— Привет, народ! С праздником! — сказал первый из четырёх моряков, махая рукой. У бедра висело тяжёлое моряцкое оружие, огнестрел. У тётки, что шла за ним, ствол вдвое длиннее был в руках.

Небо, которое здесь прозывали Синим морем, в противовес Серому морю — лесным глубоким болотам — проглянуло сквозь тучи, как последний осмысленный взгляд, и начался снегопад.

— Вижу, готовились. Ёлка… Надо же. Так приятно. Если б мы не видели, что вы люди, мы б к вам в село и не сунулись, хоть с бластерами, хоть без.

— Привет, — сказала Ёлка, улыбаясь столбнячным оскалом. — Мы очень рады гостям. Бегите отсюда, мы личинки паутеней.

Прежде чем тяжёлая лапа бабушки, продавливая бывшую человеческую плоть, сжала её голову, Ёлка увидела, как изменилось лицо моряка.

— Аня, огонь! — успел крикнуть человек, а больше он ничего не успел, а Аня успела жутко завыть, поняв, и, нажала на спуск, и горячая, как воспоминание о добрых временах, стрела пробила Ёлкино маленькое сердце.