Геннадий Исаков
КАК КОЗЛОДОЕВ ВЛЮБИЛСЯ
Аскольд Васильевич Козлодоев заболел. На него свалился грипп, а он с детства не переносил его. Кости болели, кожа излучала жар, все ныло, настроение опаскудилось. Он лежал измученным трупом с красными бесноватыми глазами и сопливым носом, зарывшись в свалку из одеял и телогреек. Лекарства никакие не принимал, потому что издавна принимал медицину за вредное шаманство, которое только мешает перестройке организма для борьбы с болезнью. И действительно, в нем что-то происходило, очень похожее на сплошной разлад. Что-то там не получалось.
В общем, Козлодоев приготовился помирать. Дядя Федя и инженер Петрович привели к нему старую старуху пенсионерку, чтобы та присмотрела за дураком.
– Васильевич, - сказали ему, оцепенело уставившемуся на ветхое создание, - это Софья Алексеевна. Она ухаживает за сомнительными.
– В каком смысле?
– Помрачнел больной.
– За покойниками.
– Неожиданно здраво раз?яснила свой профиль старуха.
– Которые пока живые.
– Из монастыря, что ли?
– Осатанел и удивился Козлодоев говорящей кукле.
– Напрасно ты так. Потом еще спасибо скажешь.
– И ушли, как бросили на произвол стихии.
Они все это сделали напрасно. Видно, чтобы смерть не показалась сахаром. Что тут началось! Старуха, оказывается, знала полтора миллиарда слов и время зря тратить не собиралась.
– Как тебя зовут-то?
– Спросила, снимая шляпу и пальто, под которым скрывалось нахальное платье. Увидела зеркало, подбежала, прихватив свой саквояжик, и тотчас же принялась гримасничать и рисовать узоры на лице прошлогодней фиалки. И вытряхнула довольно много слов о благотворительной роли красоты женщин в излечении мужчин. "Вам на благо нас не жалко".
– Еврейка, небось?
– С чего это?
– Говоришь, как Голда Мейер.
– Я ассирийка.
– Да таких и не бывает. Меня зовут Аскольдом.
– Господи, какая мерзость! Скалы и лед. Ты не варяг? "Мы в море родились, умрем на море!" - Фальшиво пропела.
– Мама-то как звала?
Она подошла и поразила. С плеч падает цыганский платок. На смуглом лице синие губы, на вековых щеках румяна, в ушах по канделябру. Накладные ресницы. А волосы! Есть игрушка такая. "А-а-а!" - кричит черт, выскакивая из ящика. Чтоб страшно стало. Точно не вспомнить, какая прическа у него на затылке, но, наверняка, такая. К тому же у этой - неистово красная.
– Ну, и кого будем пугать?
Что на больного обижаться?
– Не смыслим, значит, в красоте и современной моде.
– Констатировала старуха.
– Неудивительно. Смыслим тогда, когда существуем. Огненная страсть. Только для бомонда. Ты мужчина или кто? А если не мужчина, то зачем ты? Эх, сирота!
– Колей меня мама звала. А зачем ты ассирийка?
Коля был мокрый, грязный и вонючий.
– Сейчас тебя обмою. Тазик есть? А эта тряпка - полотенце? Дожил! Никакой культуры!
– Потерпи пока гроб принесут. Уж недолго.
А ассирийка тем временем бегала по квартире, выясняя, что где лежит. Заглянула во все шкафы, холодильник. И без конца причитала. "Кошмар! Гадюшник! Грязь, бомжатник!" Ну еще выдавала что-то новенькое. Она знала много слов. С головой после атомного взрыва.
– Ассирийка я затем, чтоб Вавилона больше не случилось. Жена, поди, давно сбежала? С каким-нибудь завхозом из буфета.
– Язвила кикимора.
– Вон, даже тарелок - ни одной не осталось.
– Порядок отражает комплексы души. Он ограничивает цель. В хаосе фантазия, ни чем не скованный полет воображения.
– Философски ответил Козлодоев.
– То-то я смотрю - метла в ведре. Сразу видно - для полетов. А на кухне стартовый комплекс. Летаем без бензина? ЦУП на койке?
– Послушай, выверни ведро. Посмотри чинарик.
– Какая гадость!
– Побежала к саквояжику и принесла кисет. Ловко порвала газетку и умело свернула пару козьих ножек.
– Откуда навык?
– С фронта, позже с лагерей. Вот где зарядка сил! А какая школа выживания! После такой школы, - пробормотала, что-то озабоченно выискивая в кармашках, - долго живут. Знаешь почему?
Аскольд Васильевич заскрипел, но сумел приподняться, чтоб поудобней сесть. Гостья проворно подложила подушку. Дала сигарку.
– Спички есть?
– Спросила.
– Обычно прикуриваю от газа.
– Показал на кухню.
– А газ зажигаешь от чего?
– От окурка. У меня никогда и не было жены. Не поймешь вас, женщин.
Нашла спичку и чиркнула о зеркало. Сигарки задымились. На будущее зажгла газ на кухне.
– А потому, что понимают жизнь иначе, чем другие. У меня мужей было штук десять. Не прижились, милые.