– Мать вышла встретить тебя двадцать минут назад. Ей не терпелось услышать хорошие новости.

– Хорошие новости!

В нескольких словах он рассказал о том, что произошло. Наступила странная, впечатляющая тишина, нарушаемая только медленным тиканьем старых настенных часов. Затем Длинный Том неуклюже поднялся со стула и крепко пожал руку сына, попридержав ее в своей руке. Он не произнес ни слова, но пауза была красноречивой.

Наконец Дункан сказал с жаром:

– Это ведь важно, папа, делать то, что ты хочешь делать?

– Так и есть, мой мальчик.

– Папа! – сказал Дункан. – В четверг на следующей неделе Университет Сент-Эндрюса проводит экзамен на стипендию Локхарта. Это открытый конкурс – принять участие может кто угодно, от сына герцога до таких, как я. Присуждаются три стипендии. И каждая из них означает свободу – свободу изучать медицину! – Он остановился, чтобы перевести дух, а затем ринулся дальше. – Я не говорю, что у меня есть шанс, но я попытаюсь, даже если это убьет меня!

Длинный Том украдкой посмотрел на Дункана из-под рыжеватых бровей – в этом взгляде читалась какая-то потаенная гордость за сына. Затем он наполнил два стакана виски и поднял свой.

– Я предлагаю тост за тебя, сын мой! За Дункана Стирлинга, доктора медицины – лучшего врача королевства через какие-то десять лет. И черт побери тех, кто это отрицает!

Одним залпом он осушил стакан, а затем разбил его о камин.

В этот момент входная дверь с громким стуком отворилась, в теплое помещение ворвался порыв ветра, а следом возникла хозяйка дома. Марта Стирлинг застыла в дверях, бледная и напряженная, с плотно сжатыми губами. Ее пылающие глаза увидели виски на столе.

– Кажется, я вам помешала, – сказала она.

Смущенный Том пробормотал извинения.

– От тебя я могла этого ожидать, – сказала она с упреком, – но тащить своего сына за собой!

– Мама! – Дункан протестующе шагнул вперед. – Поосторожней в выражениях!

– А ты был осторожен в выражениях?

Значит, она все узнала. Целое ужасное мгновение они смотрели друг на друга. Затем ее прорвало:

– Никогда бы не поверила, что это мой сын! После всего, на что я надеялась и о чем молилась! Единственное, что теперь нужно сделать, это пойти к мистеру Овертону и извиниться за свои слова…

– Я не буду извиняться ни за одно из своих слов, – перебил он ее. – Прости, что делаю тебе больно, мама, но я принял решение.

Поняв, что означал его пристальный взгляд, она воскликнула:

– Это та твоя безумная идея стать врачом?

Он кивнул.

Ее охватил приступ гнева и разочарования, почти затмивший все прочие чувства. Она, которая заботилась о благополучии сына, о его будущем, – как она могла смириться с этой его одержимостью?

– В последний раз спрашиваю, ты будешь извиняться перед Комитетом?

– Нет, мама.

– Тогда ты мне больше не сын! – Она уже не сдерживала себя. – Сегодня вечером ты покинешь этот дом. Покинешь и больше не вернешься!

Длинный Том, молча стоявший между женой и сыном, попытался вмешаться, но она безжалостно отмела его попытки что-то возразить.

– Я не шучу! Ты сейчас уйдешь, и это навсегда!

Долгое мгновение Дункан не отрываясь смотрел на нее, а затем тихо сказал:

– Пусть будет по-твоему, мама.

Парализованная горечью и отчаянием, женщина оставалась неподвижной.

Наверху, в своей комнате, Дункан собрал в узел книги и одежду. Когда он спустился, в маленькой прихожей его ждали отец и собака.

Хрипло откашлявшись, Длинный Том пошарил в кармане жилета:

– Я хочу, чтобы ты кое-что взял, сынок. Это не так уж много. У меня нет денег, но, по крайней мере, у меня есть вот что.

Это были часы с цепочкой, которые до него принадлежали его отцу, золотые часы с тяжелой цепочкой из серебра, семейная реликвия, которую берегли годами и никогда не закладывали, несмотря на нужду.

– Нет, – запротестовал Дункан. – Я не могу это взять.

Длинный Том заставил сына принять подарок и, отмахнувшись от слов благодарности, пожал ему руку.

– Прощай, сынок, и удачи.

– До свидания, папа. – Дункан закинул узел на плечо. – До свидания, мама, – крикнул он в сторону кухни.

Ответа не последовало.

От Ливенфорда до Сент-Эндрюса было девяносто миль по дороге, и Дункан за ночь прошел двадцать из них. Около четырех часов утра он опустился на землю, укрывшись в стоге сена. Не сводя глаз с бледной луны, мимо которой бешено неслись рваные облака, он не мог уснуть. В карманах у него было всего несколько монет. Он отбросил свое прошлое; путь назад был для него закрыт. Чем больше он размышлял о случившемся, тем больше видел себя самонадеянным дураком, играющим в кости с судьбой. Но мужество ему не изменило.