—А где народ-то? — поинтересовался я, оглядывая пустую палубу. Вон, даже кормщика нет на месте.

— Так все на берег сошли.

Оказывается, пока я спал, наш кораблик вошел в какую-то бухточку, а все «аргонавты» либо умываются, либо завтракают. Любопытно, а куда это мы причалили? Или пришвартовались? Один знакомый рыбак объяснял разницу, я поначалу помнил, потом забыл. Вроде, причаливают лодки и шаланды, а крупные суда пришвартовываются. А «Арго» мелкое или крупное? Тьфу ты, опять не о том думаю.Где же здесь признаки цивилизации? Отчего на берегу нет каких-нибудь зданий, до сих пор не подъехали вездесущие туристы? Где вы за последние годы видели в Крыму настолько «девственную» бухту, чтобы на ее берегу не было ни старого кострища, ни мусора? Нет, что-то тут не то.

— Гилас, а где мы сейчас находимся? — поинтересовался я у юнца.

— Где-то возле берега понта Аксинского, — неопределенно ответил парень, почесав давно не стриженую шевелюру.

— То, что мы в море, это я понял, — терпеливо сказал я, потом спохватился. — А почему Аксинского, а не Эвксинский?

— А что в нем гостеприимного-то? — удивился юнец. — То шторм какой, то пираты нападут, то боги разгневаются. Потому и зовут — Негостеприимное море. Кто сюда шел, обратно в Элладу не возвращался.

— Ясно, — вздохнул я. Негостеприимное, стало быть, Черное море для греков и Гостеприимным станет потом, лет через триста, а может и больше. — Понт, это я понял. А поточнее? Что здесь за берег? Западный Крым или Южный?

— Крым? А Крым — это где?

Ишь ты, плечиками пожимает. А я-то его жалел. Мне вдруг захотелось подойти к парню и отвесить оплеуху.

— Гилас, ты меня специально дразнишь? — поинтересовался я. — Я тебе простой вопрос задал — где мы находимся?

— Да что ты ко мне пристал? — нервно вскинулся Гилас, отойдя в сторону, вне досягаемости моей руки. — Где мы находимся, про то только Посейдон знает. Может, еще сам Зевс. Вот Гермес — этот точно все знает, но с Гермесом пусть твой друг разговаривает, они, как-никак, братья.

Мне снова пришлось брать себя в руки. Но выбора не было. Из всей команды мне знаком только Гилас, его и стану допытывать.

— То есть, ты сам вообще не ориентируешься в пространстве? — спросил я. Судя по недоуменному взгляду Гиласа, парень не понял, что означает «ориентироваться», поэтому уточнил. — Назови хотя бы одно место, которое знаешь.Где «Арго» уже проплывал?

— Так, — закатив глаза к небу принялся перечислять парень. — Лемнос мы уже с месяц, а то и больше прошли. Эх, какие там женщины были, зря Геракл от них отказался.

Пропуская мимо ушей разглагольствования о женщинах, остававшихся на острове без мужчин, я лихорадочно вспоминал. Лемнос, сколько помню, неподалеку от Турции, хотя сам греческий. Месяц назад прошли, вполне могли и до Крыма добраться. Но мои рассуждения разбили слова Гиласа:

— Мы на Лемносе почти на две недели застряли, могли бы и дольше, если бы Ясон не погнал. Геракл пропал, мы как раз из Коровьева брода вышли, налево пошли. Да, трое суток, как от него идем.

Коровий брод, это не Кембридж ли часом? Или Оксфорд? Сейчас не вспомню. Но если так, то еще смешнее. Где Черное море, а где Британские острова?

— Коровий брод, это куда Гера корову загнала, чтобы та перед Зевсом хвостом не крутила, — авторитетно сообщил Гилас.

Какая Гера? Какую корову? Мозги заработали, вспоминая и Куна, и Грейвса, и прочих пересказчиков мифов. Подожди-ка, так ведь корова — это Ио, возлюбленная Зевса, на которую ревнивая супруга главного бога наслала огромного овода. Значит, Коровий брод — это Босфор. Это что же, мы сейчас в Турции? Чушь какая. Теоретически, мне могли стукнуть по башке и за ночь перевести от одного берега Черного моря к другому. Теоретически, да, но реально идти сутки, если не больше.

А если все это реально? Получается, я в чужой стране, без паспорта и без штанов?

Взяв простынь, бывшую ночью одеялом, попытался в нее завернуться.

— Ты что, хитон разучился носить? — спросил Гилас.

— Я много чего разучился, — мрачно отозвался я. — А кое-что просто забыл. Помоги. Пожалуйста.

Услышав волшебное слово, Гилас остолбенел, а потом ринулся помогать мне облачаться в незнакомую «одежду». Вроде, нет ничего сложного в том, чтобы обмотать себя куском серой ткани (не белоснежной, как любят изображать художники), но и здесь есть свои тонкости. То, что я назвал простыней, складывается вдвое, по уголку, а потом накладывается на плечо, ровно посередине. Раз — и соединяем два конца ткани в одно целое.

— Вот, сверху еще скрепить надо, — ворковал Гилас, помогая мне облачаться. — Фибулы нет, я тебе рыбьей костью стяну. И поясок нужен, но его тоже нет, так что веревочкой обойдешься. Ничего, рапсоды тоже веревочкой подпоясываются, а люди их слушают.

Обойдусь, куда же я денусь? И кость пойдет, и веревочка. Но все лучше, чем пугать народ голой задницей.

Пока мы возились с одеждой, я вдруг обратил внимание на свою руку.Что-то у меня с ней не так. А вторая? Волосы на руках росли, да, но почему они (мои руки) неожиданно стали мохнатыми? Нет, не в том смысле, что поросли шерстью, но откуда взялась черная поросль, да еще в таком количестве?