повороты только в левую сторону, и довольно быстро вышел на «опушку», где располагался огромный стол, обитый зеленым сукном. На нем стояла красивая лампа, огонек тускло мерцал и вот-вот мог погаснуть. Я покрутил винт, давая фитилю возможность разгореться, и на «опушке» леса из шкафов сразу стало светлее. Свет от лампы отражался от множества стеклянных дверец. Вдруг мне померещилось чье-то лицо за стеклом. Я взял лампу, подошел ближе, чтобы разглядеть получше, и чуть не выронил свой светильник. На полках шкафа в стеклянных банках были отрезанные человеческие головы. Их залили каким-то прозрачным раствором и снабдили бумажными наклейками с номерами. Зрелище было настолько жутким, что я невольно сделал несколько шагов назад и, развернувшись на месте, обнаружил, что снова оказался перед витриной с отрезанными головами.

– Большевики и евреи, – раздался за спиной у меня противный голос Макарки.

Я, вздрогнув, отшатнулся и задел локтем шкаф. Тяжелая конструкция не сдвинулась с места, но жидкость в банках чуть всколыхнулась, и головы слегка качнулись.

– Не бойтесь, они нам уже не навредят! – Сипайло был доволен произведенным эффектом. – Не ожидал, Кирилл Иванович, встретить вас у себя в этот поздний час. Сюда вообще мало кто заходит. Не желаете ли чаю?

При этих словах он протянул для приветствия руку, и мне пришлось ее пожать. Ладонь была прохладной, пожатие – вялым.