— Тая! – раненым зверем крикнул Гильермо, присаживаясь возле меня на корточки. Взяв мои ладони в свои руки, он начал что-то быстро говорить, при этом полностью перейдя на испанский.

— Ги, пожалуйста!

— Альфы застряли в своем фальшивом величии, полагая, что только они – закон. Но мир уже изменился – и оборотни тоже должны меняться. Ты уже два раза выжила: в детстве, без стаи и сейчас – без Валуа. Ты сможешь выжить одна – с дочерью, без поддержки кровного отца. У меня есть связи, я найду надежных людей: тебя переправят туда, где Валуа не сможет тебя найти.

Я слушала его горячую речь, ощущала его ладони, согревающие мои руки, и думала, как жаль, что не сошлось… Как жаль, что не мне достался этот сильный, не сгибаемый мужчина.

— Ги, я устала бегать и бояться, — честно призналась я. – И в моём положении…

— Ясно.

Его ладони стали медленно разжиматься, чтобы выпустить мои руки на волю - и я вдруг подумала, что никогда не испытывала от касаний Гильермо тех эмоций, которые случались, когда Этьен нежничал со мной.

Опять эти неправильные мысли!

Меня просто поразил внешний вид Валуа – и всё. А моя ненормальная реакция в отношении Этьена – всего-навсего простое стечение обстоятельств! Я полукровка, у меня нет зверя – я смогла выжить как человек, без стаи.

Я никогда не стану такой же, как они. Если бы мне достался в пары кто-то другой, не Валуа… Но что, если у меня нет никакого звериного притяжения к Этьену, и всё это не наследие отца, а просто избирательная память? Я ведь ни с кем… кроме Валуа.

— Гильермо, — тихо позвала я бету Кирилла Баева. – Можно тебя попросить о прощальном подарке? Ты и так сделал столько всего хорошего для меня, и я не имею права на эту просьбу, но если…

— Конечно, Тая, — грустно улыбнулся мужчина. – Сочту за честь.

— Поцелуй меня.

— Что? — Гильермо тряхнул головой, будто подумав, что ошибся. – Что ты сказала?

— Поцелуй, пожалуйста, меня.

Я хочу проверить, почувствую ли я что – нибудь.

Гильермо чисто по-мужски усмехнулся – и, приблизившись, медленно накрыл мои губы своими.

Это было… как-то совсем не так, как я ожидала.

Я не сопротивлялась, оставаясь абсолютно ведомой – уверенная в том, что опыт у Гильермо куда больше моего.

Вот его губы осторожно раскрыли мои, вот я почувствовала внутри своего рта чужой язык… Это было странно, необычно и…ничто во мне не отзывалось.

Всё впустую! Я осторожно отстранилась, прерывая поцелуй.

— Спасибо, — произнесла я, разочарованно дотрагиваясь до губ рукой.

Судьба так несправедлива!

Гильермо добр, заботлив, великодушен – и я испытывала к нему благодарность, дружбу, даже какие-то родственные чувства… но только не страсть. Да что там: даже от поцелуя (несомненно, умелого) во мне не проснулось ничего, в то же время одного только мимолётного взгляда на поджарую фигуру Валуа с лихвой хватило, чтобы зажечь внутри моего тела что-то исконно женское.

Я угадала правильно - это была часть папочкиного наследия, привязывающего меня к своей долбаной паре, невесть как и невесть зачем предопределенной. Моё истинное «я» не могло желать мужчину, который сотворил со мной столько всякой мерзости; моё животное «я» жаждало свою пару.

Больная, неправильная, бесчеловечная связь оборотней.

Эта же связь когда-то убила мою мать: в отце было слишком много от животного; пометив маму как истинную пару, он использовал любые возможности, чтобы сильнее привязать её к себе. Деньгами, связями, ребенком.

А в итоге, его волку всё жё не хватило ласк одной женщины – и отец, не дополучив от матери желаемого, с лихвой восполнял это на стороне, увеличивая этим и без того болезненную агонию моей мамы.

Точно так же, как и Этьен…

— Тая? – обеспокоенно спросил Гильермо. И только тогда я заметила, что моё лицо всё мокрое от слёз.

Облизав солёные губы, я с трудом пробормотала.

— Всё хорошо, Ги… Всё хорошо.

И в этот момент чья-то черная тень снесла Гильермо в сторону.

Это был Этьен.

Валуа – обернувшийся наполовину — методично рвал Ги на части. Он явно наслаждался этим процессом – и делал это с особой жестокостью. Куски мышц, сухожилий острыми клыками и когтями отрывались от тела Гильермо и шмякались на пол, заливая кровью безупречный персидский ковёр.