— А что насчет вас? Как вы очутились здесь, в горах?

— Не я выбирала. В этом богом забытом местечке живет не больше восьми сотен человек. — Точнее восемьсот шестьдесят восемь, судя по табличке на шоссе. — Это все Иен виноват, — пояснила Бьянка. — Его столько народу донимало в городе — торговые агенты, пресса, фанаты — поэтому он решил, что мы переедем сюда.

— Торговые агенты? Пресса?

— Тот грубиян, что орал на вас, Иен Гамильтон Норт Четвертый. Художник.

Даже если бы Тесс не любила музеи, то уж это имя она бы узнала. Иен Гамильтон Норт IV был одним из самых знаменитых уличных художников, вторым после таинственного Бэнкси. И если она правильно помнила, он также слыл паршивой овцой в династии финансистов Нортов, аристократов голубых кровей. И пусть Тесс немного знала об уличных художниках или граффити-хренологах, как называл их Трев, работы Норта ее заворожили.

«Дай мне баллончик краски, и я изображу не хуже», — говорил Трев.

Но критики с ним не соглашались.

Тесс вспомнила, что читала о Норте. Он поднялся от тэгов в городских закоулках, которые рисовал еще ребенком, до трафаретных плакатов, наклеенных на автобусных остановках и в подсобках. Затем перешел на масштабные полотна, что поначалу нелегально стали возникать на стенах зданий по всему миру, и наконец сделанные на заказ фрески. Теперь выставки в галереях и музеях шли с неизменным аншлагом, как та, которую видела Тесс, и демонстрировали его плакаты и картины, на каждой из которых стояла подпись, выбранная им еще в детстве — ИГН4, Иен Гамильтон Норт IV.

Уличных художников по своей натуре мало заботят закон и порядок, поэтому чего уж тут удивляться, что данному конкретному художнику, пусть и блестящему, не хватает гена доброжелательности. Один только факт, что он за два месяца до родов потащил глубоко беременную жену из дома к черту на куличики, чего стоит.

— Я видела выставку в Музее современного искусства в Нью-Йорке.

Они с Тревом побывали на Манхэттене незадолго до того, как муж заболел. Тогда ей понравились взрывные образы на стенах музея, однако теперь, встретив художника лично, Тесс подрастеряла энтузиазм.

— Я его муза. — Бьянка тронула ключицу. — Довожу его до ручки, но он во мне нуждается. Два года назад мы разругались. Так он почти три месяца пребывал в застое. Не мог рисовать.

Она улыбнулась, даже не стараясь скрыть удовлетворение. Тесс не совсем понимала, как столь воздушное создание могло вдохновить на такой сюрреалистический труд. На выставке, которую она видела, словно вышедшие из видеоигр твари из ранних работ Норта превратились в гротескных мифологических существ, которых он поместил в повседневную обстановку — семейный стол для завтрака, барбекю на заднем дворе, офисная кабинка. Каллиграфия на его картинах также становилась все более запутанной, пока, наконец, буквы не потерялись в абстрактном дизайне.

Улыбка Бьянки стала мечтательной, когда она обхватила руками живот.

— Сейчас у меня есть врач в Ноксвилле, и за пару недель до моего срока мы переедем в гостиницу рядом с больницей. Дождаться не могу, когда все закончится.

По ней и не скажешь. Казалось, Бьянка наслаждалась каждым моментом своей беременности. Сердце Тесс пронзила боль.

«Ты должен был оставить меня с ребенком, Трев. Это наименьшее, что ты мог сделать».

— Я так давно хотела ребенка, но Иен… — Бьянка оперлась ладонями о стол и поднялась со стула. — Мне лучше вернуться, пока он не пришел за мной. Муж чрезмерно заботлив. — Она прошлась по полу, чтобы забрать платье и сандалии. — Модельная жизнь превратила меня в нудистку. Надеюсь, я вас не испугала. — Гостья с трудом попыталась натянуть сандалии. — Не надо было разуваться. Теперь мне ни за что их не надеть.

Ее отеки не вызывали тревоги, но выглядели не ахти.

— Попробуйте пить больше воды, — посоветовала Тесс. — Да, кажется нелогичным, но это поможет вашему организму удерживать меньше жидкости. И поднимайте ноги при любом удобном случае.

— Вы говорите, как опытная мамочка. Сколько у вас детей?

— Детей у меня нет. Раньше я работала медсестрой.

Только часть правды. Тесс была дипломированной медсестрой-акушеркой, чью радость от рождения детей горе высосало из нее вместе со всем остальным.

— Здорово! — воскликнула Бьянка. — Я слышала, как трудно получить хорошую медицинскую помощь в этой деревне.

— Я пока… в отпуске.

Если бы Тесс бережней обращалась с деньгами от продажи их квартиры, то могла бы продержаться еще несколько месяцев, прежде чем придется взять себя в руки в достаточной мере, чтобы найти практику и вернуться к работе.

— Приходите к нам завтра, — предложила Бьянка. — Иен отправится в поход или запрется в своей студии — у него сейчас очередной творческий кризис, — и я покажу вам дом. Жажду компанию, которая не станет на меня рычать.

Тесс нуждалась в новых друзьях, которые не знали о смерти Трева и не смотрели на нее как на сломленную женщину, каковой она по сути и была.

Когда Бьянка ушла, Тесс отнесла кружки к сельской раковине с ее старомодной встроенной сливной доской, сколотым фарфором и ржавыми пятнами, которые не поддавались чистке. Вытирая руки, она заметила неровные кутикулы и сломанные ногти. В отличие от Бьянки, Тесс никогда не станет ничьей музой, если только у художника не будет страсти к неопрятным брюнеткам с миндалевидными глазами, дикими вьющимися волосами и двадцатью фунтами лишнего веса.