Но еще хуже стало, когда прозвучало имя Иоли.

«Доченька… нежный хрупкий цветочек… Зачем берег, зачем глаз с нее не спускал, не объяснил ничего о жестокости людей? Растоптали цветочек, раздавили, в талую весеннюю грязь втоптали белоснежный венчик, оборвали воздушные лепестки…»

Лорд Теллин глухо застонал и новыми глазами взглянул на старшую дочь. Дурища. Корова. Как мог он объяснять ей свои замыслы и планы, на помощь рассчитывать, если она даже сестру родную от развратника в доме собственном уберечь не смогла?

– Сестра твоя где теперь? – спросил лорд хриплым голосом.

– Я замуж ее отдала, отец, чтоб позор изжить, – ответила Илиен.

– И кто взять согласился? – ни разу в жизни Теллин не думал, что спросит такое про родную дочь. Их, умниц, красавиц, с богатым приданым на быстрых конях женихи умчать должны были… не брать как залежалый товар, размышляя, надо, али нет!

Но такого ответа все же не ждал. Сначала подумал, что ослышался.

Потом развернулся и молча ушел.

Не было у него больше сил разговаривать с дочерью.

А Илиен осталась смотреть ему вслед. Не замечая струящихся по щекам слез.

Испокон веков Вольные Княжества служили желанным местом для всякого сброда.

Большие земли, поделенные на уделы, каждым из которых заправлял свой князь, они далеки были от единовластия, что многими воспринималось как наличие произвола. Горька была судьба так бездумно заблуждавшихся.

Из уроков истории Фадрик знал, что Вольные Княжества, несмотря на свою кажущуюся разобщенность, место вполне себе управляемое. Общие для Княжеств законы устанавливал совет князей, собиравшийся по мере необходимости, но не реже раза в год, и принятое на совете становилось обязательным для каждого жителя княжества.

В остальном же обитатели отдельных земель подчинялись воле отдельных князей – в каждой земле своего, и уж тут был полный простор для самодурства.

Например, в Гденском княжестве по сих пор сохранялся изживший себя в других местностях обычай права первой ночи, и князь с сыновьями пользовались этой самим себе дарованной привилегией. В Оском княжестве брали пошлину за пересечение мостов, и для купцов в обычае было проделывать путь, занимавший один день, за три, избегая рек. В Запрудном муж имел право публично утопить неверную жену.

Кому-то такие порядки показались бы верхом безобразия, но видна в них была и определенная логика. Совет князей не лез в дела отдельных княжеств, а отдельные князья не лезли в дела совета, таким образом, каждый оставался при своем. Подчиненность обособленной небольшой территории своему князю порождала полный контроль правителя над вверенной ему землей, таким образом, в каждом княжестве царил хоть и своеобразный, но порядок. Приезжавшие в Вольные Княжества безобразничать жители соседних государств очень скоро убеждались – свобода от власти в этих местах была лишь видимостью.

Единственным по-настоящему беспокойным местом в Вольных княжествах были границы – именно их избирал разбойный люд для нападений на проезжающих, что понятно: то и дело пересекая границы, разбойные шайки постоянно переходили из сферы подчиненности одному князю в сферу власти другого, фактически ставя себя в ненаказуемое положение. Правда, и это безобразие терпелось до поры – утомившиеся от жалоб подданных князья рано или поздно объединяли силы и устраивали сквозные рейды, в результате которых надолго занимались виселицы, а у палачей прибавлялось работы.

От одной из таких недовыловленных шаек едва не пострадал и кортеж Фадрика.

Нападение произошло на самой границе Объединенного Королевства и Вольных Княжеств. Западным лордам, ушедшим на войну, не было дела до разбойников, бесчинствующих в их землях, они занимались более важными делами, чем защита подданных, в чем Фадрик убедился самостоятельно. Едва лишь карета въехала в небольшой лесок, миновав первые деревья, как перед мордами лошадей на дорогу обрушился еловый ствол, царапая животных ветвями. Закричали от боли кони, засвистели в воздухе стрелы, пронзительно вскрикнул раненый слуга. Фадрик, вжавшийся в спинку сидения, державшийся как можно дальше от окон, терпеливо ожидал, чем же все закончится. До боли обидно было бы так позорно провалить задание отца.

К счастью, охрана Молдлейтов не даром золото получала. Тренькнули арбалеты, и густую листву пробил целый рой стремительно летящих болтов. Ломая ветки, к земле полетели тела незадачливых грабителей. Устремились в чащу фигуры с обнаженными мечами.

Через десяток минут все было кончено. Со стороны Молдлейта не было потерь, лишь раненому слуге, шипящему от боли, смурной Кобрин перетягивал бинтом насквозь пробитую руку. Разбойников погибло около семи, остальные, почуяв, что нападение провалилось, скрылись.