Это был исполин с красной кожей. Голову его венчало пять человеческих черепов, рот был полон острых клыков, три глаза вращались в стороны независимо друг от друга, и оттого казалось, что дьявол этот безумен. На левом его плече висел лук со стрелами, когтистыми пальцами левой руки он сжимал огромную охапку человеческих органов – сердец, почек и кишок. Правая рука поднята вверх с мечом, который пламенел и ронял искры, как будто его только что достали из кузнечного горна и еще не успели закалить в студеной воде. В какой-то момент глаз на лбу красного чудовища перестал вращаться, и я понял, что оно заметило меня! Раздался безумный рев, дьявол в короне из черепов рассек мечом небо надвое, и мир погрузился в кромешную тьму. В этой тьме не было звуков и запахов. Была абсолютная пустота, где появилась лишь маленькая мерцающая точка. Она пульсировала и разрасталась, она приближалась ко мне и становилась похожей на пламя костра, что горел на вершине пригорка посреди ночной монгольской степи.

Я вдруг вспомнил о том, где нахожусь. Этот костер, странный гул холма, каменные истуканы казались теперь менее реальными, чем увиденное мной несколькими секундами ранее. Теперь у огня сидел кто-то еще. Старый монах в багровых одеждах пристально глядел на меня и молча перебирал свои четки.

«Ты кто?» – спросил я его, не ожидая, впрочем, получить ответ. Голос мой казался мне чужим.

«Я Агван, – ответил мне монах и непринужденно улыбнулся. – Видел?»

«Видел», – подтвердил я.

«Опиши подробно!»

Я описал. Подробности были настолько ярки и свежи в моей памяти, что сделать это было совсем не сложно.

«Бег-Цзе…» – промолвил монах и, закивав, стал смотреть на костер.

«Что это было?» – спросил я Агвана. Похоже, он что-то знал, но обсуждать это со мной не спешил. Мне захотелось его поколотить, трясти его и бить по зубам, стереть с его лица эту спокойную улыбку.

«Чжамсаран. Тот, который красный с черепами, – это Чжамсаран. Один из Восьми Ужасных. А на волке с сетью – это бурхан Амийн-Эцзен».

«Что за Чжамсаран?»

«Монголы называют его Бег-Цзе, что значит „бог войны“. Это один из восьми докшитов – хранителей веры. Я сам его не видел ни разу, но по описаниям сразу узнал».

«А я почему его видел? Что со мной произошло?»

«Ничего страшного… Ты просто умер», – улыбаясь, произнес Агван, и по спине моей пробежал холод.

«Я умер?!»

Объяснение казалось мне почему-то логичным. Этот странный холм, костер, каменные истуканы, видения, неизвестный монах-собеседник. Мысль о том, что я умер, некоторое время уже присутствовала в моем сознании, просто я ее не выпускал на поверхность. Вот она, смерть. Когда же я умер? Я никак не мог вспомнить этого момента. Одежда моя была мокрой, может быть, я утонул в реке. Или меня загрызли волки. Я умер! Мне теперь не было страшно, просто я пытался вспомнить, как это со мной произошло.

«Ты опять умер, – улыбался старик, перебирая четки. – Но ты этого не помнишь. Никто не помнит. Смерть для того и нужна, чтобы забыть».

«А ты что, тоже умер?»

«Да, я умер давно. Полвека тому назад».

«А почему ты все еще тут?» Я никак не мог понять происходящего и выглядел, наверное, растерянно.

«Я остался, чтобы помочь. Мне еще многое нужно сделать. Поэтому я не ушел из этого мира».

«Я тоже хочу остаться. Мне тоже нужно многое сделать!» Показалось, что этот умудренный годами монах способен вернуть меня назад, вывести из этого загробного мира, в котором я чувствовал себя чудовищно одиноким. Этот мир был мне чужд, он был нелогичен.

«Ты ведь не знаешь, что это за курган?» – поинтересовался Агван все с той же улыбкой.

«Понятия не имею!» – заверил я его.

«Здесь нашел свой покой сам Гэсэр. Он, как и ты, несколько сотен лет назад пришел с севера, скорее всего из Византии, его имя напоминает слово „кесарь“ и почти наверняка является его производным. Чжамсаран переселился в тело этого славного воина в момент его смерти. После этого Гэсэр вернулся в мир живых для того, чтобы очистить его от чудовищ и демонов, которых монголы называют мангысами. Гэсэр являлся живым воплощением Чжамсарана на земле, он преследовал и уничтожал врагов веры, вселял ужас в их сердца. В соответствии с древними культовыми эпосами этот владыка севера совершил множество подвигов, женился на китайской принцессе, очистил священные земли от врагов веры и полчищ демонов. Сакральными символами Гэсэра стали его белая кобылица, меч, хрустальные громовые стрелы, замок и подкова. Говорят, что под этим курганом до сих пор покоится его тело, а дух витает над ним, ожидая с севера нового воина, который сможет принять очередное воплощение Чжамсарана и станет новым богом войны, повторяя судьбу великого Гэсэр-хана».

Агван замолчал и погрузился в свои мысли. Он перебирал четки и отстраненно улыбался, глядя на огонь. У меня начался озноб, зубы стучали, тело сотрясала неприятная дрожь. Одежда была мокрой и тяжелой, огонь костра меня теперь не согревал. Монах вернулся из мира своих мыслей, пошарил рядом с собой в темноте и, достав непонятно откуда монашеское одеяние, помог мне в него облачиться. Сам бы я, конечно, не справился с этой сложной процедурой. Одежда отличалась от той, которую я привык носить, и способ одевания был для меня диковинным. Не спрашивая у меня согласия, Агван бросил мои вещи в костер. Я не успел ничего возразить. Чудесным образом голубое пламя охватило мокрую ткань, и она довольно быстро прогорела в огне, не оставив после себя никакого следа. Теперь мне было сухо и совсем не холодно. Я был благодарен старому монаху за то, что он возится со мной и не покидает в этом странном и неуютном месте.

«А как ты умер?» – задал я неожиданный вопрос, который в любом другом контексте звучал бы просто нелепо.

«Чтобы понять, как я умер, нужно знать о том, как я жил». Старик перебирал четки, и казалось, что сквозь пламя костра он разглядывает далекое прошлое.

«Местом моего рождения был Харашибирский улус Хоринского аймака, это совсем недалеко от Верхнеудинска. Отец мой был уверен, что я так же, как и он, и как его отец, и как его дед, буду скотоводом. А мне с самого детства хотелось другого. Меня тянуло к знаниям, я мечтал учиться и узнавать новое. Мой отец считал, что это пройдет, однако он был добрым и мудрым человеком и потому позволил мне попытать удачу, когда из Ацагатского дацана в наш аймак приехали ламы набирать учеников. Отец сильно расстроился, узнав, что монахи готовы забрать меня в свой дацан, но у меня были братья, и он отпустил меня, даже дал немного денег в дорогу.