Когда две фигуры скрылись за поворотом, вновь повернулся к Марку. Тот поднял голову, посмотрел долго, внимательно – так, что под новенький фирменный пиджак словно воду ледяную тонкой струйкой влили. Мурашки поползли по спине, от плеч к лопаткам и ниже, холодом забираясь под кожу, обвивая рёбра и медленно подбираясь к внутренностям. Отвести бы взгляд, отвернуться, да только одно сделать это не позволяло.

Глаза.

На него смотрели её глаза.

– Куришь? – прочистил горло, не позволив голосу сделаться хоть сколько-то сиплым или неуверенным.

– Уже да.

Пару мгновений постояв безмолвно, Рощин хлопнул Марка по плечу и потёр пальцем нижнюю губу.

– Пойдём, поговорим.

И двинулся вперёд, обогнув нагруженного батареей коробок какого-то тщедушного паренька. Шёл медленно, голову склонив и глядя на каменный пол затёртый, прекрасно понимая, что вряд ли мог внушить доверие после пары брошенных фраз. Но, когда услышал шаги позади, что-то внутри словно дёрнулось, сил придало, заставило идти быстрее и увереннее. Теперь стук каблуков слышался даже сквозь безостановочный гомон сновавших туда-сюда сотрудников. Рощин слушал каждый такой глухой щелчок, считал шаги и судорожно соображал.

Ничего нового Марк сказать не смог – информации ему дали с гулькин нос. Группа должна была выйти на связь во второй половине дня десятого числа, отчитаться и договориться о репортаже через спутник. Вовсю шло двенадцатое, но никаких изменений не появлялось. На связь никто не вышел.

Отсутствие новостей – уже хорошая новость?

И вот Рощин стоял у таксофона, крутил меж пальцев монету и слушал длинный механический гудок, нёсшийся из трубки. Марку сказал отойти к машине – так, чтобы тот ничего не смог расслышать, а сам вдруг словно окаменел, украдкой следя за алевшим крохотным огоньком очередной сигареты в руке нового знакомого. Лишь сейчас в сознание пробрался самый, пожалуй, логичный вопрос. Вопрос, который до того если и витал где-то поблизости, то оставался слишком призрачным и незаметным, чтобы привлекать внимание.

Тебе-то оно зачем?

Ведь чужие люди, которых узнать толком не узнал.

А перед то и дело становившимся мутным взором, словно в издёвку какую – согбенная фигурка и полное страдания лицо в обрамлении бордовых прядей лохматых. Тонкая прозрачная дорожка на щеке, сорвавшаяся с подбородка слезинка. И пустынный коридор, в котором лишь пыль витала. А потом – тонкие пальцы, нежно поводившие по кособоким крыльям наспех сложенного из салфетки журавля. Слабая улыбка, взгляд серых глаз…

Слова о детской мечте стать журналистом.

Что, если она ещё жива?

Что, если он не попытается?

Отвернувшись, медленно провёл пальцем по номеронабирателю, почувствовав холод металла, растёкшийся под кожей.

Тебе это не нужно. Ты потом проблем не оберёшься. Сам ведь знаешь, какие могут быть последствия. Это того не стоит.

Не дури.

Резкий, шумный выдох. Пальцы перехватили монету, сунули её в щель, метнулись к диску. Тихий ритмичный треск отсчитал нужные цифры. Гудок стал редким, прерывистым. Один, два, три… Рощин слушал, считал про себя и отстукивал костяшкой по ободранному корпусу какой-то странный ритм. Дышать старался через раз, словно боясь пропустить что-то. На счёт «девять» гудок прервался, захлебнулся, что-то кратко треснуло на линии. Глаза закрылись сами собой.

И, опередив абонента, одно лишь бросил в трубку:

– Это я.

Ответом послужило сочное причмокивание и смешок.

– А это – я.

Следом – громкий хруст, заставивший поморщиться машинально. Жрал он там, что ли?

Злость метнулась к горлу, пламенем незримым опалила внутренности. Пришлось сжать зубы на пару мгновений, утихомиривая приступ, подавляя желание отпустить фривольный комментарий, и тихо выдохнуть.

– У меня дело к тебе есть. Важное.

Протяжный громкий зевок заставил вновь передёрнуться, крепче вцепиться в трубку. Молчать, только молчать. Не сметь и рта раскрыть, иначе…

Иначе он поможет ей лечь в могилу.

Если она ещё не там.

Послышался негромкий шорох – скорый, чёткий, словно страниц перелистывание. Затем – очередное причмокивание губами.

– Ну давай, подваливай. К трём успеешь?

Глянув на циферблат наручных часов, прикинул время в пути.

– Да. Только со мной человек будет.

– Что, так серьёзно?

Александр развернулся, поймал взглядом неподвижную фигуру, стоявшую возле машины.

– Серьёзно.

Анализировать тот или иной выбор не любил никогда. Действовать по наитию старался, слушая голос внутренний, и сейчас не позволил ситуации стать исключением. Конечно, потом назойливые сомнения, от которых в эти минуты приходилось вновь и вновь отмахиваться, не дадут покоя, завладеют полностью, но сейчас Рощин даже задумываться себе запретил о правильности принимаемого решения.

Ехали со скоростью, явно превышавшей разрешённую, однако сотрудники постовых служб крайне редко тормозили владельцев элитных иномарок, и потому именно сейчас наличие «мерседеса» играло на руку втройне сильнее. Обычно не стихавшая магнитола молчала, а в салоне едва ли не осязаемо витала напряжённость. Она медленно распространялась, холодком окутывая плечи и заставляя крепче сжимать руль, чтобы не давать тремору одержать верх.