Ева вырывалась, но руки зажимали ей рот. А потом, когда на мгновение отпустили – она закричала.

Громко, словно бы на весь мир…

Проснулась Ева от знакомого голоса:

– Чего ты орешь, кошмар приснился?

Принц Грайнор сидел на краешке ее кровати, склонившись над ней с озабоченным лицом, и твердо касался ее плеча, прикрытого лишь тонкой тканью ночной рубашки.

– Ваше высочество! – Ева вскочила и отползла назад. – Что вы делаете в моей спальне?

– Пытаюсь вытащить тебя из кошмара, разве непонятно? – усмехнулся принц. – Я услышал страшный крик и воспользовался дверью между нашими спальнями – вон там она, за тем ковром… Могла бы поблагодарить, что я не позволил тебе мучиться дальше, а не орать на меня возмущенно, будто я накинулся на тебя с… пьяными поцелуями… Ты не знала про дверь, да? Вообще-то мои слуги, как ты понимаешь, считают, что я прихожу к тебе через нее каждую ночь. Это ведь апартаменты для моей жены или «наложницы»… Да не дергайся ты! Я не собираюсь делать то, ради чего построили эту дверь… Хотя… – вдруг плотоядно протянул он.

Окинул Еву горячим, при этом – оценивающим взором – проскользил им по лицу, ключицам, плечам… по силуэту ног под одеялом. Ева сжалась, жар ударил в лицо – то ли от смущения, то ли от близости раскрепощенного сильного мужчины, который сейчас может сделать с ней все, что угодно.

Тем более что на нем самом сейчас были лишь облегающие тонкие штаны и расстегнутая до самого пояса рубашка. Было видно крепкую смуглую грудь, гладкую, безволосую. Это особенно смущало.

А еще Еве подумалось, что ему нравится смущать ее, наблюдать за ее реакцией. Ловить ее эмоции и наслаждаться ими.

Страшно. Странно, горячо, страшно.

Ведь он может сейчас взять ее силой, если захочет. И никто никогда не узнает. А если узнает – то никто не осудит принца. Если только ее, посмевшую дать отпор «его высочеству».

– Может быть, стоило бы? Может, нам нечего беречь? Кстати, я ведь не знаю, девственница ты или нет… А, Ева? Сохранила ты еще свою невинность? – буравя ее взглядом, продолжил принц.

Смущение достигло предела. Еве хотелось провалиться сквозь землю, чтобы не переживать эти сложные, опасные моменты.

Неужели все в итоге пришло к тому, чего она опасалась в самом начале? Он все же захочет «пригубить вино» прежде, чем преподнести его брату? Его обещание, что она нужна ему для другого, были призваны только успокоить ее? А на деле младший принц легко нарушит свое слово…

Хотя он ведь не обещал не прикасаться к ней! Не давал таких обещаний. Лишь обозначил, что она нужна ему не для этого.

Что же сейчас будет?! Ева буквально кожей, всем своим естеством ощущала, что принц чувствует к ней влечение. Прежде ей иногда казалось, что это так. Теперь же она просто горела в этом влечении. Оно как будто передавалось ей, физически ощутимым густым облаком стояло в воздухе между ними.

В том небольшом пространстве, что их разделяло. Очень маленьком, опасно-маленьком… Еве даже казалось, что она чувствует жар его тела, хоть сейчас он к ней не прикасался.

Жар опасного гибкого тела сильного хищника.

– Ваше высочество, наверное, удивительно, но мне действительно удалось… сохранить ее, – опустив глаза, сказала Ева дрожащим голосом. – И, мне кажется, лучше, если я сохраню ее хотя бы до знакомства с вашим братом…

– Да-да, пожалуй, ты права, – вдруг усмехнулся Грайнор и резко встал с кровати, сложил руки на груди, словно удерживая себя от каких-то действий. – Хоть не могу сказать, что мне это нравится. Знаешь ли, непросто иметь такую соседку и не пользоваться секретной дверью… И надеюсь, ты не обманываешь меня. Наверняка не обманываешь. Твое милое смущение выдает невинную девственницу. К тому же, будь ты опытной женщиной, скорее всего попробовала бы соблазнить и меня, чтобы получить дополнительные преференции. Женщины так обычно и действуют …

Он помолчал.

Казалось, принц постепенно, медленно остывает. И от этого становилось спокойнее и самой Еве.

А потом в его взгляде на нее вдруг появилось что-то задумчивое. Даже – странно-теплое. Ведь Ева привыкла, что взгляд у Грайнора холодный и острый.

– Удивительно, как тебе это удалось, – сказал он неожиданно-мягко. – Это вызывает восхищение. Даже в том плаще и платье… ты была хороша настолько, что сложно представить, будто никто не пытался принудить тебя к близости… Впрочем, не буду больше смущать невинную девушку подобными разговорами… Так что тебе снилось, Ева? Ты кричала так истошно и жалобно, что даже мое черствое сердце не выдержало.

– Ваше высочество, у меня была сложная жизнь. В ней были страшные моменты. Наверно, поэтому иногда мне снятся кошмары…

– Да? И что же такое страшное случилось у тебя в прошлом… кроме голода и холода, конечно. От воспоминаний о голоде и холоде, не кричат так, словно тебя режут… Да, кстати, Ева… расскажи-ка мне о своей жизни. Все равно сейчас мы вряд ли заснем.

Он подвинул кресло, стоявшее в углу, ближе к кровати, и сел, вопросительно глядя на нее. Очень пристально, как-то странно…

Сердце Евы тревожно забилось. «Ну вот и все…», – подумалось ей. Устоит ли она в этой словесной «схватке»?

– Я родилась в прекрасном особняке посреди рощ и полей… – начала Ева. Вдруг получится? Вдруг он рассмеется и успокоится?!

Но глаза Грайона сурово блеснули, он поднял руку останавливающим жестом.

– Нет, Ева. Сейчас я не хочу слышать нашу «легенду». Помнишь, в наш первый вечер я сказал, что однажды я захочу узнать о твоей настоящей жизни. Этот момент пришел. Давай, Ева, развлеки меня. Я хочу лучше узнать, как живут простые люди. Это доставит мне удовольствие. Я хочу знать все о тебе. Я не могу получить наслаждение твоим телом, так дай мне насладиться твоей душой, – тонко улыбнулся он. – Это почти тоже самое – проникнуть в тебя не физически, но разумом.