Март похлопал себя по щекам, до красноты растёр уши. Глубоко, едва не до треска в рёбрах, вдохнул – и в три этапа коротко и резко выбросил воздух через нос, полностью опустошив лёгкие. Вдохнул ещё и растянул выдох (на этот раз через рот), успокаивая заколотившееся сердце. Теперь он чувствовал себя значительно бодрее. И какого ляда он почти заснул на ходу?

Камень за камнем (все одинаковые, неприметные) – с интервалом ровно в один шаг. И тени от камней: пятно за пятном, уменьшаясь в перспективе до точек, они выстроились в ряд, который появлялся из-за небольшой возвышенности и – Март оглянулся – терялся позади, огибая такой же холм. Изогнутая пунктирная линия без начала и конца, из ниоткуда в никуда…

«Прямо-таки схема моего жизненного пути: один серый и незначительный, навроде точки, день за другим, таким же блёклым и невзрачным, ничем не отличающимся от остальных. Нудное, бесконечное многоточие без цели, смысла и даже определённого направления. Как муха наследила… Но я-то – не муха! Не муха… однако что бы ни пытался предпринять – как пошёл этот пунктир от самого рождения, так и продолжается до сей поры! И так же будет он тянуться, пока смерть не решит, которая из точек станет последней…»

Захотелось опуститься на землю и не вставать больше никогда. А куда идти-то, в самом деле? Что впереди, что позади – всё та же монотонная череда крупиц не-света и не-тьмы…

«Чья жизнь – тень, тот и сам – тень… Так почему бы не остановиться и не поставить финальную точку прямо сейчас? Всего-то: свернуться калачиком и замереть под одним из обломков этого унылого мира, навсегда слившись с его тенью…»

Тени, тени… Будто тончайшую чёрную кисею проволокли по земле, и обрывки её, уцепившись за камни, теперь надёжно оберегали сгустки сумерек от солнечного света – Март напряжённо всматривался в каждый.

«Отсутствие света – отсутствие движения, страстей и тревог», – пришло на ум.

Да, самое место для такого, как он…

«…Этот мир – лишь тень, отброшенная иным, настоящим миром – действительно реальным, живым, освещённым и согретым любовью Создателя… Этот мир – тень. И сам ты – одна из теней…» – кто говорил это Марту? Не вспомнить.

«…Этот мир лишён любви Создателя! Разве ты не видишь сам?..» – обрывки фраз, как обрывки сна…

«…Доказательства? В твоей жизни… нет любви, Максуд! Какие ещё доказательства тебе нужны?..»

Максуд? Почему в его сне имя неизвестного пастуха?.. А его ли, Марта, это сон?

«Какой, к чёрту, сон?!»

Март очнулся – и с недоумением обнаружил, что уже не идёт, а стоит на коленях и пялится в тень от очередного камня. Сам не заметил, когда опустился на землю! Что за дурацкое наваждение – опять! Март уселся и помотал головой, словно и к нему, к его сознанию, прилип обрывок призрачной теневой кисеи, и хмыкнул: с чего бы это он так раскис? Возможно, источником приступов сна на ходу и всепоглощающей апатии явилась накопившаяся усталость… А может…

«Нить лже-Ариадны! Вот чертовщина! Не это ли имел в виду Магуш, когда предупреждал не смотреть под ноги?!»

Марта даже передёрнуло при этой мысли, и он, почувствовав омерзение, поспешно встал и отступил от вереницы камней, будто там, под каждым клоком сумеречной вуали, затаилось по ядовитому насекомому.

«А загадочка-то попалась с характером: не отпускает, вцепилась клещом, зараза… Видимо, одна из тех, что человек либо разгадает, либо будет заморочен ею до смерти. Да-да, именно так: или ты её, или она тебя… „Или”? „Или”?!»

И Марта затрясло. Скрипнули зубы – челюсти сжались так, что вот-вот сведёт скулы. Горячая волна гнева родилась в груди, обожгла мышцы, огнём затопила сознание.

«Да пропади пропадом все эти тайны! Пусть хоть под каждым куском пересохшего дерьма здесь скрывается их по дюжине! Да пусть хоть вся эта домовина с камнями лопается от загадок – здесь им и место! Пусть развлекают до смерти кого-нибудь другого! Надоело! Самое время вместо очередной долбаной точки поставить восклицательный знак! Всё! Хватит!»

– Я! Иду! Домой! – во всё горло рявкнул Март, обращаясь к камням, теням и ко всей осточертевшей пустыне разом.

Он со злостью отфутболил попавшийся под ногу обломок породы и, уже ни на миг не отрывая глаз от ориентира, который опять оказался в стороне, решительно пересёк размеченную пятнами теней дорожку…

Окончательно сползли к подножию небесного купола и улеглись вдоль горизонта алеющие лохмотья – брошенное на острых скалах горного хребта вконец износившееся облачение изгнанного «светоносного монарха». Сам же бывший владыка, нагой и пунцовый, обречённо сходил к краю некогда всецело принадлежавшего ему царства.