У заговорщиков были свои агенты во многих штабах, поэтому им удавалось расставить своих людей всюду, где это им было необходимо.

— Заговорщики были настолько уверены в своей победе, — сказал, заканчивая свою речь, Михаил Николаевич Покровский, — что заготовили даже целый ряд воззваний и приказов. Сейчас я прочту вам некоторые из них.

Он начал читать хвастливый приказ мнимых завоевателей Москвы, и голос его потонул в общем гуле возмущенных возгласов.

Когда Соболев со своими спутниками пришел в Чернышевский переулок, их там уже поджидали Черепанов, Николаев и хмурый Гречаников. У Соболева отлегло от сердца. До последней минуты он не был уверен в Черепанове. Струсит и смоется из Москвы. А то еще и побежит в ЧК, чтобы предательством спасти свою шкуру. Правда, Соболев предусмотрительно поставил возле дома, в котором жил Черепанов, надежного человека, приказав ему, в случае чего, не раздумывая, ликвидировать предателя. Но можно сбежать через черный ход или просто укрыться в любой другой квартире. Словом, не было веры в Черепанова, и только увидев его здесь, в Чернышевском переулке, рядом с Гречаниковым, Соболев успокоился.

— Оставьте свою коробку, я проведу вас ближе к зданию, — сказал Черепанов.

Соболев передал бомбу Барановскому и последовал за Черепановым. Озираясь по сторонам, они подошли к узорчатой металлической ограде, за которой в глубине сада виден был красивый двухэтажный особняк с высокими, по всему фасаду освещенными окнами.

— Где калитка? — спросил Соболев.

— Калитки нет, есть ворота для хозяйственных нужд, — ответил Черепанов. — Но они закрыты, и через них проникнуть в сад нельзя.

— Значит, через ограду… — сказал Соболев, примеряясь к длине ее увенчанных острыми пиками металлических стержней. — Высоковато!

— Напрасно сетуете и огорчаетесь, — заметил Черепанов назидательно. — Только это обстоятельство и создает нам необходимые условия.

— Не понял, — сказал Соболев.

— Если бы ограда была ниже, то здесь бы прогуливались охранники из ЧК.

— Теперь понял.

— Заседание проходит в большом зале. Видите эти четыре? — сказал Черепанов, показывая окна. — Удобнее всего бросать с балкончика. На балкончик вы легко подниметесь по дереву. Отсюда это не так видно, но оно совсем рядом с балконом. Вопросы есть?

— Вопросов нет! — резко ответил Соболев, закипая.

Тля эдакая! Все чужими руками. А если выгоритдело, первый кинется пенки слизывать! Соболева вдруг охватила такая застилающая глаза ярость, что он с трудом удержался, чтобы не взять этого долговязого чистоплюя за горло и не вытрясти из чахлого тела всю его пакостную душонку. И удержало его только то, что тех, которые заседали там, за высокими светлыми окнами, он ненавидел еще больше, потому что они были сильнее.

— Если вопросов нет, я, с вашего позволения, удаляюсь, — сказал Черепанов.

— Подальше в кустики! — не выдержал все же Соболев.

— Всё как условились, — хладнокровно отвел упрек Черепанов. — Я предупреждал: наша партия должна быть вне подозрений. Честь имею.

Эх! Хоть бы врезать раз по постной роже, чтобы мета осталась! Уж так бы врезал! Но нельзя. Союзники вроде. Да и не время. И только плюнул вслед уходящему союзничку.

Соболев распорядился, кому где охранять подходы к переулку, и строго-настрого приказал:

— Чтобы ни одна живая душа не подошла. Хитростью или силой задержать любого. Стойте насмерть!

Барановский, ловкий как обезьяна, быстро перемахнул через ограду, принял у Соболева смертоносную коробку и помог ему перелезть самому. Оставив бомбу в кустах, оба подошли к зданию вплотную. В открытую форточку доносились звуки голосов.

Ни один из заполнивших зал людей лично ему, Петру Соболеву, никогда не причинил никакого вреда. Он даже не был знаком ни с одним из них. Виноваты эти люди были лишь в том, что являлись душою и мозгом партии большевиков, которую он яро ненавидел, ибо именно эта партия возглавила народ в революционной борьбе и тем самым оттеснила партию анархистов с законно ей принадлежащего в революции — в этом Петр Соболев был твердо убежден — первого места. И эту свою вину большевики могли искупить только жизнью…

За несколько последних лет и особенно за несколько последних месяцев Петр Соболев так привык убивать, что даже тень сомнения в своем праве отнять жизнь у всех этих, ему вовсе незнакомых и лично его ничем ве обидевших людей не закралась в его окаменевшую душу. Тревожила его лишь одна мысль: здесь ли все главные… Очень уж хотелось обезглавить ненавистную большевистскую власть одним ударом…

Он еще не знал, что просчитался во времени и что после первого, основного вопроса многие — и в числе их видные деятели партии и государства — покинули заседание. Он утром с жадной дотошностью перечел несколько раз объявление в газете и порадовался, что почти вся головка собралась вместе. А Черепанов, кроме того, заверил, что будет и сам…

И вот теперь наконец-то все они в его, Петра Соболева, власти…

Черепанов все хорошо продумал и правильно подсказал Соболеву. Забраться на балкончик не составляло большого труда. А отсюда хорошо был виден просторный зал заседаний и сидящие в нем люди. Его же никто видеть не мог. Ночь была пасмурная и темная, фонари в саду не горели, электрическую энергию берегли, как хлеб.

Та часть зала, в которой находился стол президиума, не была видна Соболеву и он не мог определить, кто же из «главных» присутствует на заседании. Но теперь он уже и не думал об этом. В зале было много ненавистных ему большевиков, не менее сотни, и добытая с таким трудом взрывчатка не будет потрачена напрасно…