Я смотрю на эти темные пальцы, не могу оторваться, даже дышать забываю. В голове ритмично стучит кровь, кажется, что все вокруг становится горячим: и кровать подо мной, и воздух раскален. И его пальцы обжигают. Прямо через бинт.

С кристальной ясностью понимаю, что сейчас что-то случится. Отчаянно не хочу думать, что. Не хочу представлять!

И не могу.

Как не могу забрать у него ступню, отодвинуться.

Только тихонько молюсь про себя, чтоб не поднял взгляд, не посмотрел в глаза. Он же… Он же все увидит. И поймет. И это будет ужас. Такой ужас… Не надо смотреть. Просто отпусти. Не смотри…

Он резко поднимает голову и смотрит прямо в глаза.

И я забываю даже те неясные мысли, что до этого мгновения блуждали в мозгу.

Его взгляд темный. Такой страшный! Такой… завораживающий. Это словно в дуло пистолета смотреть и понимать, что до щелчка затвора - секунда. И еще секунда до твоей смерти. Не хочу! Не надо! Пойми меня… Не надо…

— Не надо… — шепчу я.

Но Хазаров понимает меня правильно.

Потом я буду вспоминать это все и думать, каким образом случилось то, что случилось?

Что меня так сильно свело с ума?

Опасность? Погоня? Непонятная и страшная ситуация? Темнота и ужас ночи? Полумрак незнакомой комнаты? Чужие опытные руки на коже? Острый, жесткий, жадный взгляд самого неподходящего на всем белом свете мужчины? Желание защиты? Ощущение пограничности и конечности, в котором мы плавились, растворяясь полностью? Все вместе?

Наверно, последнее. Всего по чуть-чуть. То, что по отдельности никогда бы заставило сойти с ума, в комплексе просто снесло голову напрочь.

Ничем другим я не могу объяснить то, что не стала отталкивать его, не стала бороться.

Когда он ведет по ноге темной ладонью, шершавой, словно тот гравий, которого удалось сегодня избежать, я только смотрю. Прикусив губу, жадно, ненасытно разглядываю каждую, самую мелкую деталь. Эти детали откладываются в воспаленном мозгу, чтоб потом остаться навсегда. Словно что-то внутри меня понимает: этого не повторится. Никогда. Запоминай, Аня. Все запоминай.

И грубость горячих пальцев. И жесткость ладоней, легко, без сопротивления раздвинувших безвольные бедра. И властную резкость: как одним движением опрокидывает на спину, как нависает сверху, так знакомо! Он уже делал это! Но тогда была просто демонстрация намерений, теперь я это понимаю. Как нелепый и страшный разговор на кухне был констатацией фактов. Того, что непременно будет, просто я еще этого не знала. Мне сказали практически открыто, но я предпочла спрятаться, закрыться. Подготовиться.

А к такому можно разве подготовиться?

Разве можно предусмотреть невероятную твердость скользящих по коже рук? Поглощающий, собственнический поцелуй-укус, от которого последнее дыхание пропадает, голова кружится то ли от ужаса, то ли от предвкушения?

Разве можно быть готовой к дикому, бескомпромиссному напору сильного тела? Он так легко рвет платье, он его даже не замечает!

И взгляд его, когда, наконец, оказываюсь полностью обнаженной, тоже невозможно предусмотреть. Потому что не было такого никогда в моей жизни. Не было у меня настолько властных, настолько пугающе подчиняющих мужчин, которым и слово в протест не скажешь. Не потому, что боишься, а потому что протеста этого нет в голове, даже мысли нет ему сопротивляться, это кажется кощунственным… Как можно сопротивляться тому, кто ведет себя так, словно имеет на это право?

Он трогает меня, проводит пальцами по коже, вниз и вверх, но это не ласка, это просто осмотр принадлежащего ему. Я осознаю это, безвольно раскинув руки по сторонам, и неотрывно глядя в темные, гипнотические глаза.

Мыслей нет. Совсем нет. Есть только его взгляд, жадный, безумно жадный, довольный. Ему нравится то, что он видит, то, что ощущает…

Мне хочется прикоснуться.

Тянусь к его рубашке, но жесткие ладони перехватывают мои пальцы и припечатывают над головой, растягивая под тяжелым телом.

Ощущаю себя скованной, беспомощной, горячей…

Его губы опять на коже, на шее, кусает, совсем не нежно, но от него не ждешь, да и не хочешь никакой нежности.

И я вскрикиваю от каждого укуса, не могу сдержаться!

Хазаров останавливается, прихватывает меня за подбородок, сжимает губы, рассматривает внимательно и темно. Что у него во взгляде? Что? Не узнаю никогда…

А вот он явно все правильно читает в моих глазах.

Усмехается едва уловимо, а затем я слабо ахаю, когда переворачивает на живот.

Слепо таращусь перед собой на темную штору, бессильно скребу ногтями по покрывалу…

Я знаю, к чему эта пауза, знаю, что будет дальше… И жду этого. Так неправильно… Я пожалею…

Когда это случается, неожиданно почему-то, хотя я ждала, меня выгибает в пояснице до легкой боли, а он перехватывает, не давая упасть обратно на покрывало. Чувствую ладонь на горле, поворачиваюсь, хочу посмотреть на него, но не дает. Возвращает обратно, головой вниз, на покрывало, и все, что мне остается, только скулить от каждого жесткого движения, каждой ласки-не-ласки.