Шрифт:
— Вы узнали, что вы хотели — уходите. Алисе не нужно больше ничего слышать о вашем сыне. Нам это неинтересно.
Нина Андреевна не может промолчать, я то знаю. Она хочет вылить на кого-то все скопившееся внутри дерьмо, поэтому открывает было рот, но мама заканчивает все строго и бескомпромиссно.
— Всего хорошего. Надеюсь, что у вас все сложится, и у вашего сына тоже.
— У меня хороший мальчик! Это ваша дочь таскалась за ним…
— Закончили. Вместо того, чтобы поджидать мою дочь у подъезда и говорить о том, какая она — следите за своим младшим сыном. Особенно теперь, когда вы остались без поддержки, это будет очень кстати.
Так мы разрываем еще одну нить: молча уходим. Только дома мама решается заговорить, когда я ненадолго прижимаюсь лбом к холодной, входной двери.
— Алиса?
— Мам, я сказать кое что должна, — хрипло перебиваю, потом оборачиваюсь и улыбаюсь, — Ты скоро станешь бабушкой.
К сожалению, ее реакцию, полную радости и слез, я не успеваю разделить, потому что дальше меня тошнит. Но знаете? Я впервые этому рада. И слезам рада. В этой квартире они, без преувеличения, первые счастливые, чистые и желанные.
Олег; 6 лет спустя
В центре Тулы многое поменялось за пять лет, но кое что повсеместно всегда неизменно: земля круглая. Я только убеждаюсь в этом, когда мы с мамой и Аленой заходим в новый ресторан, которого не было, когда я тут еще жил.
Алексей тоже решил вывести свою семью на прогулку. Вон его красавица-жена Соня стоит у зеркала и подкрашивает губы, а вокруг носятся их дети. Знаю, что он здесь остался от Андрюхи, и знаю, что они даже дружат семьями. У него у самого семеро по лавкам — четверо ребятишек. Один за одним пошли. Только я, походу дела, остался. У нас с Аленой нет детей.
Алексей замечает меня не сразу, так что я украдкой могу подглядеть, как он пытается разнять двух кучерявых близнецов, а сам держит маленькую девочку на руках. Я завидую. Честно могу в этом признаться — детей я хочу, очень, но…есть много «но». Иногда кажется, что слишком много «но» и ни одного «за». Наконец он чувствует, что я на него смотрю, пока мать бубнит про цены и снимает свой жакет, а Алена ей помогает. Смотрит в ответ. У нас не осталось причин друг друга ненавидеть, но если честно друзьями мы никогда не станем — я это знаю. Осадок остался, и он настолько густой, что у меня кулаки чешутся. Нет, бить я его, конечно, не стал бы ни за что, просто какой-то мираж что ли. Я его стряхиваю и слегка ему улыбаюсь, киваю — тот кивает мне в ответ. Просто вежливость, формальность, и мы расходимся по своим семьям. Как вдруг…
— ЭТО АРМАНИ, ДУРА!
Громкий возглас заставляет всех присутствующих резко обернуться на вход, из которого как раз вылетает высокий, приличного вида мужчина. На его белой рубашке виднеется ярко-красное пятно от борща? Точно. От него. Капуста вон пристала к лацкану с правой стороны, а пюре в добавок висит на плече мерзким пятном. Сам мужчина красный, как рак, останавливается, тычет пальцем обратно и орет:
— КОГДА ТВОЙ ЗВЕРЕНЫШ СЯДЕТ, НЕ СМЕЙ МНЕ ЗВОНИТЬ!
— Я ТЕБЕ ЗАДНИЦУ НАДЕРУ!
Неожиданно. Я не могу сдержать улыбку — голос детский, а злой, как черт. На слух лет пять? Забавно. Не так забавно, правда, когда мужчине под ноги летит бокал.
— ЗАКРОЙ СВОЙ РОТ, КОЗЕЛ!
О боже. В меня как будто выстрелили. Это похоже на внезапный разряд тока — это ведь она. Я никогда не спутаю.
Об Алисе ничего неизвестно. Андрей говорит, что видел ее по началу, но потом она, как в воду канула вместе со своей мамой. Степан Андреевич, к сожалению, нет. Он «правил» еще три года, женился на ее подруге Оле, и у них родился сын, а потом у него нашли рак. Я в принципе не интересовался его жизнью, но чисто по-человечески ему посочувствовал. А теперь не могу пошевелиться…
— ПОНЯТНО В КОГО ОН! ИСТЕРИЧКА ЧЕРТОВА!
— ВАЛИ ОТСЮДА И НЕ ПРИБЛИЖАЙСЯ К МОЕЙ МАМЕ БОЛЬШЕ! ИЛИ Я НАТРАВЛЮ НА ТЕБЯ СВОЮ БОЕВУЮ ЧЕРЕПАХУ!
— ЗАБУДЬ О РАБОТЕ! Я ВСЕ СДЕЛАЮ, ЧТОБ ТЕБЯ УВОЛИЛИ НА ХРЕН! ТЫ СЛЫШАЛА?! НА — ХРЕН!
Мужчина яростно продолжает свой путь, отряхиваясь от еды, а из зала я слышу продолжение:
— Давид, успокойся! Нельзя показывать палец!
— Этому козлу можно!
— Давид!
Неосознанно иду, как во сне, а потом резко замираю. В зале никого, кроме официантов и нет, но даже если бы был, я уверен, что смотрел бы только в ее сторону. Это правда Алиса. Сидит на корточках перед маленьким мальчиком лет четырех или пяти. Волосы у него темные, ежиком стоят наверх, как раз под стать: злится сильно. Кулачки сжимает, рвется в сторону выхода — Алиса его держит. Успокаивает.
— Нельзя так делать, я говорила уже тебе и…
— Не хочу его больше видеть! Обещай!
— Не увидишь.
— Обещай! Он нам не подходит! Он — козел в дутом костюме!
— Давид!
— Что, мам?! Не хочу! Я Молнию на него натравлю, она ему все описает!
Алиса тихо смеется, а потом обнимает мальчика и гладит его по спине. Тот сразу ей в шею вцепляется, губы дует. Точно сейчас расплачется.
— Ну тише. Вон всех официантов перепугал.
— Он меня спровоцировал…
— Ну конечно. Тебя все вечно провоцируют. Нельзя так себя вести.