Мой переход с инструмента на инструмент состоялся под конец семидесятых. В те годы в одном из парков нашего города рядом с железнодорожным клубом в летнее время функционировала танцевальная площадка, и я, тогда только-только окончивший музыкальное училище и находившийся в ожидании призыва на военную службу молодой человек, пришёл в этот клуб играть на танцах в составе ансамбля, состоявшего из семи музыкантов.

Основной коллектив той нашей группы сложился ещё за несколько месяцев до летнего танцевального сезона, мы с ребятами репетировали, накатывали программу и даже сумели выступить на выпускном вечере в одной из городских школ. Насколько это выступление было успешным, трудно сказать. Сегодня припоминается только празднично украшенный школьный спортзал, цветные фонари у нас за спиной и бас-гитара отечественного производства под названием «Тоника» с длиннющим грифом и толстенными медными витыми струнами в моих руках, вся вымазанная флуоресцентной краской, впрочем, как и остальные инструменты вместе с барабанами – всё, что только возможно, должно было в тот вечер сиять в сумраке полутёмного зала, отражая свет специальной ультрафиолетовой лампы, которую мы притащили с собой. Вместе с моргающими фонарями всё это должно было произвести на выпускников неизгладимое впечатление!

– Не знаю, как по ушам, а по «шарам» мы тут надаём, – потирая испачканные краской руки перед началом выступления, сказал саксофонист Володя, наш старший товарищ, руководитель ансамбля и инициатор его создания, балагур и оптимист. Скорее всего, что всё так и получилось.

В те годы в наших краях ещё не существовало дискотек, разве что в отдельных передовых ВУЗах наиболее продвинутые студенты пробовали проводить новомодные молодёжные вечера отдыха, примеряя на себя загадочное и модное словечко «ди-джей». Да и с дисками, тогда ещё виниловыми, была напряжёнка, поэтому на всех развлекательных мероприятиях, на городских танцах в том числе, музыку по-прежнему исполняли различные ВИА в живом звучании. Играли они самую что ни на есть эстрадную музыку, доступную им самим для исполнения, а пришедшим потанцевать для восприятия. То есть примерно то, что сегодня называют популярной музыкой – таким образом на танцплощадках обычно звучали вечнозелёные инструментальные мелодии типа «Истории любви», песенки тогдашних советских композиторов и ещё немного чего-нибудь на невнятном английском.

Основу нашего музыкального коллектива, пришедшего играть на танцы, составлял традиционный эстрадный квартет, состоявший из гитары, баса, клавишных и ударных инструментов. Он был усилен певцом, а также духовой группой из саксофониста и трубача. К началу выступлений нам ценой немалых усилий удалось сколотить комплект инструментальной аппаратуры из списанных железнодорожных ламповых усилителей, тех самых, с помощью которых осуществлялась громкая связь на платформах и вокзалах – «по второму пути грузовой поезд» и тому подобное – благо, клуб был железнодорожный. С голосовой аппаратурой опять же помог клуб, выделив новенький, только что приобретённый усилительный комплект ЛОМОвского производства под названием «Солист», имевший четыре микрофонных входа и мощность целых пятьдесят ватт, в результате чего у нас на тот момент образовался, подозреваю, один из лучших аппаратов в городе.

Работали мы на танцах первое время достаточно успешно. Огороженная высоким забором от остального парка площадка с разноцветной музыкальной ракушкой по выходным заполнялась изрядно, наш репертуар был широким с гвоздём программы в виде популярной в тот год песни, начинавшейся словами «Во французской стороне на чужой планете…», а саксофонист и трубач с важным видом играли свои мелодии. Клуб выплачивал нам часть выручки за проданные билеты в виде зарплаты, и таким образом реальностью стало то, к чему я неосознанно стремился все предшествовавшие годы – мне стали платить за игру на музыкальном инструменте, получается, неплохую игру, а моё увлечение перестало быть забавой и приобрело признаки профессии.

Правда, продолжалось всё это недолго… Наступила осень, поредели отдыхающие, стала более скудной выручка, в коллективе появились внутренние нелады, ребята стали один за другим покидать состав, и, в конце концов, получилось так, что мы доигрывали танцы уже втроём: певец сел за кухню 18 , саксофонист отложил в сторону свой инструмент и забрал у меня из рук лопату 19 , ту самую бас-гитару «Тоника», а я стал играть на электрооргане, который мне по такому случаю купил отец, относившийся с самого начала одобрительно к нашей затее. Последние недели на танцплощадке я играл, имея в кармане воинскую повестку и сменив длинные до плеч волосы на стрижку «под ноль», а состоявшийся вскоре отъезд в войска прервал на два года мои музыкальные занятия практически под такой же ноль.

В первых числах августа того года, в самый разгар игры на танцах, состоялось моё первое выступление на республиканском телевидении, впрочем, оно же и единственное. Приближался всесоюзный праздник – День железнодорожника, и нам, музыкантам железнодорожного клуба, предложили принять участие в телевизионном праздничном концерте. Выступить в таком мероприятии нам, конечно же, очень хотелось, но показалось немыслимым ради одного номера ехать на телестудию всем составом вместе с аппаратурой. После долгих размышлений ребята решили участие в концерте все же принять, но обойтись при этом «малой кровью», и отправили на телевидение меня и нашего вокалиста, он должен был спеть песню, а я подыграть ему на рояле.

Мы оба отнеслись к поручению ответственно, отрепетировав к выступлению песню под названием «Оглянись во гневе» с пластинки ВИА «Поющие сердца» – в танцевальную программу она у нас никак не увязывалась, а для концертного исполнения была в самый раз. Всё у нас получилось хорошо за исключением того, что надёжно выучить слова песни певцу не хватило времени, но он подстраховался и записал текст крупными буквами на тетрадном листке.

И вот настал праздничный вечер. Мы пришли на телевидение в назначенное время, нас проводили в ярко освещённую студию, где я сел за клавиши, а певец встал перед телекамерой, облокотившись на рояль, но перед этим он извлёк из кармана клетчатый листок со словами и положил его позади себя. Передача началась – диктор поздравил всех железнодорожников с праздником, пожелал им всяческих благ и объявил, что сейчас для них будет исполнена композиция музыкантами железнодорожного клуба, после чего на нас наехала огромная, величиной с дорожный чемодан, телевизионная камера, над объективом которой загорелась красная лампочка. Вся моя семья в этот вечер собралась дома у телевизора и наблюдала за нашим выступлением.

В телестудии звучала музыка, нас видела и слышала вся республика, я, сидя под жаркими прожекторами, перебирал клавиши слегка расстроенного рояля, певец с душой выводил интонации, всё шло хорошо, пока не начался второй куплет, когда он всё же забыл слова и запнулся… Резко обернувшись назад всем корпусом, он глянул в припасённую шпаргалку с текстом, выхватил взглядом пару нужных слов, повернулся вновь лицом к камере и продолжил петь… А эфир-то был прямой!

Тем не менее выступление состоялось, ведущий поблагодарил нас за участие, и мы отправились восвояси. Полный возвышенных переживаний, я пришёл домой, мои домашние были очень довольны просмотром телепередачи, но всё же тревожно спросили, почему певец так бросился на меня в середине песни…