Как и предыдущие книги Франца Таурина — «Ангара» и «Гремящий порог», роман «Путь к себе» посвящен рабочим — строителям сибирских гидростанций.
Главный герой романа, экскаваторщик Алексей Ломов, — необычайно удачливый, способный и беспечный человек. Привыкнув к легкости, с какой ему все дается, и к всеобщим похвалам, Алексей считает, что ему все позволено, мало задумывается над своими поступками и не очень считается с мнением коллектива.
На фоне большой стройки показаны характеры, взаимоотношения людей, тесно связанных со строительством заполярной ГЭС, нелегкая судьба Алексея Ломова — его невольное участие в темных махинациях преступной шайки, тюрьма, стыд перед товарищами после отбытия наказания.
Часть первая
ТО, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ
Глава первая
ЧТО Я НАДЕЛАЛ?..
Она или не поняла истинного смысла вопроса, или сделала вид, что не поняла.
— Все, — подтвердила она. — Все приходили.
— А первый кто?.. — Он произнес эти слова почти беззвучно, так что она скорее угадала их по движениям побледневших губ, нежели услышала. — Первый кто… дорогу проложил?
— Леша! — сказала она с упреком, но все еще очень мягко. — Подумай, что ты говоришь!
В ее округлившихся темно-серых глазах он увидел тревогу.
«Нацелила фары!.. Юлишь! Не виновата, так по роже хлестнула бы…»
И выдавил сквозь зубы:
— Не верти хвостом… — И сорвался на крик: — Первый кто?!.
Она вздрогнула и вытянулась в струнку, словно окаменела. Окаменело и лицо. И уже ни тревоги, ни испуга не было в гневно потемневших глазах.
Такою он ее никогда не видел.
«Что я делаю?..» — промелькнуло у него, но кто-то другой, откуда-то из самых мутных задворков души, выкрикнул, словно выплюнул:
— Забыла?!
Она не успела ничего сказать.
Колыхнулась пестрая занавеска, из детской спаленки за тесовой переборкой неслышно вышел мальчик лет шести в короткой ночной рубашонке, открывавшей исцарапанные худые коленки.
Уставился на отца, щуря глаза от яркого света низко висящей лампочки.
— Толик, иди спи, сынок, — сказала мать напряженно-ровным голосом.
Не оглядываясь, протянула руку, выключила свет.
В окна хлынула белая ночь.
Мальчик вздохнул, послушно вышел.
Мать проводила его глазами, вскинула голову.
— Нет, Алексей! Такое не забывают!..
— Так кто же?.. Может, порадуешь?..
— Первым вспомнил о нас твой лучший друг.
— Кто?!
— Ты, выходит, забыл своих друзей. Толя. Груздев Толя.
Словно крутым кипятком плеснула в душу.
«Груздев… Груздев!.. Ну конечно, Толечка Груздев… Добился своего! В ворота не пустили, по задворкам приполз! Ах, сука, хоть бы постыдилась!.. Хоть бы фары опустила…» Но сам опустил глаза.
Процедил с унылой злобой:
— Значит, так… Покудова муж мерзлоту кайлил… по ночам нары грыз… мужниных дружков привечала… Который же слаще всех?..
— Уходи! — стоном вырвалось у Анфисы. — Уходи!.. Уходи, бесстыжий!
— Убить тебя мало, стерва!
Рванулся к ней и тут же, будто ткнувшись в стену, отпрянул.
— А ну тебя… — Круто повернулся и выбежал, во всю силу шваркнув дверью.
Жалобно звенькнули стекла, и звук этот вывел Анфису из оцепенения.
Злым бабьим голосом крикнула вдогон:
— Барахло свое забери!
И тут же, как переломилась, уронила голову и руки на стол и заплакала горько, беззвучно…
Не видела и не слышала, как тонкостенный стакан медленно покатился по столу, поблескивая золотым ободком, упал и разбился с ломким хрустом…
Алексей ринулся вниз по склону, не разбирая пути, перепрыгивая через пни и рытвины. Пересек пролегавшую по дну распадка плотно укатанную дорогу, не ставшую еще улицей, и все так же безотчетно, как лунатик, побежал в гору. Когда выдохся, перешел на шаг. Цепляясь за шершавые стволы редко растущих хилых березок и лиственниц, за вросшие в землю угловатые камни, остервенело лез все выше и выше…
Очнулся на крутом обрыве берега.
Глубоко внизу, теснимая нависающими кручами, металась и гудела река. В пасмурном свете белой северной ночи вода казалась угольно-черной. И только в сужении, образованном врезавшейся в реку каменной отсыпкой (зародышем будущей плотины), на невидимых волнах плясали пенистые беляки.
Алексей опустился на плоский щербатый камень и долго сидел, вглядываясь в их стремительный перепляс.
И, так же как беляки на черной темени ревущей внизу воды, метались его мысли…
Змея… «Уходи, бесстыжий!..» Других, поди, не так встречаешь?.. Толя… Толечка…
И сразу хлестнуло:
«Толик, иди спи, сынок…» Полный порядок! Отца выгнала, сына спать уложила. Приходи, дружок, будешь мой муженек! Неспроста говорила: «Если сын, Толиком назовем». Раззява! Промолчал… Ух, змея!.. А ведь как обнимала, как миловала…