Хелки вдруг порывисто обняла Алану. Той хотелось плакать, но она молча признавала: Хелки права. И как же Алана злилась на себя за то, что на секунду поверила, будто черному герцогу нужна она сама!

— Спасибо, — глухо прошептала она в волосы Хелки. — Спасибо. Ты вовремя поставила мне голову на место. Мне стыдно признаваться, но я…

— Я поняла, — перебила ее Хелки, отпуская. — Правда. Не озвучивай это.

— Не знаю, почему не рассказывала тебе раньше. Прости.

— И это я понимаю, — в голос Хелки вернулась привычная легкость. — Такое страшно рассказывать. Я о Сине тоже сказала не сразу. И еще про ту хронику. Там писали, что в крови некоторых герцогов течет магия. И что эту магию даже когда-то объединяли на благо континенту. Там точно упоминались белые, черные, желтые, коричневые, серые. Остальных не помню. Может, ему еще нужна магия твоей крови?

Девушки некоторое время молчали, допивая чай.

— В общем, с ним лучше не связываться, а я связалась, — подытожила Алана. — И что делать?

— Давай посмотрим, что будет дальше, — ответила Хелки. — Я думаю, ни ногой за пределы Приюта, пока тут директор Син. Он точно тебя в обиду не даст. А когда Син уедет… В крайнем случае, сбежишь с наставником Келланом. Если кому и под силу тебя укрыть, так это ему.

При упоминании Келлана Алана почувствовала укол совести.

— Кстати, я не знаю, что с ним. Он был на совете, но куда-то ушел со своим отцом. Не нашла его сегодня… Надеюсь увидеть завтра. Я ему все расскажу, он поймет. Я бы хотела с ним все обсудить, — тихо сказала она, поджимая ноги.

— Вот то, что сейчас со мной?

— Да. И не только.

— Не знаю, стоит ли говорить ему об объятиях, — почему-то сказала Хелки, потягиваясь. Алана не поняла ее. — Ладно, спать мы явно больше не будем, хесешшахаи.

Солнечный свет ворвался в келью сквозь снова ставшее прозрачным окно, и Алана зажмурилась.

Начинался новый день.

13. Юория

Кровать была удобной, не то что те плетеные крупным шагом гамаки, покачивавшиеся в такт бьющихся под полом волн. Резные ножки, намертво впечатанные в доски, вырастали вверх, расширялись широкими балясинами, раскрывались ветвями искусно вырезанных деревьев. А уже на их переплетения кроной был накинут балдахин из зеленого бархата. Поглощавшая свет ткань скрывала мерзкий серый потолок. По верху, между пробитыми под самым потолком круглыми окнами, гуляли сквозняки, и Юории нравилось наблюдать, как колышется тяжелый полог. Он был похож на листву, на меняющееся небо.

Комната мужа была намного роскошнее того клоповника, который ей определили раньше. Не уступавшие площади ее собственной спальни в Скальном замке, покои Вестера были разделены на несколько зон. Восхитительно мягкое ложе, высокие медные подсвечники, мягкий ковер с длинным ворсом и даже столик с зеркалом — Вестер никогда бы не позволил себе такой роскоши раньше. Что уж говорить о необычных низких столиках, похожих на традиционную мебель Пурпурных земель, о будто бы самих по себе появлявшихся на них подносах с неизвестными и пьянящими экзотическими фруктами, и, конечно, о купальне! Сначала Юория не поняла, как вода остается всегда теплой, но после нашла крупный артефакт, вплетенный в дно импровизированной ванны. Сама ванна была вытесана из какого-то неизвестного ей сорта гладкой как металл древесины. Юория с упоением намыливалась травяными настоями, прочесывала ароматными растворами свои гладкие волосы, натирала лицо, а когда вода становилась мутной или слишком пахучей, нажимала на тяжелое кольцо — и чистый поток наполнял деревянную емкость до краев.

Юория лежала в ванной и ждала Вестера. Она проводила пальцами по розовеющим следам от ожогов — уже затянувшимся, даже не зудящим. Вестер вылечил их, но Юория никак не могла вспомнить, когда он это сделал.

Но Вестер все не возвращался.

Все вокруг кричало о том, какое важное место муж занимает в этом мирке южных варваров. Стали бы они так утруждаться, не представляй он настоящей ценности?

«И стал бы он меня сюда приводить, не будь я ценна для него? — с щемящим сердце удовольствием задавалась вопросом Юория. — Он, наверно, очень хочет увидеть меня такой». Она укладывала волосы, закутывалась в похожую на батист ткань, убеждаясь, что материал не скрывает ни острых сосков, ни соблазнительных изгибов бедер, и ложилась на кровать, готовая соблазнительно потянуться и сделать вид, что только что проснулась.

Никто не приходил. Но фрукты всегда были свежими, и иногда на столах появлялось тушеное мясо с неизвестными ей овощами, а с ними — вино.

Хотя Юория злилась на Вестера, хотя ненавидела его, хотя хотела перегрызть ему горло, лишь бы он перестал говорить все те отвратительные вещи, то, что он оставил ее здесь, немного компенсировало его поведение. Немного.

.

Три долгих дня Юория была одна. В покоях не появлялись даже слуги.

Она почти готова была начать читать стоящие на полках у двери книги, и даже полистала один из томов, рассматривая замысловатые иллюстрации, изображавшие какие-то кровожадные ритуалы. Книги были на пар-оольском, Юория понимала лишь отдельные слова, так что не стала и пытаться, вглядываясь в черные лица варваров, танцующих вокруг костров и столбов, весьма напоминавших мужские части тела. Неужели Вестер изучал их примитивные обычаи? Что бы сказал об этом дядя!

Неожиданно для себя разозлившись, Юория отшвырнула книгу. Вестеру стоило поостеречься говорить с ней так. Ему стоило бояться ее после той пронзительной ночи, ему стоило держаться настороже каждый раз, как она была рядом.

Юория закрыла глаза и в который раз представила, как дверь со скрипом открывается, и на пороге стоит Даор Карион. Как он легко подходит к кровати, и бросившиеся ему наперерез пар-оольцы падают с разодранными шеями, и как Вестер встает перед ним на колени, умоляя пощадить, и как дядя смотрит на нее, Юорию, и его черные глаза наполняются гневом — но в этот раз не на племянницу. Конечно, он знает, что Вестер сделал! И за это дядя лишает ее мужа жизни, а потом поднимает Юорию, завернутую в этот необычный материал, на руки, чтобы унести…

Дверь скрипнула, и Юория вздрогнула. Она вскочила и метнулась к уже закрывающемуся проему. Но на пороге стоял совсем не дядя, и не Вестер, и даже не тот отвратительный парень, что лапал ее недавно, а молодая белокожая и темноволосая девушка.

Юория разочарованно подошла к девушке, оценивая ее. Не пар-оолка, безусловно, да еще девчонка. Глаза не поднимает, явно служанка, а то и рабыня. Даже не симпатичная, слишком толстая, какая-то нескладная. И волосы заплетены так, что у лица их почти не видно. Никаких украшений, и одежда из грубой мешковины. Точно рабыня.